Системный сбой

– Она взломала соседский «вай-фай», ведь я уже говорила...

– Ну да... – Целтин отхлебнул из бокала кофе; затянулся, глядя поверх экрана монитора. – Моя ошибка. Нужно было ещё изначально предусмотреть такой вариант.

– Разве такое можно предусмотреть? – Женя куталась в кофту, пыталась пригладить свободной рукой мокрые волосы. – Осознанное действие...

После того, как Соломатин вместе с нарядом убрался к такой-то бабушке, а эмоции слегка улеглись, Целтин уговорил Женю принять ванну. Девушка поначалу отказывалась, не желая покидать своего насиженного места, словно её потом не пустят обратно за стол. Однако вскоре сдалась, а изучив перед зеркалом свой всклокоченный внешний вид и вовсе метнулась за дверь санузла, только Целтин её и видел.

Себя Целтин тоже заставил оторваться от клавиатуры. Нет, это было вовсе не чувство солидарности по отношению к бедной Жене – хотя и это тоже, – просто требовалась кратковременная передышка, во время которой нашлось бы время осмыслить уже имеющуюся в избытке информацию, попутно занимаясь чем-нибудь посредственным и не столь важным. Подобная привычка выработалась у Целтина ещё со времён института. Предметов было много, а времени на учёбу – мало. Но так, наверное, у всех. И дело тут даже не в буйной молодости, со всеми вытекающими отсюда следствиями – с противоположным полом у Целтина было всё нормально. Точнее никак. Просто приходилось подрабатывать, иначе в лихие девяностые было не прожить. Хорошо ещё, заведующий кафедрой подбрасывал какие-никакие крохи за лаборантскую деятельность – гроши пусть и скудные, но в то же время, приходящиеся как нельзя кстати. И так уж повелось, что, занимаясь на кафедре с первокурсниками, драя полы в захудалой конторе, или таща по рынку на горбу ящик с патиссонами, Целтин приучил себя абстрагироваться от чёрствой реальности – так называемого «блэк-хауса», – занимая голову мыслями об утренних лекциях, анализом пройденного материала, или просто размышляя о своём, что неизменно наводило на тему об искусственном интеллекте.

И так уж повелось, что студенческие годы остались далеко позади, а привычка так никуда и не делась. Если учесть, что большую часть предметов Целтин сдал экстерном, то единственное, что ему дал институт, это ту самую привычку, которая теперь шла вместе с ним по жизни, позволяя отыскивать выход из, казалось бы, безвыходных ситуаций.

Проводив Женю взглядом, Целтин добрался до плиты и заварил кофе. Готовить он не любил, да и не особо умел. Кулинарное мастерство сводилось к элементарному завариванию лапши быстрого приготовления и отвариванию сосисок. На выходных и по праздникам мог позволить себе аристократическую болтушку. Однако кофе получалось на славу в любой день. Ароматное и убойное, оно так нравилось Жене, что, оставаясь «ночевать» одна, девушка неизменно просила Целтина наварить ей полную кофеварку. Поутру встречала с тёмными кругами под глазами, но до жути довольная, как зевающая от наслаждения кошка. Не то, что сегодня...

Выйдя из ванной, Женя по достоинству оценила заботу Целтина благодарным взглядом, но вслух ничего не сказала, лишь приняла чашку и поскорее отвела взгляд – видимо, всё ещё испытывала стыд из-за утреннего инцидента.

Потом они устроились у монитора: Женя – по-домашнему, Целтин – как придётся. Принялись анализировать ночное поведение Сони, которая, видимо, не на шутку испугалась за Женю, раз подняла такую шумиху.

– Подумать только... – снова подал голос Целтин. – Это надо же такое нафантазировать.

– Почему сразу нафантазировать? – устало отозвалась Женя. – Соня просто испугалась. Вы только полюбуйтесь, Сергей Сергеевич.

– Да уж... Ведь это даже не страх.

– Ага. Паника, – Женя прикрыла лицо руками, что-то припоминая. – Самая настоящая истерия. Ведь, в отличии от нас, Соня не может никуда пойти. Никого спросить. Ни с кем поделиться. Ей только и остаётся, что накручивать себя и в одиночестве сходить с ума, случись такая вот непредвиденная ситуация.

Целтин помассировал виски, глядя на множество диалоговых окон, каждое из которых навевало оцепенение.

– Если бы я не знал, что перед нами искусственный интеллект, мог мы предположить, что читаю монолог человека, доведённого до отчаяния потерей кого-то из близких.

– Тут тесты блекнут, которые мы уже провели. Достаточно проанализировать всё это, чтобы вслух сказать: до этого мы просто валяли дурака, повторяя ошибки признанных гениев, – Женя тряхнула головой, словно соглашаясь сама с собой. – «Женя, ты тут?» «Обычно в это время мы остаёмся вдвоём. Ты что-нибудь читаешь, а я смотрю мультики...» «Мне нравится быть с тобой. Почему ты молчишь?» «Женя, я чем-то расстроила тебя? Прости, что постоянно требую внимания. Просто... Просто... Просто прости». «Женя, что-нибудь с Сергеем Сергеевичем? Я помню, когда... не стало Гречкина, ты тоже молчала... долго. Гречкин потом так и не пришёл. Я боюсь слова «не стало». Женя?..»

Женя оторвалась от текста. Аккуратно смахнула мизинцем слезинки из уголков глаз. Шмыгнула носом.

– Как бы я сейчас хотела успокоить Соню по-настоящему. Я бы усадила её на колени и... и забавлялась бы косичками. Защекотала бы её. Так сильно, пока не рассмеётся.

Целтин вздохнул.

– Почему ты думаешь, что у Сони, будь она... будь она человеком, были бы косички?

Женя пожала плечами.

Целтин кивнул – понятно, что у самой Жени в детстве были косички, простая психология.

Он перевёл взгляд на экран.

«Женя, мне страшно! Я только сейчас поняла, что, когда перестаёшь существовать – это вовсе не страшно. По-настоящему страшно, когда перестаёт существовать кто-то близкий. Женя?!»

«Женя, с тобой что-нибудь случилось? Ты тут? Если бы у меня было тело, я бы пошла тебя искать. Почему я такая? Я даже не могу помочь. Я – бесполезная!»

«Женя, я просканировала «сеть». Я могу позвать на помощь. Жаль, не знаю номера твоего мобильного телефона. Я бы смогла позвонить, чтобы узнать, что стряслось...»

Стряслось?

Целтин вздрогнул. Нет, машины так не мыслят! Много разговорных слов, чересчур повышенная эмоциональность. Отнюдь не показной страх. Такое ощущение, что и впрямь беспокоится человек; выходит из себя, от осознания собственной ущербности, ограниченности в действиях, бесполезности.

Да что же это такое? Соня, кто ты и откуда явилась на свет... на свет, которого не можешь увидеть?

«Женя, прости, но я не могу больше изводиться. Знаю, Сергею Сергеевичу не понравится проявленная мной вседозволенность, но я пришла к выводу, что нужно действовать. Человеческие тела очень хрупки – я это только сейчас узнала, – промедление может стоить жизни, а я не хочу тебя терять, Женя!»

«Женя, я их вызвала... Надеюсь, что это очередной тест, и в действительности всё обстоит хорошо. Может быть, я всех разочаровала. Но... Но... Поступить как-то иначе я не могла. Простите меня, пожалуйста».

«Женя, мне очень плохо. Время уходит. Я опять всех подвела. Напиши. Отругай. Потом больше никогда не разговаривай. Но только сейчас напиши. Напиши. Напиши. Напиши...»

У Целтина зарябило в глазах от повторяющейся фразы, и он поспешил отвернуться от монитора.

Больше Соня ничего не писала.

Последнее «напиши» прервалось Жениным сообщением, что всё хорошо и все живы, на которое кроха почему-то не ответила. Женя писала ещё много всего – что ничего страшного не случилось, что ей просто нездоровилось, что Соне не в чем себя винить и что на неё никто не злится – всё без толку, как в прорубь вода, как горох об стену.

Видимо, в Сонином мировосприятии что-то поменялось, ей требовалось время. Совсем как живому человеку.

– Нужно как-то её растормошить, – обеспокоенно сказал Целтин. – Димка должен с минуты на минуту привести Ирину. Не хотелось бы таскать девочку спозаранку через весь город просто так.