Сказание о новых кисэн

В наполненной до краев корзине лежали говяжьи ребра, хлеб, сладкий пареный рис, разные поджарки и морепродукты. Если бы она не видела грубые шершавые руки Табакне, которые крепко обвязали корзину платком с четырех сторон, чтобы не просочился наружу запах, то она сразу после того, как приехала в Сеул, бросив ее перед дверями дома, ставшего ей чужим, ушла бы, даже не входя. А после этого она развлекалась бы, в послесвадебном настроении, в каком-нибудь из увеселительных рок-кафе в районе Синчхон или Хондэ, где собирались и гуляли красивые девушки и симпатичные парни.

«Эй, посторонись! Прочь с дороги! — крикнула бы она им. — Пришла лучшая кисэн-танцовщица Буёнгака, о которой говорят, что она умеет танцевать даже на семечках павлонии». Наконец-то, при нормальном освещении, словно моллюск без костей, с мягким волшебным движением магического танца-волны, она показала бы всей этой зазнавшейся молодежи. «Эй, девушки, — воскликнула бы она, — знаете ли вы то, что даже в этом ультрасовременном высокотехнологичном XXI веке существует старинная профессия кисэн? Не смотрите такими презрительными взглядами! Кто из вас в день своего рождения мог знать то, что не станет кисэн? Я лишь пошла по более легкому пути вместо того, чтобы всю жизнь терпеть трудности, как ученица-танцовщица бог знает какой духовной культуры, у которой впереди только бедность и одиночество. Если бы я танцевала, словно сумасшедшая, в центре сцены-площадки, как босоногая Айседора Дункан, успокоилась ли бы тогда хоть немного моя душа?» Такие мысли посещали ее, пока она ехала в отчий дом.

Чтобы добраться до назначенного места, ей надо было велеть водителю такси доехать до магазина «Чхонвансюпхо» возле комплекса зданий под названием «Самчхолли», но она не могла вспомнить это название, поэтому сошла не там, где ей надо было, а чуть ближе. Она подумала, что совершила ошибку, сойдя раньше, и держала корзину с едой перед лицом, не желая видеть лицо таксиста, который ворчал из-за того, что ему было трудно развернуться.

Район, где она жила в детстве, превратился в развитой жилой комплекс с многоэтажными домами, тесно располагавшиеся здесь некогда завод по производству молотого перца и лавки, торговавшие хламом, исчезли, а вместо них встал комплекс зданий, которого здесь раньше не было.

Мисс Мин проходила эти места в течение девяти лет, пока училась в начальной и средней школе. Изначально на том месте, где сегодня находился комплекс зданий «Самчхолли», стоял завод по производству угольных брикетов с одноименной маркой. Она помнила, как в те дни, когда шел дождь, возле угольных насыпей, стоящих, словно горы, черная вода покрывала дорогу, а в обычные дни, когда дул ветер, из-за разлетавшейся в воздухе угольной пыли ноздри, руки и шея становились черными. Дорога же становилась такой пыльной, что нельзя было даже открыть глаза.

Она вспомнила случай из детства. Однажды, когда она считала, что уже прошла заводы по производству угольных брикетов и молотого перца, дорогу ей загородила большая, размером с теленка, собака, привязанная веревкой за ржавый кол во дворе лавки, торговавшей хламом. Яростно лая, она нападала так, словно хотела разорвать ее на части. Когда, страшно испугавшись, она сделала шаг назад, то уперлась спиной в забор, верх которого был обит оцинкованным железом. Она вспомнила, как вместо собаки одежду ей разрывали металлические прутья и части железной скульптуры, покрытой оцинкованным железом, остро выпиравшие из забора, как пыталась она высвободить зацепившуюся ткань, но это ей не удавалось: лишь распутывалась текстура свитера и, задираясь вверх, рвалась школьная форма. Вообще, насколько она помнила с самого детства, неприятности никогда ее не обходили.

На площадке, огороженной забором, словно на свалке лежали в беспорядке оторванные дверные створки платяного шкафа, сломанная электрическая рисоварка, смятая пустая банка, разорванная белая коробка… Все это было покрыто красной ржавчиной или плесенью и имело бесформенный вид из-за того, что щели расширились и внутренности вылезли наружу. От свалки шел зловонный, омерзительный запах, словно от выброшенного и утонувшего мешка для риса, выловленного из затхлого пруда. Она хорошо помнила, что во времена детства и юности нельзя было носить светлую одежду и белые кроссовки из-за черной пыли, витавшее в воздухе.

Мисс Мин тогда думала, что ее жизнь в будущем, вероятно, будет иметь такой же вид: она или покроется ржавчиной или плесенью, или ее вывернет наизнанку, как те вещи на свалке. И она будет такой, что нельзя будет даже открыть глаза, словно в них попал жгучий горький перец, и что даже если быть предельно осторожным, то ноги все равно испачкаются в грязной воде.

После того как она прошла мастерскую, где заряжали газом, появился железнодорожный переход. Она не стала переходить по нему, а встала на рельсы. По этой дороге трижды в день по расписанию проходил грузовой поезд. Путь по рельсам был кратчайшим путем домой. Повсюду поверх гальки, разбросанной между шпалами, лежали осколки разбитых бутылок, брошенные окурки, а на полосе земли, тянувшейся вдоль железной дороги, местами были аккуратно посажены перилла, тыква, горох и сорго. Говорят, что когда корейцы эмигрируют куда-нибудь, то первое, что они делают, — сажают семена салата на ближайшем пустыре, и лишь потом выгружают и развязывают вещи. Такой стойкий характер, не позволяющий просто так оставить пустующую почву, был виден даже на этой скверной земле, что лежала вдоль железной дороги.

После того как она прошла мимо стены, защищавшей новый жилой комплекс многоэтажных квартир от шума сталелитейного завода, перед ее глазами открылось такое множество бедных поселений у подножий горы, что просто не верилось, что они до сих пор существуют в Сеуле. Ведь вокруг столицы есть зеленая зона — территория, на которой не то что построить, даже свои дома нельзя было отремонтировать по своему желанию. Она прошла всего один квартал, но уже так четко проявилась граница между богатыми и бедными. У нее вдруг заболело правое плечо; опустив на землю корзину, она устало села на рельсы. Правая рука, казалось, вот-вот выскочит из плеча, спина и подмышки взмокли.

Как она и предполагала, дома никого не было. На двери кухни, через которую можно было войти в дом, висел большой ржавый замок. Домик представлял собой строение площадью примерно в 33 кв. м, с двориком, выходившим к железной дороге. Стена внутренней комнаты и дверь кухни также выходили к железной дороге, а возле двери кухни, на расстоянии одного метра, стоял туалет, наскоро сделанный из досок. Сквозь щели раздвинутых досок были видны следы ног, черные испражнения, начавшие твердеть, и летавшие с громким жужжанием навозные мухи. Хотя несколько кустов клещевины и гребенчатой целозии, словно загораживая от улицы всю эту ужасную картину, красиво обступили помост для чанов с соевой пастой, стоявший вдоль железной дороги, но все равно это было неприятное зрелище. Складывалось ощущение, что цветы сажали, специально выбирая самые безобразные. Возле помоста для соевой пасты виднелось неуклюже лежащее кресло-качалка, неизвестно откуда принесенное. «Если перед домом поставить даже неописуемо красивую новую вещь, — подумала она, — она сразу будет смотреться, как старый хлам». Несмотря на то, что ее ягодицам было неудобно из-за жесткости кресла, а на ноге остались вмятины от его каркаса и тело все время наклонялось набок, ей все равно было приятно, потому что она сидела в своем доме. Когда, примирившись с тем, что кресло такое старое и неудобное, она вытянула ноги, они почти касались железной дороги.

Мисс Мин родилась в этом доме, похожем на страшного духа гульвансина,стерегущего по ночам могилы. Она помнила, что когда засыпала, то от звука проходящего грузового поезда гремела крыша, тряслась стена, а пол ходил ходуном. Отец продал администрации железной дороги часть двора, поэтому семья была вынуждена, смирившись, терпеть три раза в день гром и землетрясение. Люди часто говорят, что голос Табакне похож на звук паровозной трубы, но они на самом деле не знают, насколько ужасен этот звук.

В долгие зимние ночи, когда сестры просыпались от него, в маленькой комнате не раз возникала борьба за одеяло. В пронизываемой холодным ветром комнате четыре девочки должны были укрываться одним одеялом. Однако это можно было сделать, лишь если они спали, прижавшись друг к другу, как связка рыб гульби [44] . Во время сна одной из них, обычно той, кто лежал с краю, одеяло не доставалось. Когда она начинала тянуть одеяло на себя, лежащая на другом краю тоже начинала тянуть его, и оно туго натягивалось, словно тент хорошо поставленной палатки. Двум сестрам, лежавшим посредине, тоже было неудобно спать, потому что под туго натянутым одеялом все время сквозил ветер, и у них мерзли плечи. Старшие сестры, лежавшие по краям, боясь, что во время сна утянут одеяло, спали, крепко сжав зубами его край. Поэтому их передние зубы постепенно искривились и впоследствии изогнулись вовнутрь.

44

Рыба, издающая хриплые звуки.