Сказание о новых кисэн

— Надо выпить, хотя бы рюмочку, — устало сказала она после длинного монолога. — Когда душа летит вниз, словно ты вступил в яму, то нет лучшего лекарства, чем алкоголь.

«Ты можешь обмануть самого черта, но не меня, — каждый раз говорила Табакне, входя в ее комнату, сморщив свой приплюснутый маленький нос и принюхиваясь. — Я прекрасно знаю, как свои пять пальцев, где ты спрятала алкоголь». Но она зря ликовала, находя по бутылке водки в стенном шкафу или под одеялом, потому что то, что она находила, — было всего лишь наживкой. Настоящая бутылка с алкоголем была спрятана сзади двухэтажного деревянного шкафа с вырезанными цветами, который она получила от старого краснодеревщика за интимные услуги.

— Сегодня вечером ты не входи в комнату гостей, останься с мисс Мин, — с раздражением сказала Табакне. — Она немного не в себе.

Когда она ушла, мадам О, вытащив полупустую бутылку виски, стала пить прямо из горла. Виски, царапая, обжигая горло, быстро спустилось по пищеводу; плечи начали дрожать. Вскоре приятная теплая волна накрыла все тело. Выпив до конца виски, она легла на борё — традиционный корейский матрас. Из-за того, что она лежала на боку, съежившись, положив под голову деревянную подушку, на ханбоке полностью отпечаталось ее худое тело. Чуть погодя ее лицо начало ярко гореть красным цветом. Если схватить ее сморщенную, словно стиральная доска, шею, то она, наверное, уместится в кулаке. Сколько же разнообразных песен было вычерпано из этой длинной и тонкой шеи, сколько разных видов алкоголя прошло через это горло?

Певицы-кисэн, смотревшие на мадам О, стали всхлипывать.

— Если завтра вы не хотите совершить ошибок, — сказала она пьяным голосом, не обращая внимания на их всхлипывания, — вам надо больше тренироваться. Давайте я, хотя бы лежа, послушаю вас. Как вы смотрите на то, чтобы спеть вместе?

Одна из певиц-кисэн, следуя мелодии, стала бить в барабан. Его звук, дремавший до этого, незаметно для всех, мгновенно выскочив наружу, словно разрывая кожу барабана, с самого начала был великолепен. В руках, державших палочки барабана, бились веселье и радость. Они вызывались не только быстрыми и веселыми ритмами, но и медленными, следуя которым, то в левую, то в правую сторону мягко двигались шея и плечи. Но надо признать, что медленные ритмы звучали глубже и волновали сильнее, чем быстрые. Длинные волосы певиц-кисэн раскачивались в такт ритму, с оставшимися кое-где желтовато-коричневыми красками для волос. Песня лилась, словно водопад, следуя ритмам барабана.

Тоска подступает, Но жить я должна. Печаль неизбывна, Но жить я должна. Когда я скончаюсь, Позвольте спросить, Зачем мне дано было жить? В тот день, когда я умру, Вы все на моей могиле, Скажите, что вы любили Меня — и мою тоску.

— О, как прекрасен звук барабана! — воскликнула мадам О. — Теперь то, что было сжато внутри меня, кажется, разжалось, — но ее слова были не слышны, утонув в звуке барабана.

— Что они там делают на заднем домике? — услышав громкие звуки, как всегда, недовольно сказала Табакне. — Орут, словно их режут, и в барабаны бьют изо всех сил?

Она вышла из кухни и, избегая вони, исходившей от маринованного ската, кинула неодобрительный взгляд в сторону заднего домика. Кухарка Кимчхондэк, которая имела не только болтливый язык, но и быстрый ум, поймав ее взгляд, сразу побежала в задний домик, спрятав под фартуком тонко нарезанное сырое мясо ската. Вдали виднелась прилетевшая неизвестно откуда белоснежная цапля с черной ленточкой-косой на голове, которая, взмахивая крыльями, мягко приземлилась на поле, на котором была куча брошенных красных георгинов с переломанными стеблями, выглядевшая, словно алая кровь.

— Как красиво! — сказала вслух госпожа Ким, сидевшая на деревянном полу, отвлекшись от расплачивающихся с ней кисэн и глядя в сторону поля.

Правый глаз у нее был нормальный, а левый косил, поэтому нельзя было понять, про кого она говорила: про цаплю или про георгины?

Звуки барабана и песни, начавшие громко звучать из заднего домика, распространялись, словно волны, доносясь не только до главного здания и отдельного домика, но и до всех людей, в радиусе почти двухсот метров от Буёнгака. Песня, с начала и до конца, слышалась ровно, а звук барабана, следуя ритму, то усиливался, то уменьшался. Кисэн, которая сидела на краю деревянного пола, заслушавшись, не замечала, что у нее открыт рот. Белая цапля, то бегавшая вдали по полю, то медленно вышагивавшая по разбросанным цветам, вдруг, хлопая крыльями, взлетела, испугавшись внезапно звука барабана. Когда наступит время, она тоже улетит на остров Ылсукдо или в водохранилище в районе Джинам. Не забыла ли она свой путь? Колени у мадам О, страдавшей остеопорозом, худели с каждым днем.

Кисэн-танцовщица

1

На Кыт Сун. Это имя выдавало отчаяние того, кто его придумал. Разве у нее в жизни мало было случаев, когда приходилось называть свое настоящее имя, не зная, куда деваться от стыда? Каждый раз, когда ей приходилось называть свое имя, у нее все тело каменело, а лицо вспыхивало, словно ее застали, когда она снимала нижнее белье. Даже если она, набравшись храбрости, называла свое имя, голос у нее становился слабым или заплетался так, что собеседник ничего не мог понять. Чья была вина в том, что каждый раз, из-за одного и того же вопроса, ее лицо вспыхивало, словно заново разворошенный костер? Была ли в этом вина ее или сурового отца, который дал такое имя? Или дело было в чем-то другом, например, в том, что зовут «судьба»?

Когда ей, счастливо дремавшей в теплой утробе матери, пришлось выйти в этот мир под действием непреодолимой силы, она была похожа на любого младенца в этом мире. Неизвестно, возможно, что именно из-за того, что имя На Кыт Сун приклеилось к ней, у нее сложилась такая несчастная жизнь.

Для отца было очень важно, кто у него будет: сын или дочь. Крайне невежественный, он, как только услышал ее первобытно громкий голос, первым делом спросил врачей: «Кто родился? Девочка или мальчик?» Конечно, с его стороны было бы великодушней спросить о том, сколько весит ребенок, как выглядело его лицо, были ли у него ручки и ножки, но он, не проявляя никакого интереса к новой жизни, интересовался лишь одним: «перец» это или «моллюск» [43] .

43

У корейцев слово «перец» означает рождение мальчика, а «моллюск» — девочки.

С самого момента рождения она была для отца существом без лица, груди и ног, имевшим только женские половые органы. Когда он услышал, что снова «моллюск», то пришел в отчаяние. Ее младшую сестру звали Чхон Сун, что, согласно иероглифам, означало «последняя девочка», поэтому он и ее назвал Кыт Сун, что также означало «последняя девочка».

Отец, услышав слово «моллюск», в ярости, чиркая спичкой, пахнущей серой, чтобы прикурить от горя, возможно, без всякой задней мысли дал ей это имя. Или он специально дал такое имя? Она не знала. Возможно, крепко сжимая спичку «Ариран», он разломал ее. Тогда он, вероятно, подумал: «Проклятье, снова в этом году не повезло!» Вероятно, лицо девушки-модели с круглыми глазами, надевшей чжокдури, с круглыми точками на обеих щеках и на лбу, намазанных красной помадой, отпечатанной на коробке спичек, в тот день оказалось совершенно сдавленным и сморщенным.

Но могло быть еще хуже, ведь если бы воля отца, говорившего, что теперь он будет сушить «моллюсков», была настойчивей, то вместо имени На Кыт Сун он мог дать ей имя На Чжон Маль, поэтому можно утешиться тем, что он ограничился этим. И хотя имена Кыт Сун и Чжон Маль с точки зрения элегантности почти не отличались друг от друга, тем не менее ее душа успокаивалась от того, что в конечном счете хоть маленькая, но разница была. Такова история ее страданий, связанная с настоящим именем, и как могла она не дрожать от возбуждения, когда выбрала себе красивый псевдоним мисс Мин? Сняв с себя маску «гадкого утенка», она наконец почувствовала, что она взлетела в ряды «благородных лебедей», и, вероятно, только поэтому ей нравилось быть кисэн.

2

Сегодня был ужасный день, когда надо жить не под красивым псевдонимом мисс Мин, а под настоящим именем На Кыт Сун. Бамбуковая корзина с едой, которую дала ей Табакне, когда она утром выходила из Буёнгака, была очень тяжелой, поэтому плечо постоянно оттягивало на правую сторону.

— Хотя порядок обряда свадьбы поменялся, а он, к сожалению, сильно поменялся, помни, что сегодня ты идешь не просто к себе домой, а у тебя послесвадебное посещение. Ты посещаешь дом родителей после свадьбы без жениха, но ты не огорчайся! — напутствовала ее Табакне.