Сказание об Омаре Хайяме
Шрифт:
– - Твой отец погонщик?
– - недоверчиво спросил Али.
– - Погонщик двадцати верблюдов, -- ответил молодой человек гордо.
– - Мой отец не очень беден и не очень богат. Все, что имеет, отдает своим детям.
– - А много вас?
– - Четверо, -- последовал ответ.
– - И все четверо -- мужчины.
Али почему то обрадовался:
– - О, храни вас аллах! Твой отец будет счастлив, если все его [А-017] сыновья столь же настойчивы, как ты!
Он велел подождать во дворе, а сам направился к хакиму.
Омар Хайям сидел один
– - О многоуважаемый хаким, -- сказал Али, входя в комнату, и покорно приложил правую руку к сердцу.
Хаким посмотрел в его сторону, но мысли его были далеко. Зная это, Али еще раз обратился к Омару Хайяму, пытаясь привлечь к себе его внимание.
– - Слушаю, слушаю, -- произнес хаким.
Али подумал, что эти слова обращены не к нему, а к кому то другому. Он сказал:
– - Тебя хочет видеть некий поэт из Балха...
– - Что? Али повторил.
– - Поэт?
– - недоверчиво спросил хаким.
– - Да, поэт.
– - Так отошли его, Али, в караваи сарай. Он, верно, перепутал обсерваторию со странноприимным домом.
И взял пригоршню фисташек.
– - Нет, -- сказал Али.
Хаким удивился.
– - Что нет? Разве я не ясно выразился?
– - О многоуважаемый хаким, да пребудут с тобою все радости земли...
– - Я не люблю витиеватую речь, -- заметил хаким.
– - Что?
– - Речь, говорю, не люблю витиеватую! Изъясняйся по человечески. Ведь ты же не муфтий! " [М-013]
Али перешел на скороговорку:
– - Этот молодой человек пришел из Балха.
– - Много шляется народу по свету, -- проговорил хаким.
– - Он шел с одной целью...
– - С какой же?
– - Только с одной. Повидать тебя, о хаким!
– - Зачем?
– - Я же сказал -- он поэт.
– - Уж лучше бы ты привел немудрящего звездочета. Зачем нам поэт? Особенно мне?
Али твердо стоял на своем. Казалось, настойчивость поэта из Балха перешла к нему.
Али сказал:
– - Он шел по опаленной солнцем земле, на зубах его песок пустыни, и в глазах его пыль пустыни. Один из погонщиков -- отец этого поэта. Отец ничего не жалеет для сына. Он одел и обул его так, чтобы не оскорбить твоих глаз...
– - Мои глаза ко всему привыкли, Али.
– - Он пил вонючую воду и ел гнилую пищу. Гиены пустыни чуть не сожрали его...
– - Это преувеличение, Али.
– - Он шел к тебе, и смерть витала над ним...
– - А другие, которые шли вместе с караваном, разве бессмертны? И очень глупо рисковать жизнью ради стихов, без которых вполне можно прожить.
– - Однако, хаким, ты же не можешь без них!
– - Без стихов?
– - Да!
– - дерзко воскликнул Али.
Омар Хайям перемешивал указательным пальцем фисташки. Долго он это делал. Долго и молча.
– - Может быть, молодой человек желает узнать что-либо о светилах?
– - наконец проговорил он.
– - Нет.
Он только поэт.Хаким все думал.
– - Может, показать ему обсерваторию?
– - Нет, он желает говорить только о стихах.
– - Какой чудак!
– - сказал хаким.
– - Зови его. "Ради стихов?
– - подумал хаким.
– - Ради стихов столько мучений на долгом пути? Какое это будет неисчислимое бедствие, если в один прекрасный день большинство человечества обратится в неистовых поэтов!"
И он встал навстречу гостю, пришедшему издалека. Молодой человек бросился к хакиму и с жаром поцеловал ему руку.
Омар Хайям усадил его, а служитель Али принес кувшин шербета [Ш-007] и кувшин вина.
– - Я недостоин этого!
– - воскликнул молодой человек, порываясь встать, -- Я не могу сидеть у правого плеча великого поэта!
– - Сиди, сиди, -- сказал хаким, удерживая поэта. Мы сейчас разберемся во всем, и, ежели обнаружим здесь великого поэта, все будет по твоему.
Молодой человек восхищенно глядел на хакима: ему не верилось, что он рядом, совсем рядом и что они дышат одним воздухом.
Хаким справился об имени поэта из Балха, и тот назвал себя: имя -- Рустам, а по отцу -- Зирак.
– - Рустам эбнэ Зирак?
– - спросил Омар Хайям.
– - Да, господин, именно так.
Хаким внимательно оглядел молодого человека и сказал:
– - Мне кажется, что ты сошел со славных страниц великого Фирдоуси.
– - Почему так кажется, господин?
– - смущенно произнес Рустам.
– - А по всему... И рост, и молодость... И это имя твое... Что привело тебя сюда?
– - Мы шли долгим и трудным путем, -- сказал Рустам.
– - Глаза наши очень часто ничего не видели сквозь завесу желтой пыли, ветер срывал с головы шапки и уносил далеко. Однажды нам казалось, что буря заживо погребет весь караван. Это было между Балхом и Нишапуром. Отец сказал мне тогда: "Вот до чего довели тебя стихи".
– - Стихи?
– - удивился Омар Хайям.
– - А при чем стихи, когда бушует буря? Или, может, я чего-то не улавливаю?
Молодой человек из Балха что-то хотел объяснить и вроде бы не мог.
– - Стихи сочиняются в свободное время, -- сказал хаким.
– - Но когда бушует буря, надо думать и бороться, а не стихи сочинять,
– - О господин мой, ты не так меня понял, -- сказал Рустам вдруг на арабском языке.
Хаким поднял руку:
– - Не утруждай себя, Рустам, я прекрасно понимаю и свой родной. Говори по-нашему...
– - Господин мой, дело в том, что я поэт и приехал сюда, в Исфахан, только чтобы повидать тебя и поговорить с тобой.
– - О чем же?
– - О стихах... О высокой поэзии.
– - Ты, конечно, шутишь, Рустам.
– - Хаким взял многократно сложенный лист самаркандской бумаги и развернул. Он оказался картой, на которой изображены моря и реки, города и высокие горы великого царства.
Хаким указал на город Балх, а потом перевел взгляд на город Исфахан и в него тоже ткнул пальцем.