Сияние огненного опала

– Не совсем то, к чему ты привыкла, верно? – спросил Корнелиус из кухонной двери. – С Найтсбриджем не сравнить.

– Нет, но ведь я сама захотела сменить обстановку, правда? – Эрин поняла, что дядя увидел ее реакцию. – Все в порядке, честное слово, – решительно добавила она, чтобы он не заметил, как ужасно ей хочется домой. – Тут мы можем навести уют и чистоту.

– Да, и потом начнем налаживать отношения со старателями.

К немногочисленным предметам, оставшимся в кухонном шкафу от предыдущего жильца, Корнелиус добавил жестяную емкость с надписью «Мука».

– Как мы это сделаем? – спросила Эрин.

– Мы пойдем к шахтам, представимся и объясним старателям, кто мы такие.

– Дядя Корнелиус, ты должен рассказать мне все про опалы, – сказала Эрин.

– Я сделаю это в одной из шахт, – ответил Корнелиус. – Но для начала мы купим в лавке продукты и приготовим нормальный завтрак. Эйми даже понятия не имеет, как заваривать приличный чай, а уж о сегодняшнем тосте нечего и говорить. Пожалуй, мы и ужинать в «Опале» не будем.

Эрин с облегчением услышала эти слова дяди.

– Зачем ты привез сюда муку, дядя Корнелиус? – поинтересовалась она.

Дядя лукаво улыбнулся.

– Жестянка пустая. Мы будем хранить в ней купленные опалы.

– Что? – воскликнула Эрин. – Ты думаешь, это надежное место? Ведь ты привез и металлическую коробку с замком. Почему ты не хочешь хранить там камни?

Корнелиус достал коробку из чемодана и открыл.

– Я наложил в нее камней. Если к нам в дом залезут грабители, они решат, что опалы лежат здесь, утащат коробку с собой, вскроют ее и испытают разочарование. А наши опалы будут надежно храниться в банке из-под муки в кухонном шкафу.

Эрин радостно засмеялась.

– Какой ты умный и хитрый, дядя Корнелиус!

10

Джонатан Максвелл тоскливо глядел на потрескивавшее пламя костра, как делал это каждый вечер уже три недели. Он был ужасно несчастлив; от одиночества у него болело сердце. Прежде он никогда бы не поверил, что такое возможно. Участок «Восьмая миля» кишел старателями, охотниками за опалами, но ощущение, что его все бросили, было у него таким интенсивным, словно он находился в сотнях миль от любой человеческой души.

Огонь костра освещал листок почтовой бумаги, которую Джонатан держал в своих натруженных руках, покрытых мозолями и трещинами; он давно уже не узнавал свои руки. Он размышлял, с чего начать письмо, третье письмо к его невесте Лайзе Хастингс, ждавшей его дома, в Лондоне. Оказалось, что написать его труднее всего. Первые два письма еще были полны оптимизма и радужных надежд, хоть в них уже отразилась в какой-то мере брутальная действительность. Заработать состояние на опалах оказалось труднее, чем он думал, вот только… как объяснить это Лайзе?

Другие старатели готовили себе ужин. Соблазнительный запах мяса, жарившегося на решетке над огнем, смешивался с запахом древесных углей и горячих лепешек. У Джонатана заурчало в животе, потекли слюнки, но есть было нечего. Неделю назад он купил в лавке хлеб, разделил его на порции по дням, но сегодня в обед доел все до последнего кусочка. Он в который раз кипятил те же самые чайные листья, но и тут не видел ничего хорошего – сахар и молоко стали для него недосягаемой роскошью.

Джонатан прекратил работу, лишь когда стемнело, и он уже ничего не видел. У него болели все мышцы, все кости. Копал он на десятиметровой глубине в удушающе жаркой шахте. Он с тоской мечтал о купании или хотя бы о том, чтобы вымыться, смыть с тела вонючий пот и красную пыль. Но воды у него осталось совсем немного, а ни речки, ни родника поблизости не было. Воду приходилось покупать возле огромной цистерны, установленной властями. Ее регулярно наполняли водой, которую привозили грузовики, но это даже наполовину не решало проблем города. Джонатан мог позволить себе лишь воду для питья.

После заката воздух стал стремительно охлаждаться. Джонатану стало холодно; он подбросил в огонь несколько сухих веток. Взглянул на небо. Как всегда, звезды представляли собой роскошное зрелище, и хотя сегодня у него не было настроения любоваться ими, он почувствовал некоторое утешение.

«Лайза, любимая, – начал было Джонатан и замер. Он радовался, что она не видела, в каком он сейчас состоянии – элегантный столичный парень, в которого она когда-то влюбилась. – Минувшая неделя снова выдалась тяжелой, – продолжал он. – Признаюсь тебе честно, сейчас я просто не понимаю, что мне делать. Я просил совета и помощи у моих соседей, но от старателей ничего не дождешься. Тут не всякий скажет тебе, даже который час. Как я уже писал, большинство тут приезжие из разных стран, но я не сомневаюсь, что все они говорят хоть чуточку по-английски, хоть и прикидываются, что не понимают моих слов. И все ради того, чтобы избавиться от меня, как от конкурента.

Мой ближайший сосед по участку – парень по имени Андро Дразан. Вероятно, хорват. Настоящий богатырь. Когда он орет (а орет он часто), дрожит земля, словно началось землетрясение. Я стараюсь держаться от него подальше. Есть тут еще один хорват, Боян Ратко. В отличие от меня он не боится вступить в конфликт с Андро. Он не такой огромный, но мускулистый и довольно мрачный на вид. Оба парня ненавидят друг друга. Оба часто напиваются. При мне они уже дважды дрались. Я не понимаю их языка. Кажется, они спорят из-за какого-то опала. Андро женат на аборигенке по имени Гедда, и тут это обычное дело. Хотел бы я взглянуть на белую женщину, которая согласится здесь жить».

Джонатан умолчал о проститутках, которых видел с мужчинами. То, что это проститутки, он понял не сразу. На шахтах жили постоянно пять женщин. Одной было лет двадцать с небольшим, и она походила одновременно на аборигенку и афганку. Остальные, по его оценкам, были из Европы. Одна примерно его возраста, две были очень похожи между собой и выглядели как сестры, и последняя, шотландка, была средних лет – она, казалось, опекала своих младших товарок. Женщины флиртовали с мужчинами, смеялись, а в их глазах стояла печаль, и за спиной у каждой, как догадывался Джонатан, была какая-то трагическая история. Иначе как они могли решиться на такую унизительную жизнь?

«Гедда приятная, добродушная женщина, гораздо моложе мужа. Я не представляю, как она терпит брак с ним. Возможно, он ее любит и неплохо к ней относится. У них есть дочка Марли, робкая и миниатюрная, как и ее мать. Когда Андро нет рядом, Гедда разговаривает со мной на ломаном английском. Иногда в мой лагерь из любопытства приходит Марли. Если поблизости оказывается ее отец, он громогласно орет на нее, чтобы она шла домой, а когда его нет, я улыбаюсь и подмигиваю ей, и она хихикает. Недавно я собирал возле кладбища ветки для костра, нашел красивую, пеструю птичку и подарил ее Марли, когда Андро работал в шахте. Девчушка сияла от восторга, а мне было приятно видеть ее радость. Вечером Андро ушел в пивную, и Гедда угостила меня вареным мясом. Не знаю, что это было за мясо, вероятно, какого-то местного зверька, но чертовски вкусное.

Я очень скучаю без тебя, моя любимая. Сначала я намеревался прожить тут год, но теперь мне иногда хочется уехать отсюда раньше. У меня нет нужных орудий и навыков, чтобы сделать большую находку. Вот если бы меня кто-нибудь научил, что надо делать! Увы, до сих пор никто не проявил ни малейшего интереса к дружбе со мной. От этого я впадаю в уныние. Все секретничают, подозрительно глядят друг на друга, и каждый свирепо охраняет свой участок. Но я не сдамся. Я дал тебе слово и сдержу его. Я вернусь назад с деньгами, и тогда мы с тобой поженимся. Мне нужно думать о тебе и о нашей скорой свадьбе, и другой мотивации мне не требуется.