Скальпель для шейха

Смесь бережного отношения, попытки сохранить и защитить с ненасытным желанием взять, захватить и присвоить.

Ему нравилось скользить взглядом по моим изгибам тела, изучая мелкие волоски, родинки, уникальные формы пальчиков, коленок, выступы костей и вен под тонкой кожей.

— Мэдокс не с вами? — спросила я, разглядывая улыбку Марса.

Тот стоял так, словно это не его сейчас обвивали две знойные красавицы, готовые по первой команде упасть на колени и сделать всё, что он велит.

— В командировке. Смотрю, выбрались попробовать Дубай впервые, — пошутила девица, недвусмысленно вольно проведя пальцем по лацкану дорогого пиджака Марса, неимоверно беся его этим движением. Он напрягся, но, тем не менее, виду не подал, наблюдая, как ещё сильнее напрягается мой муж.

— Я пойду, выберу нам столик и вино, — неожиданно предложил Андрей, ухватившись за возможность уйти, и уходя за провожающим его администратором.

— Отмечаем кое-что, — ответила я, отводя сердитый взгляд от руки шатенки и наблюдая, как вторая запускает внутрь пиджака свои пальцы, порочно наглаживая сосок, прячущийся под мужской рубашкой.

К открытым настежь уличным дверям подъехало такси. Модель лениво и томно отклеилась от Марса, садясь в салон. Затем вторая.

— Как у вас дела с операциями?

— Продвигаются, — сухо отрезала почти ненавидя его, не понимая, какого черта настолько сильно испортилось настроение. Казалось, от возмущения я едва сдерживаюсь, чтобы не раскричаться, и молча кусаю губы до боли.

— Хорошего вечера, Марс!

Несколько секунд он разглядывал меня, с затаившимся в глазах, тлеющим и чувственным устремлением. Единым решительным движением увлёк за занавес гардеробной. Там никого не было. И мгновение назад весёлый, яростно навис.

— Хочешь, я их отправлю?

Обалдело я прошлась безумным взглядом от вздыбленного бугра под тканью брюк, по ремню, вверх по пуговицам на ворот рубашки, открывающей темную завитушку волос на груди. Затем выше по ключице, по кадыку на волевой, чуть потемневший от растущей щетины подбородок. Далее к твёрдым губам. Мощность собственного желания от взгляда Марса сшибла с ног. Он шумно сглотнул, чувствуя, как язык прилип к нёбу. Его взрывало от нестерпимого притяжения.

— Невозможная. Хочу зарыться между твоих ног, вдыхать и выцеловывать. Потом целый день и ночь будет пахнуть тобой.

Он поднял руку и с силой притянул меня к себе за талию. От прикосновения бедер, от яркого физического ощущения трущегося мужского естества сквозь слои одежды, распалённое тело обволокло меня жаром. Дышать стало горячо и нечем. Второй рукой он придержал голову, фиксируя, разворачивая меня к своему затянутому вожделением лицу. Прижал теснее. Прикоснулся губами к рту.

Я злилась.

Настоял.

Острый, дурманящий вкус поцелуя на губах. Язык Марса внутри и нежные, ласкающие движения, словно прибоем окатили знойным, невыносимо горячим желанием. Я отвечала на поцелуй. Пальчиками скользила по его широкой груди, почти невесомо прикасаясь к шее. Затем потянулась, чувствуя, как он приподнимает подол платья.

Собой он прижался ко мне спиной к стене, и ничего не оставалось делать, как раскрыться навстречу, обхватить его торс ногами. Горячие губы Марса сладостно ласкали меня. Руки удерживали, прижимали и гладили.

— Вера, — невыносимо возбуждающе слышать имя, произнесенное им же охрипшим от страсти голосом.

Как сладко. И голову сносит на раз. Пару минут канули в небытие наслаждения от поцелуев.

Марс неожиданно оторвался, тяжело дыша. Теперь я могла оценить всю степень его желания, при том что сама едва ли могла трезво мыслить, опьянённая чувствами. Немного отдышавшись и придя в себя, он сглотнул, а потом отступил. Помог встать на ноги и, не отпуская, налёг всем пылающим телом.

Обнял.

— У нас не должно быть выбора, — его признание окончательно лишило сил.

Было слышно, как тяжело и мощно бьется сердце в его груди. Носом ощущала, как артерия на мужской шее пульсирует, пока Марс сжимает меня до хруста костей. Он приподнял меня, лёгкую как пушинку. Осталось отодвинуть в сторону тонкую преграду кружева трусиков. Едва сдерживаясь, развел мои ноги коленом и коснулся пальцами горячего женского лона. Я ерзала, на самом краю, упираясь затылком в зеркало. Задержала дыхание.

Он замер, а потом отпустил.

— Не хочу разрушать, — мучительно прошептал он, сражаясь с собой и своим желанием, тормозил. — Хочу, чтобы жила.

Он отступил.

Я мгновенно поняла, что ничего не будет. А хотелось продолжать. Не останавливаться. Взгляд упал на кулон в виде шарика. От исступлённых движений тот, спрятанный под платье, выскочил наружу. И теперь поблёскивал золотыми прожилками в полумраке гардеробной. Выражение лица Марса приобрело крайнюю озадаченность. Он протянул руку, прикоснулся, не веря глазам, недоверчиво разглядывая.

— Откуда у тебя это?

— Отец подарил, — теперь и в моём лице отразилось непонимание.

— Ты же понимаешь, что это литфер?

Марс запрокинул голову вверх, закрыл глаза, покачивая носом. Он не мог поверить. В моём взгляде не читалось, что я понимаю, что ношу на шее. Втянул воздух, выдохнул шумно и снова посмотрел. Слишком невинно я вертела кулон в руках.

— На языке спецслужб это пропуск. Тебя ведут.

Я лишь пожала плечами. Марс усмехнулся, приобнял меня и, взяв в пальцы подбородок, заглянул в глаза.

— Ты не так проста, верно?

У меня не нашлось слов. Он иронично улыбнулся, словно ставя мне диагноз.

— Не хочу даже проверять, кто ты такая. Никому, никогда его больше не показывай. Носи так, чтобы никто не видел.

Он глубоко вздохнул и сделал шаг назад. Я, закрыв глаза, признала его правоту. Если мог бы, то не застопорился бы. Он сделал свой выбор только что.

Марс заглянул в меня, остановил взгляд на призывно раскрытых губах, хмельных глазах, в которых читалось: «Выбирай. Я уйду с тобой прямо сейчас, куда скажешь».

И он выбрал, сжал челюсти, одеревенел всей фигурой.

— Хорошего вечера, — отозвался с сожалением, отступил и вышел, быстро садясь на заднее сиденье и закрывая за собой дверь.

Невыносимо тяжело было стоять в Le Gavroche.

Марс понимал, дороги назад не будет. Но протянуть руку и разрушить он не желал. Не мог ни тогда, ни сейчас, лёжа на полу с пробитой грудью.

— Я хотел его убить, — произнёс он хрипло. — Что ещё можно сделать? Тебя этим не спасешь.

Слова вызвали улыбку.