Сияние черной звезды

С этим, изобразив полупоклон, я направилась к двери, одной рукой придерживая юбку, второй крепко удерживая бокал с вином.

Но едва, обойдя по дуге свекровь, я вышла в спальню, чтобы далее проследовать в коридор, меня остановил окрик решившей прекратить соблюдение этикета Элисситорес:

— Звезда моя, мне необходим твой совет.

И я остановилась. Медленно повернулась к матери кесаря, и вопросительно посмотрела на нее, ожидая продолжения. Пресветлая догнала меня, остановилась в шаге и понизив голос, произнесла:

— Пресветлая императрица, известно ли вам, что ваш супруг с момента возвращения не посещает императорский гарем?!

Сказано это было с такой интонацией, что звучало как: «Мой маленький мальчик вторую неделю нигоблина не жрет, отощал вконец, на ладан дышит». Но в общем и целом проблемой я лично не впечатлилась. Однако, судя по выражению лица Эллиситорес происходило что-то даже не то чтобы из ряда вон выходящее, а вконец фатальное и близкое к концу света.

— Ммм, — глубокомысленно протянула я, делая еще глоток вина и чувствуя, как медленно, но верно, расслабляется моя глубокомысленность.

Сочтя этот звук высочайшей степенью выражения сочувствия, Элисситорес продолжила, срываясь на фальцет, прямо как я недавно:

— Это трагедия, звезда моя! Мой сын всегда отличался исключительным темпераментом!

Да ему триста лет в прошлом году стукнуло, всеми королевствами отмечали, собственно наплевав на летописи, гласящие что никакие не триста, а все триста двадцать семь, однако не суть — главное что кесарю явно не до темперамента уже.

Но вслух выдала все то же:

— Мм.

И снова была неверно понята, в смысле пресветлая продолжала искренне верить, что нашла в моем лице благодарного слушателя.

— Я предположила, — понизив голос почти до шепота, начала она, — что дело в его заточении в вашем мире, и изменившихся вкусах. Но накануне он даже не взглянул на человеческих наложниц!

Патетика, фальцет, страдание в глазах, и даже заблестевшие во все тех же глазах слезы.

— Звезда моя, я понимаю, что мой великий сын… — она не стала договаривать, и сразу выдала: — Забота о мужском благополучии прямая обязанность супруги, Кари, ты должна мне помочь!

На этом благостное расположение расслабленного духа, дарованное хмельным напитком богов, дало сбой, и я нервно спросила:

— Простите, озаренная светом, помочь конкретно в чем?

И я была снова не понята. Вопрос, причем прямой же вопрос, был воспринят как мое абсолютное и бесповоротное согласие, после чего пресветлая, выпрямив спину, хотя на мой взгляд прямее было уже некуда, развернулась и поспешила прочь, пребывая в святой уверенности, что я последую за ней. Я… последовала. Из любопытства. И потому что захмелела уже на столько, что сильно тянуло на Динар… в смысле на приключения.

И они начались!

Приключения эти.

Они начались прямо в коридоре, когда я узрела не один, а целых два ряда охраны по стенам. И когда моя доблестная охрана вдруг скомандовав «Стоять» истыкала копьями пустое пространство вокруг меня и Элисситорес. Истыканное пространство обиженно промолчало, пресветлая испытание выдержала с присущим ей достоинством, а я не удержалась от замечания:

— Паранойя — заразная ты сволочь.

После чего пошла вслед за свекровью, по коридору воздух в котором продолжали протыкать насквозь впереди и позади нас. Да, будь Акъяр здесь истыкали бы его, несомненно, и если бы мухи летали им бы тоже было несдобровать, а так в целом смотрелось до крайности тупо.

С другой стороны, определенный смысл в этих действиях был: во-первых, все двигались, то есть если бы кто-то из стражей замер как вчера это было бы заметно, во-вторых, никакие чары невидимости не помогут, если в тебя одновременно с десяток копий воткнут, в-третьих, все равно глупо. Действенно, конечно, но глупо.

По продырявленному копьями пространству мы прошли в конец галереи, что было не далеко от нашей с кесарем спальни, всего каких-то шагов триста, после чего стражи распахнули переливающиеся серебром и поэтому отдаленно напоминающие зеркальные струи дождя двери. И мы попали в помещение, где охранниками выступали уже люди. В смысле мужчины. Поголовно лысые абсолютно, без волоска на теле, эти одетые в прикрывающую внушительную мускулатуру кожаную сбрую индивиды разом опустились на колено при нашем появлении.

— Евнухи? — поинтересовалась я, в принципе сталкивающаяся с устройством либерийских гаремов.

Но то ли слово не верно перевела, то ли тема была запрещенная, в любом случае пресветлая не ответила и поспешила далее, в проход, двери к которому рабы уже услужливо распахнули. Я же подзадержалась, просто очень заинтересовали эти человеческие индивиды. Совершенно лысые, они между тем были украшены неприметными с первого взгляда золотистыми кольцами. Кольца пронизывали их уши, основание носа, брови, у некоторых места на лице не хватало, и потому колечки были нанизаны уже на кожу рук, плеч, груди.

— Что это? — спросила я у ближайшего.

Раб дрогнул и стремительно опустился на колени. В смысле до этого стоял на одном, теперь устроился на обоих. Я полагала, он заговорит, после данного акта более удобного расположения, но нет, раб молчал.

— Это свидетельства его побед, пресветлая благословленная светом императрица, — вдруг раздался приятный женский голос.

Я повернула голову на звук и увидела самую красивую девушку из всех, что мне когда-либо доводилось видеть.

Лорианне до подобной красоты было, как ползком через Готмир, а, впрочем, нет — гораздо дальше. Девушка казалась идеальной. Прекрасная белая кожа, безукоризненной формы тело, точеные ножки, водопад сверкающих золотых волос, и лицо, на которое хотелось смотреть и смотреть. И сложно было сказать кто передо мной — человек или эллара. Для человеческой девушки она была слишком идеальна, для эллары — обладала излишне округлыми формами. Впрочем, я не так много видела девушек светлого народа, чтобы судить, так что вполне вероятно, что ошиблась. А вот что могла утверждать совершенно безошибочно — это была любовница кесаря. Вероятно, бывшая, если учесть стенания Элисситорес, но совершенно точно являющаяся ею достаточно продолжительное время. Просто у кесаря волей не волей перенимаешь этот замедленный поворот головы, эту уверенную властность, эту готовность сражаться за поставленную цель. У данной девочки цель была. Определенно.

Для людей моего положения подобное всегда предельно очевидно.

И целью самого прекрасного из когда-либо виденных мной существ являлось возвращение в постель императора… Прискорбно, конечно. Достаточно умная, чтобы не встречаться с матерью кесаря, достаточно смелая, чтобы свободно заговорить со мной, не взирая на явно имеющийся запрет (не зря же рабы молчат), предельно осторожная — она стояла возле глухой ниши, бросая на меня внимательные взгляды из-под опущенных ресниц, и готовая в любой момент скрыться в ней вновь. Значит просчитала, что Элисситорес направится за мной и выжидала здесь все это время. Умненькая девочка, и красивая же до безумия. Могла бы уйти из дворца, учитывая, что кесарь интерес к ней потерял, он бы не преследовал, он вообще легко отпускал женщин, еще и одаривал напоследок, причем весьма щедро. А дальше такой красавице устроиться в жизни было бы не сложно… Но нет. Глупо. Весьма и весьма глупо.

— И как долго вы были его любовницей? — сделав глоток вина, прямо спросила я.

Полуодетая прелестница стремительно побледнев, напряженно ответила:

— Два.

— Года? — уточнила я.

— Месяца, — сникла она.

И что тут сказать?! Сказать было нечего, посему я просто спросила:

— От меня чего желаете?

Далее последовал не самый умный шаг — девушка рухнула на колени, заломила руки и собиралась устроить целое представление, правда шепотом, видимо, чтобы Элисситорес не увидела, но я пресекла это дело в зародыше, сообщив: