Синтез

— Ты что? — шёпотом спросила Рита, вплотную подойдя к Максиму.

Максим выронил рюкзак и замер. В тот же момент он обхватил обеими руками голову Маргариты и впился в её губы…

Вышедшие звезды заплясали.

Маргарита не сопротивлялась. Напротив, крепко обняла Максима и полностью отдалась поцелую. Не отрываясь от губ, Максим пытался обнять её всю. Рита перебирала пальцами волосы на голове Максима. На мгновение, оторвавшись друг от друга, они снова слились в едином жаре, полыхавшем в их крови.

Время остановилось.

Время замерло.

Наконец, тяжело дыша, они отпустили друг друга.

— Максим…

— Маргарита…

Максим зашёл за спину Риты и обнял её.

— Я не мог совладать с собой.

— Ну что, посмотрим, что за дом? — тяжело дыша, проговорила Рита.

— Идем. Кстати, ты знаешь, что сегодня четвертое октября?

— Да, а что?

— А это значит, что вчера было третье октября, день рождения Сергея Есенина?

— Ты это помнишь?

— Ну, целуй меня! — воскликнул Максим, и эхо разлетелось по горам.

Ну, целуй меня, целуй,

Хоть до крови, хоть до боли.

Не в ладу с холодной волей

Кипяток сердечных струй.

……………………………..

Увядающая сила!

Умирать — так умирать!

До кончины губы милой

Я хотел бы целовать.

Чтоб всё время в синих дремах,

Не стыдясь и не тая,

В нежном шелесте черёмух

Раздавалось: «Я твоя».

И чтоб свет над полной кружкой

Легкой пеной не погас –

Пей и пой, моя подружка:

На земле живут лишь раз!

Рита подбежала к Максиму и поцеловала его в щеку.

— Ещё? — потребовала она.

До домика оставалось совсем немного.

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить…

Рита хлопала в ладоши.

— Ещё!

— У нас вся ночь впереди.

К этому моменту они подошли к домику.

— Да это же сеновал! — воскликнула Рита, — настоящий сеновал.

— Я никогда не видел сеновалов, только в кино.

— Он заброшенный, судя по виду. Но крепкий.

— И выбирать место для ночевки не нужно.

— Правда, половины крыши нет.

— Небо говорит, что дождя не будет.

Рита улыбнулась.

— Пойдем, осмотримся.

Осматривать особенно было нечего. Два этажа. Бревна крепкие. Можно было заночевать на втором этаже. Большое окно на втором этаже выходило прямо к реке. Сам сеновал был развернут немного на запад, поэтому было видно, как садится солнце. Его лучи гладили верхушки сосен и вершины гор, играли зайчиками в реке и поливали алой краской траву.

— Какая красота, — прошептала Рита.

Поужинав на первом этаже, как решили они его назвать, Максим с Ритой поднялись на второй. Солнце ещё не село, Рита ждала от Максима еще стихов.

Они встали, обнявшись перед окном, и любовались закатом.

— Мне кажется, такой красоты я никогда не видела.

— Природа самое красивое, что может быть. И мы, как дети природы, особенно некоторые из нас, стоящие рядом.

Рита чмокнула Максима. Она положила голову ему на плечо.

— Луна вышла, — прошептала Маргарита.

Руки милой — пара лебедей –

В золоте волос моих ныряют.

Все на этом свете из людей

Песнь любви поют и повторяют…

Максим читал стихи всем своим существом, словно жил ими, словно это и на самом деле была его жизнь. Близость Риты вдохновляла его. Он становился одержим и читал всё с большим жаром.

Солнце почти зашло. Звезды высыпали на небо и замерли.

В какой-то момент Максим почувствовал, как кровь в его жилах мгновенно застучала с такой силой, что он испугался, что оглохнет, сердце последовало тем же путем. Дыхание сперло, а в конечностях почувствовалась приятная дрожь. Он медленно повернулся к Маргарите. Та, почувствовав это, развернулась к нему сама и первой охватила его голову, снова зарывшись пальцами в его волосах. Максим неистово обхватил Риту руками, также пытаясь захватить её всю. Поцелуй длился вечность. Они не могли остановиться.

Звезды молчали.

Максиму было мало. Он начал целовать её глаза, её лицо, шею. Он не мог остановиться. Рита лишь вскинула голову вверх и копошилась в волосах Максима.

Звезды молчали.

Наткнувшись на застежку на спине Риты, Максим расстегнул три крючка на платье и спустил его так, чтобы можно было целовать плечи. Ещё крючок и платье медленно упало на пол. Теперь Максим мог целовать Маргариту целиком.

Он медленно опускался на колени, увлекая за собой Риту. Та не сопротивлялась, а принялась стягивать с той же неистовостью с Максима сначала майку, потом и всю одежду.

Вскоре они лежали на одеяле под окном полностью обнаженные и покрывали друг друга поцелуями. Слышалось только тяжелое обоюдное дыхание и шелест соприкасающихся тел.

Максим оказался над Ритой. Их взгляды встретились. Это были взгляды диких животных, готовых выпить кровь друг друга. Их губы снова слились. Во время продолжительного поцелуя Рита вздрогнула и издала тихий стон.

Звезды принялись плясать, кружась над сеновалом.

Проникнув в ворота, Максим заплясал вместе со звездами. С каждым проникновением Рита издавала стоны, каждый последующий из которых был громче предыдущего.

Воздух дрожал. Трава вокруг сеновала закрутила спирали. Птицы из ближайшего леса беззвучно взлетели и закружились над полем. Сеновал полыхал невидимым огнем.

Тела переплелись так, что представляли единое целое, извивающееся и двигающееся в такт усиливающихся стонов. Лунный свет оставлял на едином теле соблазнительные блики и растворялся в каждой капле пота.

Стоны усилились до неимоверной силы. Звезды плясали, летая кругом, то вверх, то возвращаясь к самой земле, избегая столкновений. Звезды на мгновение остановились, взлетели ввысь и замерли.

По всей округе разлетелся растворяющийся в страсти крик Маргариты.

Светила луна.

Рита с Максимом ещё долго лежали, крепко обнявшись, поглаживая друг друга и переплетя языки за спаянными ртами.

Звезды плясали.

Наконец они разомкнули цепи и легли рядом. Они лежали молча. Они были в другом измерении.

— Плывет земля, — наконец прошептал Максим.

— Что? — бесконечно нежным голосом спросила Рита.

— У Хемингуэя в «По ком звонит колокол», кажется, было такое выражение. Мне так хорошо, когда я делаю это, что вокруг плывет земля. Как-то так.