Сирийский рубеж 3

— Так надо. Или не надо? — вопросительно посмотрел на меня Батыров.

— Ты начальник. Решения принимаешь тоже ты. А вот кричать не стоит. Тем более что у всех яйца вспрели в помещении, пока ты думаешь. Нам реально из палатки пару минут бежать. Афган не помнишь, как мы палатку экипажа ПСС поставили рядом со стоянкой?

— Да. Было такое.

— Я тебя учить не собираюсь, как с личным составом разговаривать. Но не забывай, что ты — Герой Советского Союза. И на тебя все смотрят. А Олег Игоревич, между прочим…

— Знаю кто он. Таких как он мало.

— На них армия и страна держится, — сказал я и похлопал по-дружески Димона по плечу.

Батыров закончил курить, вновь достал сигарету и протянул мне.

— Зачем? — спросил я.

— Ты ж просил сигарету?

— Я не курю, Сергеевич. Оставь себе, тебе ещё много нервничать придётся, — улыбнулся я.

Мы вернулись на командный пункт. Батыров первым делом отпустил нас в палатку, но попросил остаться меня и Тобольского.

— Я должен сказать честно, Ка-50 не хотят пускать в бой. Слишком он дорогой.

Олег Игоревич зацокал, а я положил автомат на стол с картой. Ничего удивительного в такой постановке задачи от высокого командования нет.

— Сливают «камовский» проект? — спросил Тобольский.

— Да. Ваши доводы по двухместной соосной машине никому не интересны. Так что, боюсь Сирия — лебединая песня «акулы»…

В этот момент зазвонил телефон, и Димон метнулся к нему.

— Батыров. Да, товарищ генерал! Уже взлетели… — продолжал Дмитрий докладывать.

Тобольский пожал плечами.

— Впрочем, я это и предполагал. При столь хорошем Ми-28 зачем нужен ещё один боевой вертолёт, — сказал Олег Игоревич.

— Нужен. Его не просто так задумывали. Он ещё сыграет свою…

Я не договорил. Внимание привлёк напряжённый радиообмен со стороны наших лётчиков.

— Понял, понял, понял. Ухожу, — быстро затараторил кто-то в эфир.

— Запретили вам работу! Запретил! Запретил! — звучал звонкий голос оператора Як-44.

Я подошёл ближе, начиная настраиваться на каждое сказанное в эфир слово.

— Уходи! Отстрел, 103-й! Отстрел, 103-й!

— Тяну, тяну!

— 612-й, наблюдаю цель. Выход из зоны. Высокое, режим «Догон». Дальность 30, — начал наведение оператор.

Рядом со мной встал Тобольский. Разговоры на КП вновь затихли. Батыров бросил в сторону трубку и вышел из-за стола.

— 103-й, манёвр!

— Да ухожу, твою ж мать!

Секундная пауза, которая будто растянулась на несколько минут. И в эфире полная тишина.

— 103-й, 103-й! — вновь громко закричал кто-то в эфире.

Ещё одна пауза, которая должна была вот-вот закончиться. В комнате все молчали, а у меня вновь дрянное чувство дежавю.

— Борт 12103, пожар левого двигателя! Пожар правого двигателя! — начала работать РИта, возвестившая о том, что наш самолёт сбит.

— Катапультируйся, 103-й! — опять закричал тот же самый лётчик.

Дальше была самая настоящая «свалка» в эфире. Оператор одновременно и наводил самолёты, и уточнял что со сбитым экипажем. Только через пару минут прозвучал доклад о двух куполах в воздухе.

Но это ещё только начало.

— Тарелочка, 105-му. Они к границе уходят. У нас есть кто-нибудь там?

— 105-й, вас понял, к границе. Будем разбираться.

— Там как бы не наша уже… зона, — задумчиво произнёс в эфир 105-й.

Я повернулся к Батырову, который уже звонил командованию. Мне и каждому в комнате было ясно, что мы ближе всех к зоне боевых действий. И других свободных вертолётов в этом районе сейчас нет.

Время шло, а никаких команд не поступало. С момента катапультирования уже прошло порядка пятнадцати минут. Тут Батырову вновь позвонили.

— Да. Да это район… Конечно, понимаю. И что вы хотите? Нет, у Ми-28 не хватит топлива и они слишком уже далеко. Товарищ генерал, я… — прервался Дима и посмотрел на меня и Тобольского.

Батыров опустил трубку, но пока не вешал её.

— Сказали ждать Ми-28. Передавать им координаты, — тихо сказал Дмитрий.

— У нас в готовности два Ка-50 и Ми-8. Возьмём группу эвакуации. В чём проблема? — спросил я.

— В том, что Ка-50 нельзя использовать.

Я выдохнул, повесил автомат на плечо и надел шлем.

— Тогда на хрен он такой нужен?! — сказал и пошёл к выходу.

Следом за мной заспешил и Тобольский. Выходя из комнаты, я услышал, как хлопнула по столу телефонная трубка и послышались быстрые шаги.

— С вами полечу, — обогнал меня Батыров, быстро надевая разгрузку.

Не самое лучшее решение с его стороны. Он не так много летал последние годы. Видимо, штабная работа начинает надоедать Батырову с самого начала.

— Сбили Су-24. Два члена экипажа и местонахождение точно неизвестно есть район поиска. Будем искать.

— Кто экипаж? — спросил я.

Батыров помотал головой и остановился на секунду.

— Сбили экипаж полковника Мулина.

Вот так новость! Такому человеку, как заместитель командира корпуса попадать в плен нельзя никак. Тут есть опасения за важные сведения в случае допросов и пыток. А они точно будут!

Я быстро прыгнул в Ка-50 и начал запускаться. В наушниках продолжались плотные разговоры. Особенно спрашивали, что там с катапультировавшимися. Никто к земле не снижался, поскольку в приграничном районе это весьма опасно. У противника есть комплексы ПЗРК и различные зенитные установки.

Запуск произвёл. Все системы в работе. Вертолёт слегка покачивается, готовясь к взлёту.

— Внимание, 201-й, паре взлёт. Я за вами, — дал команду Батыров.

— Понял, 202-й, внимание! Отрыв! — сказал в эфир Тобольский.

Медленно я поднял рычаг шаг-газ. Ка-50 начал аккуратно отрываться от запылённой площадки, поднимая пылевую завесу. Продолжаю тянуть рычаг, чтобы взлететь чуть выше пыльного облака.

— Разгон, паашли! — скомандовал Тобольский, и я отклонил ручку управления от себя.