Скандал у озера [litres]

– Я не знаю, когда мы с вами снова увидимся. Я уезжаю, возвращаюсь к себе, в Сен-Прим.

– Что же так? Как жаль!

Жасент уклончиво пожала плечами и улыбнулась на прощание домохозяйке. Мысль о далеком будущем, когда она, как и эта соседка, будет жить с Пьером в их собственном доме, отозвалась в ее душе радостным трепетом. «По утрам я буду готовить ему яичницу с беконом; по всей кухне будет разноситься приятный аромат. У нас будет ребенок, летом он будет играть под сенью яблони, а я буду расстилать ему покрывало! Маленький мальчик, нет, девочка или оба! – принялась мечтать Жасент. – Еще мы заведем собаку, черно-белую!»

С такими радужными мыслями Жасент добралась до своего дома. Ее жизнь принимала совсем неожиданный для нее оборот, и нельзя сказать, что он ей не нравился. Трагическая смерть Эммы ассоциировалась у нее теперь с внезапно налетевшим ураганом, который полностью разрушил привычную жизнь. Тем же вечером ей предстояло узнать, что этот же губительный ураган сорвал маски с членов ее семьи.

Сен-Прим, ферма Клутье, тот же день, вечер

Сидони следила за тем, как варится суп из желтого горошка – любимое блюдо Лорика. Из стоящей на печке чугунной эмалированной кастрюли исходил приятный аромат – смесь тимьяна, сельдерея и лука. В печи потрескивал огонь. Ощущение этого тепла, сражающегося с чрезмерной влажностью, возвращало Сидони в повседневность.

– Так хорошо оказаться дома, правда, мама? – спросила она, бросая тревожный взгляд на сидящую за столом Альберту.

– Твой дедушка, должно быть, сейчас чувствует себя таким одиноким! – ответила мать.

– Я зашла к нему по дороге из универсама. Дедуля сказал, что ужинает у соседей, французов. Они действительно очень славные люди. Мама, как думаешь: может, лучше зажарить мясо целым куском, вместо того чтобы порезать его на кусочки и поставить вариться с горохом?

– Сидони, хватит лукавить! Спасибо тебе за все твои усилия. Ты помыла полы во всем доме, принесла и украсила дом лилиями, но ты же прекрасно видишь, как обстоят дела!

Альберта перебирала четки; бусинки цвета слоновой кости резко контрастировали с темным деревом стола. На ней было черное платье, волосы были уложены в пучок на затылке.

– Наша семья распалась под натиском сокрушительной бури, гораздо худшей, чем все природные ураганы. Эмма покоится на кладбище. Вы с Лориком узнали правду о вашем отце и о нашем с ним браке. Жасент дорого заплатила за то, при каких обстоятельствах появилась на свет. Не будет больше ни торжественных семейных ужинов, ни песен в праздничные дни.

Сидони вытерла руки, накрыла кастрюлю крышкой и присела напротив матери. Она чувствовала себя достаточно взрослой для того, чтобы серьезно поговорить о постигшей их катастрофе.

– Мама, будь откровенной. Если ты так ненавидела папу, то зачем все это время жила с ним, спала с ним в одной постели? Как появились на свет брат, я, Эмма и те малыши, которых ты потеряла, едва они родились?

– Все дело в смирении, Сидони, и в принятии судьбы. Шамплен любил меня: в этом я никогда не сомневалась. Он часто молил меня о прощении. И я терпела его. Так было в первые годы нашего брака. С течением времени он все больше стал проявлять жестокость, и я начала его бояться. Его злоба была направлена не на меня – на вас. Боже мой, с того дня, когда он ударил Жасент и она рассекла себе лоб, у меня появилась мечта уехать с вами, с моими детьми, как можно дальше от гнева этого человека.

– Но сегодня он не осмелился ожесточиться против тебя, несмотря на все то, что ты ему сказала!

– Ему было стыдно, очень стыдно! Я вывела его на чистую воду у вас на глазах. Я уничтожила взлелеянный им образ добропорядочного человека, которого ни в чем нельзя упрекнуть.

По щекам Альберты текли слезы. Сидони вынула из кармана своего передника носовой платок и вытерла их.

– Ты вела себя очень храбро, мама! Умоляю тебя: возможно, нам и нужно лукавить, чтобы стойко держаться вместе, продолжая жить дальше. Будет ненормально, если папа годами станет ютиться в сарае. Лорик, конечно, отнес ему раскладушку и спиртовку, но что скажут люди? Что скажет кюре?

– Я подумаю об этом, доченька. Ты права: нужно соблюсти внешние приличия… Если бы ты ночевала в своей мастерской, я могла бы занять твою комнату. Но позже, не сегодня и не завтра.

– Послушай! По дороге едет машина! – вскрикнула Сидони, вскакивая со стула. – Господи, эти люди увязнут! Вода спала, но повсюду столько грязи!

Она выглянула в окно. Как она и предполагала, автомобиль остановился примерно в тридцати метрах от фермы, и задние колеса, погрязнув в пористой почве, буксовали. Из черной машины вышла какая-то женщина, следом за ней показался водитель.

– Это Жасент и Пьер Дебьен. Мама, что мы ей скажем? Как объяснить, почему папа не вправе заходить к нам в дом?

– Иди к ней! Не бойся, Сидони.

Тем временем Лорик уже бросился на помощь Пьеру. Изучив ситуацию с фордом друга, он воскликнул:

– Садись за руль, я тебя подтолкну. Отойди, Жасент, а то запачкаешь юбку.

– Лучше я позову папу, он, наверное, где-то здесь, – предположила Жасент.

– Нет, не стоит его беспокоить, – отрезал брат с излишней поспешностью. – Подожди нас возле сарая. Тебе стоило нас предупредить о приезде!

– Я не смогла: телефонные линии еще не починили. К тому же я вам говорила, что приеду в воскресенье…

Жасент вошла во двор фермы, успокоенная тем, что увидела, как приветливо светятся окна, а из трубы поднимается струйка дыма. Вышла Сидони, в сером платье и синем переднике; ее волосы были заплетены в косичку. Она сбежала по скользким ступенькам, бросилась к сестре и порывисто ее обняла.

– Как мне тебя не хватало, Жасент. Я так рада, что ты здесь! – прошептала она ей на ухо. – Я должна тебя предупредить: мама нашла Эммино письмо. Я уж подумала, что она окончательно утратит рассудок, но нет. Она была так разъярена, она ужасно разозлилась на папу. И запретила ему переступать порог дома. Он проведет вечер и ночь в сарае.

– Ты не шутишь?

– Нет. Мне пришлось рассказать маме все, что знала.

– Мне стало легче, оттого что она наконец в курсе. Так будет лучше. Боже, как она, наверное, страдает! Мне не терпится ее поцеловать. Сидо, я уволилась из больницы. В Сен-Прим, домой, я вернулась насовсем. Идем, я все расскажу тебе вечером, не сейчас. Как думаешь: я могу пригласить Пьера на ужин, несмотря на то что произошло с папой?

Сидони удивилась, однако, очарованная прекрасным лицом и нежным взглядом голубых глаз старшей сестры, уступила.

– Конечно! Есть гороховый суп. И все-таки предупреди его, скажи, что родители серьезно поссорились.

* * *

Альберта встретила Пьера очень тепло. В ее глазах он все еще был подростком, который остался без матери. Она всегда хранила для него кусочек пирога на случай, если он зайдет в гости. Ободренный присутствием лучшего друга, Лорик забыл, что он должен присматривать за отцом, покорность и подавленность которого его тревожили. Однако Сидони, разделяющая опасения брата, три раза отправлялась в сарай, под предлогом того чтобы отнести отцу миску супа, хлеб и пуховое одеяло.