Сказания о Руси изначальной

Анисия с любовью провела ладонью по старинной книге.

Века пронеслись мимо рукописи, пожары татарского ига и междоусобные распри Киевской Руси не затронули страницы. Поморы сохранили библейские тексты.

– Ради истины слова Божьего дарю её вам. Пусть озарятся сердца прихожан. Берегите Евангелие. Эту книгу Степан Разин держал в руках, когда за своего отца молился в монастыре.

Окрыленные верой, тронулись Велига и Есеня в обратный путь.

– Вернусь я к вам, – обещал он Анисии, Салкову и Афанасию, – доставлю только протопопу книгу…

Через три года в церкви затворились жители деревни. Сожгли себя заживо, приняли мученическую гибель в огне, но не подчинились царевне Софье, которая в 1685 году, объявила следующее:

“Если кто из старообрядцев перекрещивал крещеных в новой церкви и, если он даже и раскается, исповедуется в том попу и искренне пожелает причаститься, то его, исповедав и причастив, всё-таки казнить смертью без всякого милосердия".

Дым гарей пронёсся по земле Русской. Сотнями и тысячами верующие, протестуя, сжигали себя. Но книги передавали в надёжные руки. Священные ветхие рукописи, пробитые молниями, дошли до нас.

Русский душевный раскол растянулся на столетия. Никон, а вслед за ним другие патриархи, наложили проклятья и анафему на старые книги, по которым славяне молились семьсот лет.

Чёрный камень

Весенняя вода выплеснулась на снег, выкрасив его в желтоватый цвет. Чернел издалека невысокий обрывистый берег реки. Голые ветки непроходимых зарослей – караганы, цеплялись колючками за ватный халат, царапали лицо Нарану, сотнику ертаула 7 . Напрасно он прикрывался плетёным щитом – калганом, продираясь вперёд с длинной саблей.

7

Ертаул – разведочный отряд.

– Пусть, как собака, сдохну, а найду счастливого духа! Он мне укажет путь. Проклятые куланы 8 его спугнули!

Оглянувшись назад, он не увидел кожаной лодки, но услышал всплеск воды от весла.

– Эй, Буриш! Хватит уткой плавать! Поставь на караул надежных нукеров. Зарежь барана до восхода солнца! Не забудь сварить курдюк с печенью. Я вернусь утром.

– Хорошо, – донёсся со стороны реки грубый голос.

“Шайтан из глотки, что ли урчит – совсем не похож на голос лучника”, – подумал Наран, дотронулся рукой до ожерелья из сердолика, любимого камня Пророка, чтобы отвести дурной взгляд, смотрящий на него прямо с чужого растаявшего от солнца неба.

8

Кулан – дикий осёл.

Он вспомнил прекрасную жену Дамиру, пахнущую терпкими степными травами и цветами. Её украшения из раковин каури, пронизи, коралла, монет; браслеты и кольца позванивали в легком танце. Она бежала к нему навстречу…

Далеко остались родные места.

Тайбуга, по секрету, послал их отряд разведывать лесную землю, чтобы построить ханскую ставку и покорить местные племена.

Побывав в гостях у вогулов, услышав о древнем капище, захотелось Нарану взглянуть на Золотого идола, который испускает неистовые вопли, пугая людей и зверей.

Хмельным напитком, приготовленным из кобыльего молока и свежей крови забитой лошади, подпоил доверчивых охотников, разузнал, где находится остров на болоте, кинулся, не мешкая, помышляя завладеть изваянием, ради Аллаха, избавить неверных от шаманов.

Сгоряча не взял никого из воинов, пожалел боготворимого коня. Не жажда богатств ослепила ему разум, а миссия очищения язычников.

Мёртвые берёзы – призраки водили кругами по хрустящему леденистому мху. Толкали в талую зыбь.

Нащупал Наран еле заметную тропу. Прошёл по ней всего ничего. Навстречу вылетела стрела, пущенная из самострела. Хорошо, что с детства приучился увёртываться от стрел. Не рискнул дальше идти по тропе.

Ни на шаг не подкрался к цели. Два дня кидался от болота к болоту, прогибался шатким ковром под ним мох, мешали идти рубиновые кочки, усеянные прошлогодней клюквой, тлеющей искрами на фоне снега.

Никаких примет: кругом рыжий мох и чахлые деревца в туманной дымке. Холодной ночью мерцали звёзды.

Нельзя было лечь, не найдёшь сухой земли. Промокли ноги и одежда от злой воды. А заветного острова и в помине нет.

На третье утро, когда он уже падал от изнеможения, внезапно в отдалении блеснула речка. Отодвинулись болота. Безвестная протока заградила путь.

На возвышенной гряде, не заливаемой водой гриве, росли вперемешку берёзы, мрачные кедры и лиственницы.

На рыхлом снегу покоилось обтёсанное бревно. Присел на него Наран, решил перевести дух. Слетелись, закричали над ним птицы. Дрогнуло, перекатами прокатилось эхо.

С грохотом упал перед ним чёрный камень. И жуткий рёв ветра пронёсся по воздуху. Кто-то неведомый желал ему напасти смерти. Без сомнения – лютый демон! Камни кидает. А гор-то рядом нет!

Струхнул Наран.

“Вай, беда! Как теперь выбираться из тайги?”

Полетит его голова с плеч, если он вовремя не исполнит наказ Тайбуги. Сабля палача не станет его спрашивать, что он заплутался оттого, что хотел стать проповедником «пегой орды», славя у инородцев заповеди Мухаммеда. Даже то, что лишь он один из тысячи воинов знает язык вогулов, не сбережет ему жизнь.

Глянул наверх, а среди ветвей в лучах розового солнца, между рядом растущих девяти елей и одной лиственницы причудилась ему старая избушка на столбах из широких колотых плах. Конёк крыши венчала затейливая голова глухаря. На стволах елей вырезаны злые личины с прямыми носами – менквы 9 .

9

Менквы – предки людей.

Утешился Наран. Легче на душе стало. С голоду не пропадёт. Будет терпеть. Ожидать хозяина. Воды в реке весной много. Приплывёт кто-нибудь к сумьяху 10 или на олене приедет.

Вот только амбарчик высоко от земли. Снизу ветки обрублены. Медведь и человек не заберётся.

А вдруг эти ели корнями опираются под землей на гору Сумер 11 ? Не оттуда ли бросили в него камень?

Отошёл Наран подальше от тёмного места. Вдруг он чем-то прогневал духов? Из сухих сучьев возле реки на старом кострище разжёг огонь.

10

Сумьях – лабаз.

11

Сумер – в древних монгольских мифах мировая гора, находится на севере под Полярной звездой.

Запел песню о милом раздолье, о том, как он первый раз пустил стрелу из лука в коршуна.

Мальчишкой, не боясь змей, ловил их, прижимая голову палкой с развилкой на конце. Змеи крутились, били по его босым ногам хвостами.

Однако в этой холодной земле нет змей. Голод расслабил его волю.

Задремал, согревшись у огня, воин орды. Сколько мертвецки проспал – не помнит.

Приснился ему сон: Дамира протянула к нему руки.

“Повелитель моего сердца, – шептала она, – дай взгляну на тебя. Без тебя я умру. Вернись, вернись, вернись…”