Сияние черной звезды
Шрифт:
— Или вы поднимаетесь, или я прекращаю попытку вас выслушать.
Она не поднялась — подскочила. И сильно удивила меня промелькнувшим в прекрасных голубых глазах гневом.
— Откуда вы? — поинтересовалась, вновь делая глоток вина. — Рабыня?
Девушка, едва ли старше меня, а возможно ровесница, вскинув подбородок, гордо ответила:
— Я из свободных. Я пришла за ним сама, по своей воле! По собственной воле я здесь! Я… просто хочу увидеть его еще раз. Еще хотя бы один раз… молю вас, я…
В этот момент как-то совершенно неожиданно вернулась Элисситорес, постояла (да, снова отсчитывая про себя) и произнесла:
— Звезда моя!
После чего направила
— Как она вам? — решила я вмешаться. — Миленькая, правда?
Свекровь взглянула на меня с некоторым недоумением.
— Думаю взять к себе в услужение, — продолжила я, невинно улыбаясь, — такая хорошенькая, смотреть приятно, правда?
Не знаю, как тут со вкусами у пресветлых леди, но судя по тому, как скривилась Элисситорес, эту конкретную девушку красивой она не считала. Но и открыто спорить со мной поостереглась.
— Звезда моя, — осторожно начала было пресветлая.
— Не обсуждается, — моя улыбка стала шире и лучезарнее.
И мы друг друга поняли мгновенно.
— Как пожелаешь, звезда моя, — пролепетала Элисситорес.
— Спасибо, пресветлая матушка, — в тон ей ответила я.
Нам обеим понравилось. Мне ее покладистость, ей мое обращение.
Далее мы прошли в гарем и мне понравился ассортимент. Ассортимент был широк, внушителен и наделен многочисленными достоинствами. Для лучшего лицезрения всего масштаба имеющегося ассортимента, прелестницы, и виденная мной в предбаннике гарема девушка внешне уступала тут поголовно практически всем, выстроились в ряд. Такой изысканный, одетый лишь в драгоценности, откровенно смущающий меня обнаженными телами ряд.
Прикрыв «ассортимент» бокалом вина, дабы избавить себя от лицезрения выставленных на показ всех частей тела, я сдержанно спросила у пресветлой:
— Простите, озаренная сиянием, не могли бы вы поточнее сообщить, в чем конкретно я должна оказать вам посильную помощь?
Взглянув на меня, как на самое недогадливое существо в мире, Элисситорес с легкой ноткой раздражения ответила:
— Указать на тех, кто имеет шансы привлечь внимание моего сына, звезда моя.
Мда…
Я постояла, глядя на вино и не глядя на голых девушек, потому что не знаю, как им за себя, а вот мне за них было стыдно.
— Звезда моя, тебя что-то смущает?
Голые женщины!
Но вслух любезно-учтиво-лживое:
— Эти украшения, совершеннейшая безвкусица.
— О! — воскликнула пресветлая. И тут же с энтузиазмом предложила: — Приказать снять их?
Только не это! И я уже собиралась было намекнуть Элисситорес, что была бы рада увидеть девушек в чем-нибудь более существенном, чем украшения, но не успела.
В следующее мгновение распахнулась дверь, являя на пороге обители разврата собственно то, ради чего в этой задрапированной обители разврат и ставился во главу угла. Но почему-то с появлением главного действующего лица вместо разврата здесь воцарился страх, причем жуткий, и все прелестницы разом рухнули на пол, еще и согнулись, так что прикрыли все смущающее меня, позволив окинуть взглядом предбанник гарема… И тут я поняла странное — здесь были зеркала. Здесь повсюду были зеркала. Множество зеркал во всю стену, в которых
должны были отражаться эти прелестницы. Много, много зеркал… Ныне задрапированных тканью.— Во дворце траур? — поинтересовалась, игнорируя появившегося кесаря и, будем откровенны, не совсем трезвой походкой, направившись к ближайшему зеркалу.
Чтобы вздрогнуть, едва оно вдруг взорвалось тысячей осколков, изодрав прикрывающую его ткань, и не коснувшись меня ни единым осколком. Наверное, следовало остановиться, но я, движимая каким-то странным чувством, медленно направилась к следующему — оно взорвалось сверкающей россыпью, как и первое. Та же участь постигла третье, четвертое, пятое, шестое, седьмое, восьмое, девятое зеркала… А я, совершив круг, вновь вернулась к двери, подошла к императору и почему-то спросила:
— Вина, мой кесарь?
Он молча, глядя мне в глаза, отобрал у меня бокал, и тот исчез, словно его и не было.
В затем меня вдруг накрыло странное ощущение, словно здесь никого больше не было, только я и кесарь. Я и он. И ничего между нами, включая едва ли не подрагивающий от напряжения воздух, этот мир, мой мир, звезды… вообще ничего. Я и он… жуткое ощущение. И жуткое осознание.
— Зеркала закрыты из-за меня? — спросила вслух, хотя прекрасно понимала, что задай я этот вопрос мысленно, была бы услышана.
Но я спросила вслух, на их, светлом языке, и краем зрения отмечая, как вздрогнула Элисситорес, невольно подтвердив мое предположение.
— Что ж, — я стоически перенесла и это, — надеюсь, хотя бы родной… в смысле не родной отец узнает меня при встрече.
— Едва ли, — разрушил остатки моей надежды великий и бессмертный.
Я встретила очередной удар судьбы даже не пошатнувшись. Есть вещи, о которых внутренне догадываешься, просто стараешься не думать… Вот и я старалась не думать, почему еще в Рассветном мире моя кожа стала бледнее на порядок… И почему тот же Юранкар не признал во мне человека до тех пор, пока я не сняла покров с головы…
— Так, — медленно произнесла я, — сегодня будет скандал.
— Сегодня я занят, нежная моя, — мгновенно ответил кесарь.
Неодетые девушки заметно оживились, даже перестали смотреть исключительно в пол и подняли осторожные взгляды на нас. Элисситорес же начала зорко высматривать, на кого падет взгляд кесаря. Взгляд упорно держался на мне, к нашему общему искреннему сожалению.
— И чем же вы будете заняты, позвольте поинтересоваться? — собственно поинтересовалась я.
Кесарь смотрел на меня совершенно без улыбки, холодно и даже несколько зло. Я в упор на него.
— Ты пьяна, нежная моя, — тихо произнес он.
Безразлично пожала плечами, и развернувшись, направилась к выходу. Впрочем, дойдя до дверей, развернулась и произнесла на языке элларов:
— Пришлите ко мне вашего секретаря.
— Зачем? — холодно спросил император.
— Внесу в ваше сегодняшнее расписание мою истерику, ваше императорское величество.
Ледяной взгляд в ответ.
— А вы полагали, что двадцати однолетняя девушка, пусть даже это и я, безразлично воспримет изменения в собственной внешности? — возмущенно спросила, повысив голос. И завершила уже совершенно спокойно: — Истерика неизбежна. Но так как в данный момент мне есть чем заняться, мы перенесем ее на время ужина. И мне совершенно плевать — заняты вы сегодня или нет. Ко всему прочему я планирую как минимум три скандала. Для первых двух повод уже имеется, для третьего — найду. Жду вашего секретаря. Доброго дня, мой кесарь. Пресветлая матушка, полагаю теперь, когда ваш сын имеет возможность лицезреть весь представленный ассортимент, я вам уже не требуюсь.