Sinnerman

Бывший ментор, задыхаясь от бессилия, резко проснулся, ощущая, что буря закончилась. Около четырех часов сна за второе сутки были совершенно бесполезными. Его разбудила тишина, но в ушах словно продолжал шуметь песок. Хеймитч слегка приподнялся на локте, и заметил, что она не спит. Эффи лежала на спине, недвижно уставившись в потолок.

– Что-то случилось?
– вяло пробормотал он.

Она не ответила.

– Эй, Тринкет…

Она медленно перевела взгляд.

– Ничего, - сказала она.
– Спи.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все так же.

Еще мгновение он лежал, внимательно вглядываясь в ее лицо.

– Ладно, - сказал он, поворачиваясь на другой бок, и закрыл глаза.

– Прости, - глухо отозвалось от стен, и её рука коснулась его плеча, и он невольно вспомнил свою, ту самую, до чёртиков раздражающую Капитолийку, с огромными париками и нелепыми костюмами. Он зажмурился, прогоняя неожиданно вспыхнувшее чувство, которое когда-то называли желанием, и холодно ответил:

– Постарайся заснуть.

На следующее утро она заговорила первая. Тихо, словно боялась чего-то; она стояла в противоположном конце коморки, словно между ней и Эбернети была гигантская пропасть.

– Они собираются найти выживших из Дистриктов и перевести их сюда. В безопасность.

– Правда?
– хмыкнул мужчина и подошел к Эффи почти вплотную.
– Кто они?

– Китнисс, Плутарх, Пит, - она опустила глаза и выдохнула: - я.

– Ты не едешь. Это слишком опасно. Мы сто раз говорили об этом.

– Да, - безжизненно ответила она.

– Китнисс и Пит прошли через многое. Они смогут защититься. Плутарха мне не жалко. Думаю, он и среди безумцев найдёт союзников. Но ты… - он сел в кресло, и уставился на Эффи, с победным выражением лица.
– Ты ничего не изменишь, если поедешь с ними. Если с тобой что-нибудь случиться…

– А что измениться, если я останусь? Что если я сейчас умру? Прямо здесь, на твоих руках - от скуки? Назови мне причину, хоть одну, из-за которой я должна радоваться? Почему я должна продолжать существовать?

– Мы остались в живых, - прорычал он сидящей напротив жене.

– В живых?

– Да.

– О господи, да что ты несешь! Какие живые? Это не жизнь! Мы заключенные. Я так больше не могу.

– Прошу тебя.

– Мне все равно. Все равно, слышишь?

– Эффи!

– Хватит говорить мне, что это закончится! Господи, почему я согласилась на это? Какая я была дура!

– Мы с тобой ведь тысячу раз обсуждали.

– Ты пытаешься нас спасти, да? Больше не могу. Сначала даже не хотела тебе говорить. Так было бы лучше. Говоришь, что жизнь за нас отдашь, а какая от этого польза? Сначала Тринадцатый, теперь это!

– Прекрати, - устало выдохнул мужчина.

– Нет. Ты предпочитаешь ждать. А я не могу. Не могу.

Она опустилась вниз по стене, прижимая колени к груди, сжавшись в комочек, её руки бессильно опустились по бокам.

– Я тебя не отпущу и никогда не оставлю, - он опустился на колени рядом с ней.

– А мне все равно. Все бессмысленно. Если хочешь, можешь считать меня тупой сукой Капитолийкой, разбалованной куклой.

– Эффи, не делай этого.

– Нет, я не останусь. Не могу. Прости.

– Я не справлюсь один, - тихо шепнул он; Эффи всхлипнула, они сидели молча - она, потупив взгляд, а он, прожигая в ней дыры.

– Я не вижу больше снов. Я перестала улыбаться. Ты все настаиваешь, что надо бороться. Но мне больше не за что бороться. Во мне все умерло в ту ночь, когда мы попали сюда. Это мой последний шанс… твой шанс доказать мне, что можно исправить хоть что-то.

Он ничего не ответил.

– Видишь, тебе нечего возразить.

– Ты всё решила сама.

– Мне пора.
– она встала, наклоняясь, целуя его губы, пытаясь запечатлеть в этом поцелуе всю нежность и тоску, а затем ушла. Она была права. Без сомнения, Эффи Тринкет - цветок, вянущий под колпаком, нуждающийся в свободе.

Через час колонна машин отправилась на спасательную операцию. Хеймитч успел попрощаться со своими детками, стараясь дать им как можно больше советов, напутствий и самое главное правило - не дать Тринкет погибнуть. Пит улыбался, возражая на необычную заботу со стороны бывшего ментора мол “мы быстро справимся, одна нога здесь, другая уже “дома””. Китнисс молча обнимала Эбернети. Что-то внутри мужчины подсказывало, о том, какой ужасной ошибкой была эта поездка, но исправить её он был не в силах.

***

– Господин президент, мы заметили песчаную бурю, - быстро отчеканил парень.

– Да-да, меня ещё вчера предупредили. Переждём в бункере, всё, как всегда. Она же мимо пройдёт, не так ли?

– Нет, сэр, - тихо отозвался тот, переводя взгляд на рядом стоящего Эбернети.
– Датчики работали не верно. Буря идёт не с юга. А с севера.

Хеймитч напрягся всем телом, крепко сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

– Колонна попадёт в её самое пекло.

========== Часть 4 ==========

“В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение.

Боящийся несовершен в любви.”

из Библии

Через две недели. Капитолий.

За много миль от правительственного здания промозглый туман, липнувший к окнам премьер-министра, клубился над грязной речкой, вьющейся между заросшими, замусоренными берегами. Поблизости возвышалась громадная дымовая труба заброшенной фабрики, темная и зловещая. Здесь не было никаких звуков, лишь чуть слышно журчала темная вода, и никаких признаков жизни, только потрепанная радиацией женщина рыскала по берегу в надежде отыскать среди высокой травы остатки чего-то более-менее съедобного.

Хеймитч, бегая по комнатке, в который раз проверяя всё ли в порядке. Затем быстро выбежал наружу, напрочь забывая про маску и всякие защитные приспособления.

Масло, вода, жидкость в аккумуляторе, провизия, оружие, машина, её составляющие - всё было продумано до мельчайших деталей. Почти всегда это было так, поскольку машина была особым предметом его внимания. Случись так, что она сломается далеко от “дома”, и он не сможет вернуться обратно. Впрочем, (пускай о своём возвращении он думал в последнюю очередь) если бы это случилось - несомненно одно: это был бы конец.