Скатерть Лидии Либединской
Шрифт:
Класс колхозного крестьянства относится к Либединской довольно спокойно, чего не скажешь о частниках-единоличниках, которые сразу выделяют ее на рынке в силу ее оптовых закупок и неумения торговаться.
Особой же любовью Либединская пользуется у кустарей-одиночек, заполнивших ее дом и стены всевозможными расписными досками, свистульками, коробочками и корзинками. Именно они ходатайствуют сейчас перед Моссоветом о превращении квартиры № 37 в доме на Лаврушинском в этнографический музей русских народных промыслов с бесплатным посещением всех желающих… Насколько я знаю, Лидия Борисовна поддерживает эту идею с единственным условием, чтобы посетители вытирали ноги при входе.
Теперь о национальном составе «лидолопоклонников». Национальный спектр почитателей Либединской, как здесь уже говорилось,
Особо надо сказать о любви к Лидии Борисовне иностранцев. В Израиле специально установлены телевизионные антенны, чтобы ловить передачи с ее участием, американский миллиардер Хаммер добился известности не только тем, что встречался с Владимиром Ильичом, но и тем, что живет в одном подъезде с Лидией Борисовной.
В число «лидолопоклонников» я бы включил не только представителей рода человеческого, но и вообще всего живого. Лидию Борисовну любят собаки, кошки, снегири, комары, мыши… На своем личном опыте я убедился, что все эти, казалось бы, малосовместимые представители фортуны прекрасно уживаются на ее переделкинской даче одновременно, питаясь остатками того, что оставляют после себя представители интеллигенции, рабочего класса и зарубежные гости.
Теперь о тех, кто Лидию Борисовну не любит!
Я называю их «лидофобы» или «нелиди»…
Так вот Лидию Борисовну Либединскую не любят воры. Не только потому, что у нее практически нечего красть, но главным образом потому, что, если у нее что-то и крадешь, она этого не замечает. Известен факт, когда на дачу Либединской был совершен налет и испуганный сосед, поэт Межиров, бросился звонить в Москву, чтобы сообщить Лидии Борисовне ужасную весть о том, что у нее взломана дверь, то в ответ услышал: «О! Какое счастье! А я как раз ключи потеряла…»
Не любит Лидию Борисовну и милиция. Причем милиция ощущает ответное чувство неприязни, поскольку Лидия Борисовна задирается с ней, где только можно: на улице, на митингах, на кладбище. Известен случай, когда она отлупила милицейский наряд, стоящий на страже Новодевичьего монастыря, и чуть не угодила за решетку. Освобождена была только ввиду протестов интеллигенции, объявившей голодовку, что в отсутствие подкормки в доме арестованной было организовать довольно просто, и прекратившей ее, только когда арестованная вернулась и накрыла по этому поводу на стол.
И наконец, третья немногочисленная часть населения, не любящая Лидию Либединскую, это шовинисты и черносотенцы. Не любят они ее в силу своей обычно ненависти к талантливым и добрым людям, но еще главным образом за то, что с ней рушится их главный тезис о вселенской «русофобии». Простую русскую женщину, графского происхождения, почему-то обожают представители всех национальностей и вероисповеданий. Это заставляет их утверждать, что Либединская либо «масонша», либо заброшена к нам летающей тарелкой из космоса.
С первым утверждением я не согласен, а второе, то есть внеземное появление Лидии Борисовны, в принципе готов изучить.
В том, что она обладает огромным энергетическим полем, у меня нет сомнения. Здесь она далеко обошла экстрасенса Чумака, который заряжает воду. Те, кто пробовал, как Лидия Борисовна «заряжает» домашние наливки, могут подтвердить, что их оздоровляющий результат значительно сильней.
А ее добрая, детская улыбка производит гипнотический эффект намного впечатлительней, чем мрачная улыбка доктора Кашпировского.
При виде Либединской у людей светлеют лица и исчезают морщины, исчезают рубцы на сердце, улучшается жизнедеятельность всех остальных органов.
Такую
установку дает нашему организму эта замечательная женщина.И как говорит тот же Кашпировский, вы можете ее «слушать или не слушать, смотреть или не смотреть, но от ее обаяния и любви вам никуда не деться»!
26 ноября 1989
Часть 4
Воспоминания
Игорь Губерман Горстка прощальных слов
Первое мое воспоминание о теще относится к новогоднему вечеру, встречали шестьдесят пятый год. За столом у Лидии Борисовны собралось десятка три весьма пожилых (как мне тогда казалось) незнакомых мне людей. Возле каждого прибора лежал трогательный одинаковый подарок: маленький кусочек мыла в очень яркой обертке, отчего чуть походил на детскую шоколадку. Гости брали его, нюхали, восторгались тонким иностранским запахом (туристские поездки еще только-только начались) и спрашивали, откуда такое количество этого мелкого великолепия. Моя будущая теща с царственной простотой пояснила:
— Мы летели из Швеции на самолете компании «Эйр Франс». Я зашла в сортир, а когда стала мыть руки, то нажала на педаль, и выпал этот прелестный кусочек. Он мне так понравился, что я подставила сумку и держала педаль, пока мыло не перестало выпадать.
Под общий одобрительный хохот я успел меланхолически подумать, что попал в прекрасную семью.
Мне писать о Лидии Борисовне и тяжело, и странно, потому что более чем сорок лет был рядом я с уникально сложным человеком. В ней сочетались властность и покладистость, невероятный эгоизм — с распахнутым доброжелательством и щедростью, способность к светскому поверхностному трепу — с мудрым пониманием людей и ситуаций. Ну, а главное, конечно, — яркая, глубинная, острейшая (животная, сказал бы я для точности) любовь к жизни — в ее крупных и мельчайших проявлениях. Гостевальные ее застолья будет еще долго помнить множество людей. А как она для этого нещадно применяла своих дочек, а потом и внучек — сразу же забылось дочками и внучками, осталось только обожание и восхищение. Какое дикое количество ничтожных мелочей она приобретала, будучи у нас в Израиле (недаром было сказано, что ходит она здесь со скоростью сто шекелей в час), и как она потом раздаривала все это! С какими яркими и интересными людьми она дружила — трудно перечислить, и они ее любили, что меня порою поражало, потому что личности такие — мало склонны к близости сердечной. А со своим старением борясь, поскольку жизнь от этого тускнела и скудела, теща делала усилия неимоверные. Так она где-то прочитала, что кроссворды помогают сохранить память и отдаляют склероз, и два-три часа в день она разгадывала кроссворды, радуясь по-детски, если почти все одолевала. И непрерывные ее повсюду выступления, и путешествия далекие («Пока можешь ходить, надо ездить», — говорила она) уже не только жажду полнокровной жизни утоляли, но и были вызовом дряхлению. Она и умерла, вернувшись накануне из Сицилии. Как праведница умерла — спокойно и мгновенно, не проснувшись. С изумлением сказал я в эти дни кощунство некое: мол, надо много в этой жизни с удовольствием грешить, чтоб умереть как праведник — и это было точно в отношении Лидии Борисовны. А впрочем, грех — понятие настолько непонятное и относительное очень, что касаться этой части ее жизни просто ни к чему. И была еще одна черта у тещи — знак отменной человеческой породы, я никак не мог найти ей точное определение и вдруг наткнулся в повести у Виктора Конецкого:
«Человеческое изящество… Этакое сложное и тончайшее качество, когда есть аристократичность повадки, но безо всякого высокомерия, и есть полнейшая демократичность без тени панибратства».
Она осталась в памяти моей обрывками случайных разговоров и поступками, которые забыть нельзя. Я в самолете (уже на похороны летя) вспоминал какие-то смешные ее реплики — чуть позже изложил я это вслух на многолюдных поминках, тещу бы порадовало это гостевание и то, что над столами смех висел, а не уныние торжественной печали.