Сказания о нартах

Крепки и гибки, как веревки, побеги хмеля. Обвили они колесо Балсага и остановили его. На расстоянии полета стрелы приблизился Сослан к колесу, пустил в него одну стрелу — и вдребезги разбилась спица. Пустил другую стрелу — и в мелкие щепки разлетелась вторая спица. В зарослях орешника, обвитых хмелем, догнал Сослан колесо и схватил его. И тут орешнику и хмелю принес благодарность Сослан:

— Отныне, орешник, люди будут издалека приходить к тебе за вкусными твоими плодами. А тебя, хмель, пусть в пору веселья благословлять будут люди за хмельной напиток!

Выхватил Сослан свой меч, замахнулся и хотел на куски разрубить колесо Балсага. И тут снова взмолилось колесо:

— Душа моя в руках твоих, Сослан. Что ты прикажешь мне, все сделаю!

— Нет тебе веры, — сказал Сослан. — Ты клятвопреступник и снова обманешь меня.

Но жалобно просило колесо и так горячо клялось оно, что снова поверил ему Сослан.

— Хорошо, — сказал он. — Я пощажу тебя. Но за двенадцать друзей моих убей в семье своей двенадцать человек — и я отпущу тебя живым.

Согласилось колесо Балсага, и, печальное, покатилось оно домой. Узнал Сырдон, что не удалось колесу убить Сослана. Принял Сырдон облик старика и стал на пути колеса.

— Да будет перед тобой, колесо, прямая дорога! — сказал он. — Что случилось с тобой, почему ты так печально?

— С чего быть мне веселым! — ответило колесо. — Победил меня нарт Сослан и взял с меня слово убить двенадцать человек из моей семьи.

— А зачем тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из своей семьи ногти на руках и ногах, и ты выполнишь этим свою клятву, — сказал лукавый Сырдон.

Не послушало его колесо Балсага, катится оно дальше. Но вот на пути ему снова попался Сырдон. Старухой на этот раз он обернулся.

— Да будет перед тобой, колесо, прямая дорога! — сказала старуха. — Что случилось с тобой, почему ты так печально?

— Что делать мне, пусть съем я твои недуги? Двенадцать человек из семьи своей предстоит мне убить, чтобы выполнить клятву, данную нарту Сослану.

— А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, и этим ты выполнишь свою клятву.

Не послушалось колесо, катится дальше. Снова забежал вперед Сырдон, обернулся юношей, у которого только выступил первый пух на лице, и встал у колеса на дороге.

— Да будет перед тобой, колесо, прямая дорога! — сказал он. — Почему ты так печально?

— Дано мною слово нарту Сослану убить двенадцать человек из семьи своей. И вот теперь качусь я, чтобы выполнить это слово.

— А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, — сказал юноша.

Ничего не ответило колесо, прокатилось мимо. Но, пробежав еще немного, подумало оно:

«Вот старик, старуха и юноша в одно слово сказали мне одно и то же. Ведь не ждут они от меня за это никакой награды. Дай-ка послушаю я их добрых советов».

И, прикатившись домой, постригло колесо ногти на руках и ногах двенадцати человекам из семьи своей. И после этого смирно сидело дома колесо.

Шли дни за днями, недели за неделями. Стал лукавый Сырдон, сын Гатага, время от времени навещать колесо Балсага.

— Надо бы тебе, знаменитое колесо, покатиться еще раз на Сослана и отомстить ему за унижение, — говорил Сырдон.

Но прошла уже злоба у колеса Балсага, и ответило оно Сырдону:

— Эй, лукавая лисица, оставь меня! Из-за тебя случились со мной все эти несчастья.

Но Сырдон на несчастье нартов не оставил своего намерения погубить Сослана. Развязал он свой лживый язык и опять уговорил колесо Балсага напасть на Сослана и убить его.

Снова вставил Курдалагон в колесо новые спицы из чистого булата. И вот однажды, когда был Сослан на поле Зилахар и осторожно на животе подползал к зверю, откуда ни возьмись прикатилось колесо Балсага, отрезало ему ноги по колени, бросило ему ногти с рук и ног двенадцати человек из своей семьи и вернулось к себе домой на небо.

Лежит Сослан на поле Зилахар, истекут кровью, оглядывается кругом: кого бы послать к нартам вестником печали?

Орел пролетает над его головой, и говорит ему Сослан:

— Будь, орел, моим вестником печали. Полети к дому Ахсартаггата, сообщи братьям моим Урызмагу и Хамыцу, что умираю я, нарт Сослан, на поле Зилахар и некому закрыть мне глаза.

— Хочу я увидеть, что тебе еще хуже приходится, чем сейчас, — ответил ему орел. — Разве щадил ты меня, когда усталый опускался я на дерево или камень? Нет, ты тут же хватался за свою стрелу, — пусть она больше не принесет тебе радости!

Прошло немного времени — коршун пролетел над ним.

— Тебя, прошу я, коршун, — взмолился Сослан. — Будь моим вестником печали. Полети к дому Ахсартаггата и скажи, что отрезало колесо Балсага ноги Сослану, и пусть поторопятся ко мне мои родичи.

— Ишь ты, ишь ты, чего захотел! Бесчисленное множество кур у Шатаны, но разве ты когда-нибудь дал мне унести хоть одну? Ты тут же хватался за свой лук, — сказал коршун и полетел дальше.

Лежит Сослан. Ждет…

Вдруг ласточка, щебеча, пролетела над ним. Обрадовался Сослан:

— О ты, ласточка! — сказал он ей. — Лети скорее к дому Ахсартаггата и скажи, что колесо Балсага отрезало ноги их Сослану. Один умирает он в поле Зилахар, и некому закрыть ему глаза.

— Будь по-твоему, — ответила ласточка. — Слишком хорош ты, чтобы умирать тебе здесь одному и чтобы никто не закрыл тебе глаза. Я буду твоим вестником печали. Когда, бывало, заставал меня дождь, ты подбирал меня, прятал за пазуху и спасал мою жизнь. Ты всегда оставлял для меня открытыми закрома, и я наедалась там вдоволь. Нет, никогда не забуду я твоих благодеяний!

— Навеки будешь ты любимицей людей! — поблагодарил ее Сослан. И полетела ласточка в селение нартов вестницей печали.

Лежит Сослан в поле, ждет, когда придут за ним нарты закрыть ему глаза.

Черный ворон пролетел над Сосланом, и, увидев, что умирает Сослан, заплакал ворон:

— Осиротел я, Сослан. Как мне прожить без тебя? Все тропинки и ущелья заваливал ты дичью, и потому всегда мог я наполнить свою утробу. Кто теперь накормит меня?

— Напрасно сокрушаешься, — ответил Сослан. — Ничто не поправит теперь твой плач. Подлети ко мне ближе и насыться кровью моей.