Синтез

— Не хочу отпускать тебя, — шептала Жанна.

Максим затушил сигарету в пепельнице и повернулся.

— Я не хочу оставлять тебя, — произнес он, — особенно сейчас, когда ты направляешься в замок Дракона.

— Ты в это всё-таки веришь?

— Нет, не верю.

— Значит, ты шутишь.

— Шучу и не хочу тебя отпускать.

Жанна тихо рассмеялась.

— Я никогда не отличался способностью что-либо предчувствовать, но сейчас что-то говорит мне о том, что…

— Что? — осторожно спросила Жанна

— Что всё как-то неудачно складывается и ведёт к чему-то нехорошему.

— Ты это серьезно, Максим?

— Честное слово, не знаю, но почему-то мне так кажется.

— И это связано именно со мной?

— И с тобой тоже. Хотя, чушь, конечно. На мгновенье показалось. Возможно, действительно, я просто не хочу с тобой расставаться.

— Но?

— Но, надо.

— Какой ты вредный мальчишка! — Жанна набросилась на Максима с одеялом, и они вместе, закутавшись в его складках, повалились на кровать.

По возвращении в мотель Максим долго не мог лечь спать. Часы показывали три ночи, а он, дабы не мучить подушку, переворачиваясь с бока на бок, стоял у окна и курил одну сигарету за одной. Делал он это машинально, поскольку мысли были удалены на такое расстояние от его номера и от него самого, что встань сейчас кто-нибудь в упор перед ним, он бы не заметил. Будоражило его сознание, и без того обеспокоенное тем, что его хозяин решил провести в нём определенные корректировки, тот факт, что фактов, необходимых для разрешения текущей ситуации крайне не хватало. Выхода из лабиринта существующих фактов не было, поскольку сам лабиринт построить никак не удавалось в силу разрозненности и видимой несовместимости фактов. Ни один, самый изощренный домысел, не давал ни малейшей надежды на свою пользу. Максим никогда не считал себя обделенным аналитическими способностями, но, подчас, их реализации препятствовала его неуемная фантазия, приводящая логическое заключение из массива имеющихся алгоритмов к авантюрному решению. В настоящей ситуации, и без того излучающей сноп авантюрных ходов, нужно было поступать исключительно трезво. Или, и к этому Максима толкала тупиковая модель односторонней борьбы с неясными обстоятельствами, приходилось рассчитывать на относительно неожиданный выстрел откуда-то сбоку, поскольку предпосылок для такого развития событий у Максима было не то, чтобы достаточно, но, они были. Опасения и неуверенность в данном случае обуславливалось простым нетерпением. Так повелось, что он никак не мог побороть в себе тягостное чувство ожидания в те моменты, когда будущее, не зависимо от его удаленности от настоящего, было не определено. Чего бы это не касалось. Усовершенствовать себя настолько, что неуверенность в грядущих событиях навсегда потеряла бы дорогу в чертоги разума, означало бы достигнуть вершины внутренней силы и несгибаемости воли. Трезво оценивая свои силы, Максим знал, что его характеру далеко да такого совершенства. Тем не менее, уверенность в том, что обрести надлежащую уверенность он способен, твердо закрепилось в нём.

— А сколько отсюда до западного замка? — спросил Максим Купера, когда они, сдав номера, спускались к выходу из мотеля.

— Так бы и спросил, сколько отсюда до Черного замка Дракона. Точно не знаю, дня два пути. Мы сейчас, если спуститься на юг к морю, были бы где-то между двумя Центрами.

— Два и два. Море. Минимум четыре дня вдоль берега. Это не море…

— Ты не заговаривайся, — прервал Джон, — тебе захотелось к Дракону? Сядем на хвост Карлу. Может он не заметит. Что ты хочешь?

— Просто поинтересовался.

— Ну да, конечно. — Выйдя из мотеля, Джон глубоко вдохнул в себя свежий утренний воздух. — Ты чувствуешь, как пахнет осенью? Её ещё не видно ни по листве, ни по небу, но я её уже ощущаю. Год вступил в пору увядания. Красиво стареть может только природа. Состариться и умереть с тем, чтобы возродиться вновь. Лучше всего это наблюдать там, — сказал Джон, указывая рукой на север, — за тысячу километров отсюда. Летний зной там скроется за продолжительными дождями, на смену которым придет снег и мороз, который в свою очередь сдаст свои позиции весне, и всё пойдет сначала. У нас в Центре нет такого контраста. А южнее, за морем и подавно — вечное лето.

— Ты романтик? Не вяжется со стилем твоей группы, — заметил Максим.

— Если мне предстоит состариться, я буду писать блюз и стану выступать перед публикой, не поднимая своего зада с мягкого стула.

— Ты говоришь так, словно уже устал жить.

— Бунтарь, остающийся жить долгие годы после начала своего бунта либо сдает свои позиции, и конец его будет жалок и скучен, либо его бунт был не столь искренен, как он сам того желал бы.

— Это всего лишь предположение.

— Это жизнь, — грустно произнес Джон.

— Жизнью управляешь ты, — уверенно заявил Максим. — Пойдём, перекусим перед дорогой.

Несмотря на короткий сон, Максим не чувствовал усталости. Он находился в состоянии легкого возбуждения, он был настроен на действия, действия на поиск, поиск на цель.

— Ты готов? — весело спросил он Джона после завтрака.

— Знаешь, — проговорил Купер, — возможно, то, что мы затеяли, во что влипли, как и то, к чему это может в дальнейшем привести, не даст мне больше повода к размышлениям о…

Купер запнулся, не зная, как продолжить.

— О блюзе, — помог ему Максим.

— Да, и о блюзе, — рассмеялся Джон.

— Я тебе всё равно не поверил. Утро хоть и мудренее, но лично меня по утрам редко посещают оптимистично поставленные мысли. Это, возможно, натура такая.

— У нас?

— Да, у нас.

— Но не сегодня.

— То есть?

— Сейчас ты настроен решительно.

— Я долго готовился, — Максим улыбнулся. — Ну, погнали.

Мотор зарычал, и автомобиль, выпустив из-под колес прощальный клубок пыли, понёсся на восток.

— Если Ветреный крупное поселение, то какие же округа считаются малонаселенными? — спросил Максим, как только они выехали за черту городка.

— Ты имеешь в виду города и деревни? Что ты пытаешься объясняться официальными терминами? Неудобно.

— Но и неправильно.

— Макс, экскурс в историю. Короткий. Когда-то давно, давным-давно, Ветреный, если бы он тогда был, ты с полным правом назвал бы городом, и это было бы официально. Более того, он мог бы находиться на территории государства, отличного от государства, на территории которого находится Центр, и один и второй. Но времена меняются. Стерты все границы между государствами — их нет, есть одно государство — Город, стерты различия между нациями, есть одна нация — граждане Города. Я тебе честно скажу, что такое нация я толком не знаю, могу предположить, что я, Акира и Белоснежка разных наций, но это мне кажется нелепым. Стерты границы между религиями — есть одна религия — есть Бог и всё. Я атеист, и, в принципе, это мне, вообще, абсолютно по боку. Я это специально изучил недавно, чтоб говорить с тобой на одном языке. О государствах, религиях, нациях никто не помнит и, в большинстве своем, и не знают. Это незачем. Так поставлено. А округа называть городами просто удобно.

— Никак не доберусь до вашей истории.

— Да не надо засорять себе мозг. Всё, что нужно, ты со временем узнаешь, или привыкнешь. А то привыкнуть, я смотрю, у тебя никак не получается. Ты и географию не знаешь, если говоришь такие вещи о Ветреном. Ветреный совсем не большой город. Так, городок, городишко. Вообще, Город разбит на огромное количество округов, называй их, как хочешь, хотя есть города с населением до миллиона, все остальные, близлежащие — это округа подчинения. В общем, всё просто. На юге не одно море. Там острова, которые также называются округами, там есть такие острова, что делятся на несколько округов. И так далее и тому подобное.

— А зачем вам армия, если вы один Город. С кем вы воюете?

— Максим Волков, вы очень наивны. Простите, даже смешно. Не думаешь ли ты, что цивилизация, стерев границы между государствами, религиями и нациями, избавилось от всех остальных особенностей, присущих существу под названием человек. Под особенностями я подразумеваю не только пороки, но и, например, — и это только один пример, — банальное стремление к власти и богатству. Берём округ, то есть городок, с населением тысяч в двести-триста, находится он в двух днях пути от Центра, не так ещё далеко, но уже и не близко. Вспомни недавнюю историю с наркотиками. А теперь перенеси её в этот городишко. Если там не обнаружат то бешеное количество, о котором нам вещали из ящиков, если там не замечены такие политические фигуры, если из всего происходящего не сделать ту утку, что нам показали, то за пределы местной полиции и аналогичных добрых ведомств, это не уйдет. Ну, может, ещё местное телевидение покажет. А теперь представь, какие это деньги, риски, организация и прочие проблемы. В таких делах замешаны банды, количество членов которых, если они соберутся вместе, может превысить количество сотрудников местной полиции. И все они вооружены. И это только один городишко, без связи с другими такими же, находящимися в радиусе разумной доступности от него, чего, само собой, быть не может. И, сам понимаешь, кроме наркотиков есть ещё много чего интересного. Какой бы контроль не существовал в принципе, на местном уровне, в зависимости от удаленности от Центра, сильны органы самоуправления, в самом прямом смысле «само», как официальные, так и нет, как взаимосвязанные, так и конкурирующие. Разумеется, это остается вне ведения Центра, поскольку местным это не нужно, ведь замазаны все. А произойди прокол, по любому случайному пустяку, и выйди всё наружу то, в зависимости от масштаба бедствия, можно и армию подключить. Неужели, у вас такого нет? Наркотики, говоришь. Целые войны порой случаются. И, повторяю, представь что-нибудь ещё кроме наркотиков. Запали мы что-то на них. И не спрашивай, откуда я это всё знаю. У нас бы не было такого количества тюрем и лагерей, если бы все люди довольствовались тем, что у них есть… И там, откуда ты, разве не так?