Система и личность
Шрифт:
2) проблема роста преступности, прежде всего в сильных, граждански развитых странах. Все инициативы, все усилия, направленные на предупреждение и ликвидацию какого бы то ни было вида преступности, не только не привели к желаемому результату, не только повлекли за собой огромные издержки для общества – материальные, финансовые или человеческие, но и вызвали рост ее уровня.
В этой ситуации наши социальные учреждения должны признать свою неспособность к эффективной стратегии практического вмешательства.
Эта картина, характерная для всех стран мира, предполагает некоторую раздвоенность. С одной стороны, существует бюрократия учреждений, которые работают сами на себя; они не способны войти в контакт с реальностью и предложить действенное решение возникающих ситуаций. С другой стороны, существует известная форма неспособности и неопытности, не позволяющая уловить внутренние движущие причины того, что мы считаем преступностью.
Именно этот аспект я хотел бы вкратце проанализировать, чтобы дать первые практические
Для решения мировых проблем, поднимаемых ООН, необходимо отказаться от профилактики, расследований и судебно-полицейских преследований, например, путем увеличения численности полицейских или внедрения их в преступные группировки, которые затем начинают действовать еще активнее, не нужно также усиливать хронический или ситуативный ассистенциализм государства. Во всем нашем способе понимания проблемы мы слишком привыкли настаивать на неполноценности массы, растущего числа социально слабых; слишком распространена эта пауперистская [102] психология, в обществе чрезмерно вырос удельный вес разного рода инвалидов. Это значит, что мы сверх всякой меры акцентируем внимание на нуждах больных, чтобы обеспечить рабочие места такому множеству чиновников и при этом размыть границы институциональной ответственности.
102
Нищенская. Прим. пер.
В некоторых странах чиновников социальной и подобной ей сферы, обязанных решать проблемы безработицы, даже больше, чем самих безработных; численность институционального персонала превышает количество наркоманов или детей, которых он должен спасать. Обратите внимание на эту невероятную диспропорцию финансовых ресурсов и работников, каждый из которых постоянно ищет, кого бы полечить или перевести через дорогу. Мы сами содействуем непрерывному увеличению денежных средств, инвестируемых в укрепление бюрократического аппарата и органов полиции. Все это только облегчает жизнь разума преступного мира: чем масштабнее вмешательство, производимое нашей институциональной бюрократией, тем больше возможностей для хитрой изворотливости разума преступного мира, то есть мы сами создаем почву для его процветания.
Я видел так много детей, которые решались подвергнуть себя опасности, потому что стать жертвой означало для них обрести важность, привлечь к себе внимание газет и навредить кому-то из сильных мира сего. Их отличала чуть ли не потребность в этом бедствии. Например, те из них, которые впоследствии утверждали, что якобы оказались в рабстве, уже вначале понимали всю греховность своих деяний в религиозном смысле (католическом или иудейском, мусульманском, протестантском или буддистском), совершая сознательный выбор – идти по этому пути, чтобы без труда заработать деньги, чтобы уйти из этой семьи, от такого отца и т. п. Я каждый раз наблюдал добровольную склонность к преступности у этих детей, которых впоследствии все считали объектами насилия неких личностей, нарушающих закон. Говоря языком психологии, когда значительная личность позволяет вовлечь себя в преступную объективность маленького слабого человека, она существенным образом криминализует собственную как личную, так и социальную власть.
Деньги, инвестируемые в бюрократический аппарат органов полиции, обогащают, по существу, фонды всякого рода псевдолегальных деяний. В ходе множества операций по борьбе с преступностью, на проведение которых выделяются значительные средства, всегда появляются люди, изображающие бурную деятельность, которые в действительности воруют эти деньги, стремясь при этом удержаться в среде бюрократии, дабы эффективно удовлетворять собственные мелочные интересы.
Другое следствие этих панических настроений и этих законов состоит в том, что среда социально слабых представляет собой питательную почву для импровизированных переворотов, террористических актов, а также служит каналом для распространения насилия, наркотиков, информации, отражающей интересы какого-нибудь преступника. Группа этих лиц, нуждающихся в спасении, создает общество ловких и мелочных манипуляторов, крепнущих и процветающих на фоне славных успехов бюрократического аппарата.
Последним следствием становится создание ложных ценностей, таких как фидеистическая убежденность адептов ассистенциализма. Сегодня многие люди прямо состязаются друг с другом в том, кто окажется лучшим адептом ассистенциализма. Они ищут несчастного, которому можно было бы помочь, поскольку лишь благодаря чьему-то несчастью эти люди чувствуют свою важность и могут заслужить себе рабочее место. Такое положение
дел вызывает, в конце концов, одинаковое состояние неполноценности и у так называемого спасенного, и у спасителя. Между тем оно приветствуется в некоторых странах – в основе своей хороших, перспективных в экономическом и интеллектуальном плане. Так называемые страны третьего мира оказываются объектом насилия и злоупотребления идеологий стран «Большой восьмерки», использующих их как орудие для поддержания интеллектуальной, моральной и экономической колонизации. Эта ситуация обусловливает комплекс отсталости в психологии лидеров столь многих наций, которые владеют сокровищами, достойными того, чтобы сообщить о них человечеству, и не позволяет им обрести ответственность и быть наравне с другими главными действующими лицами мировых событий, сохраняя при этом свою культуру и свои традиции.На психологическом уровне ассистенциализм влечет за собой рост злоупотреблений множества людей и, в конце концов, убивает личность в субъектах, которым оказывается помощь: формируя это умонастроение, мы разрушаем гордость, амбиции и необходимое стремление к первенству во всех тех, кому принудительно помогаем. Помогать означает сегодня унижать и воздавать беспочвенную хвалу тому, кто чувствует себя хозяином положения: помощь становится оскорблением изначальной гордости разума всякого человека, неважно, родился ли он в пещере, на берегу реки или в небоскребе. Большинство больных обитают в небоскребах, прячутся в грандиозных банках и отелях. Возможно, подлинные человеческие ресурсы кроются в бесчисленных детях, которые родились, казалось бы, на улице и полны веселья, здоровья и силы. При этом так называемые богатые желают усыновить их, потому что они прекрасны, здоровы, жизнерадостны и не похожи на несчастных уродцев, которых большей частью порождает цивилизованный мир.
Мои слова – не упрек, а аналитический вклад. Если мы хотим действительно помочь, то должны со всем вниманием отнестись к этой принудительной форме помощи, потому что она есть не что иное, как инструментализация военной и оккупационной стратегии, она есть вид колониализма, который, принудительно внушая свое превосходство, обусловливает в объектах помощи сознание своей расовой, цивилизационной или личной неполноценности.
Если мы понаблюдаем за каким-нибудь ребенком или девушкой, то заметим их врожденное стремление к первенству: у них красивое тело, красивые ноги, красивые волосы, красивые глаза. Нет на свете такого человека, который, где бы он ни родился, не испытывал, так или иначе, стремления к тому, чтобы быть первым; именно благодаря этому стремлению к естественному первенству разорители человеческих ресурсов создают затем систему циркуляции насилия; пользуясь такой естественной реакцией, они захватывают весь этот огромный человеческий материал, обещая результат, сценический успех, огни славы, деньги, машины, возможность поехать в Нью-Йорк или Париж: «Если пойдешь с нами, все это будет твоим!»
Даже дети, когда они отдают свои органы, делают это добровольно, прислушиваясь к обещаниям взрослых: «Давай, ты будешь гостить в большом-большом доме, ты будешь…» Есть некий первый момент, когда дети и родители согласны между собой в добровольном поступке, оказываются свободными конкурентами. Нигде на свете нельзя забрать ребенка, не получив на это согласие местного сообщества, не известив главу социальной группы, родителей, родственников, старейшин: посторонний человек не может проникнуть в эти естественные ячейки самозащиты. Каждый из нас знает: если он хочет побывать в каком-нибудь сомнительном, пользующемся дурной славой предместье, – будь то в Нью-Йорке, или в бразильской фавеле, или еще где-нибудь, – он должен отдавать себе отчет в том, что в них есть некое ядро, некая сила, некая крепость связи. И за всем этим, что мы впоследствии именуем уродством на теле нашего общества, обнаруживается в основе сознательное чувство общей ответственности.
Сегодня некоторые европейские газеты сообщают новость о том, что среди крупных предпринимателей в сфере экономики блестящее положение занимают те, которых в Италии называют vu-cumpra. Vu-cumpra [103] – это люди, не принадлежащие к странам общего рынка, которые живут за счет бедности, обслуживания. Это люди, непринятые европейским сообществом, но которые пытаются любым способом выжить. Сегодня они пользуются новым положением тех, кто вносит вклад в экономику, и их появление считается одним из четырех главных результатов экономического влияния, оказываемого этой обширной империей так называемого насилия на бедные слои, а потому они могут приобретать банки, руководить политическими партиями, давать указания или покровительствовать продвижению чиновников по службе, контролировать добычу или экспорт нефти и многое другое.
103
Иностранцы, приезжающие в эти страны из стран третьего мира, а так-же из Албании и Македонии, торгуют дешевыми, простыми, порой чудаковатыми изделиями, гуляя, например, по пляжу или в местах скопления туристов. В Италии вместо “chi compra?” (кто купит?) с их плохим произношением слышится нечто невнятное, из чего итальянцы придумали им прозвище “vu cumpra”. Прим. пер.