Скажи, что клянешься

Ной сидит, глядя в никуда, Пейдж рядом с ним, поддерживая его.

Ной

Мой разум не останавливается, но это странно, потому что мой разум как будто пуст, как будто в нем ничего не проходит, но я здесь, я стою как мертвый, запыхавшийся после гонки, которую не могу вспомнить.

Сегодня слишком много, и, похоже, это тема.

Понедельник испытывает меня, а вторник еще хуже, но затем приходит среда и дает двум другим птицу. Четверг наносит свой вред, а затем пятница трахает меня боком, ведя меня к выходным, как «подержи мое пиво». Это бесконечная высокая веревка без звонка, разрывающая мои конечности при каждой попытке подняться.

У меня нет ни энергии, ни драйва.

У тебя ничего нет, Ной.

Мой подбородок падает на грудь.

«Я могу угадать ответ, но ради вопроса, ты хочешь поговорить об этом?» Пейдж успокаивается, ее голос неуверенный, но нежный.

Качая головой, я заставляю себя посмотреть на нее.

Она сидит на стуле напротив, ее тело скрючено, так что она смотрит на меня, с чашкой горячего чая в руке. Пейдж улыбается, опуская голову на спинку стула и наблюдая за мной.

Ее нос слегка краснеет, и она отводит рот в сторону, пытаясь побороть слезы, поглощающие ее.

Я хочу отвести взгляд, я не хочу сочувствия и ненавижу то, что мои чувства влияют на окружающих меня людей. Я не хочу, чтобы кто-то грустил из-за меня.

Я не хочу, чтобы кто-то чувствовал то, что чувствую я.

Полностью и совершенно беззащитен.

«Пейдж». Я протягиваю руку, кладу ладонь ей на колено, и она всхлипывает, кивнув.

Ее глаза скользят мимо меня, и ее грудь раздувается, когда они возвращаются к моей. — Она что-нибудь помнит?

Мои брови нависают, и я снова смотрю вперед. "Не совсем." Я думаю о том, как она упомянула об ориентации и о своем комфорте на кухне. «Ничего, что она осознала или что вызвало что-то еще, насколько она в любом случае поделилась».

«Она назвала меня по имени».

Моя голова поворачивается к ней, и Пейдж кивает.

«У меня не было возможности сказать ей, кто я такой. Она увидела меня и позвала меня по имени».

У меня кружится кишечник. "Что она сказала?"

— Она просила о тебе.

Надежда пронзает мою грудь, но она задыхается на одном дыхании.

Сейчас это не так просто.

Теперь, если Ари вспомнит, нет никакой гарантии.

Рука Чейза в горшке, и все, что ей нужно сделать, это схватиться.

Что-то мне подсказывает, что она близко.

Это в ее глазах, блеск, который был припасен для меня, когда Вселенная решила его украсть.

Это деликатно, но оно есть, и с каждым днем оно становится все больше.

Когда я встретил ее, я знал, что она не может быть моей, так же как я знал, что, когда я упаду сильнее, подъем обратно будет трудным, если это возможно, но знания того, чем все может закончиться, мне было недостаточно, чтобы повернуться. назад.

Путь к перекрестку трех дорог я бы прошёл десять раз, куда бы он ни вел, потому что любовь к Арианне Джонсон стоит риска.

Быть любимым ею — бесценно.

Время стоило мучений.

Особенно, когда мне пришлось столкнуться с тем, что я пытался отрицать, с возможностью, о которой я раньше не думал.

То, что она влюбилась в меня, не означало, что она разлюбила его.

Это означало, что она любит нас обоих.

Я хочу, чтобы она любила меня больше.

Вращая в кармане кольцо, которое подарила мне мама, я закрываю глаза, представляя улыбку на лице моей мамы в тот день. Тогда он даже не щелкнул, как должен был.

Это был ее последний солнечный день.

В последний раз ее душа сияла над этим жестоким миром, прежде чем он забрал ее из него. От меня.

Люди говорят, что этот день наступает, когда ты принял конец своей жизни; это последний прилив энергии и последний смех с теми, кого ты любишь, прикрытый ложной надеждой.

Моя мать любила только двух человек, когда умерла: один был я, а другой — девочка, которая ее не помнит.

Как она могла смириться с концом, если не знала, куда он приведет?

При этой мысли мне становится стыдно, и я произношу тихую молитву, благодаря всех, кто выслушает, за мечту, подаренную ей до того, как пришло время ее отпустить.

Она видела меня счастливым, и это было все, чего она когда-либо хотела от этого мира.

Счастье ее сына.

Я сделаю все, что смогу, чтобы дать это тебе, мама. Я найду это.

Где-то.

Рука Пейдж падает мне на плечо, и я вслепую тянусь вверх, принимая тепло, которое оно предлагает, поскольку внутри меня охватывает мороз, и я не знаю, как его остановить.

Вторая рука падает мне на колено, и я поднимаю глаза и вижу добрые глаза миссис Джонсон. «Теперь все снаружи», — шепчет она, протягивая руку, чтобы коснуться моей щеки, как это сделала моя мать, и что-то успокаивает меня.

Я киваю, и она выпрямляется. Я смотрю, как она подходит к Ари и садится на стул позади нее. Ари, который смотрит прямо на меня и не отводит взгляда, пока я поднимаюсь на ноги.

Откашлявшись, я привлекаю всеобщее внимание, и болтовня вокруг нас прекращается.

— Я, гм… — я снова откашливаюсь, не в силах сориентироваться, не зная, что хочу сказать, и желая, чтобы я не просила миссис Джонсон сообщить мне, когда будет подходящее время для разговора, но поскольку я Посмотрите вверх, прямо в самые нежные, самые совершенные карие глаза, слова станут ясными.

«Сегодня я проснулся на рассвете. Солнце еще не взошло, и дальше руки ничего не было видно, настолько густой был туман. Я знал, что мне предстоит пережить кошмар, и не знал, как мне дожить до наступления темноты, но потом появился ты. Я говорю, глядя в глаза Ари, наблюдая, как ее глаза становятся блестящими, прежде чем встретиться со всеми. «Понимаете, моя мама, она была самоотверженной женщиной, самым самоотверженным человеком, которого я когда-либо знал. Всю свою жизнь я был свидетелем того, как она старалась изо всех сил помогать другим и доставлять им удовольствие, практически не заботясь о себе. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что ей это нравится.

«Если она не делала что-то, чтобы улучшить мою или чью-то жизнь, то она вообще этого не делала. В этом отношении она была доброй и щедрой». Я расправляю плечи, оглядывая группы людей. «Я думал, что сегодня предстану перед пастором, только я и моя мама, и я думал, что это все, что мне нужно, но я ошибался. Она заслуживала большего».

— Она… — я колеблюсь, еще раз глядя на Ари. «Однажды она сказала мне, что все, чего она когда-либо хотела, — это быть мамой, которой будет гордиться ребенок, и ей это удалось». На лбу Ари появляется любопытная, задумчивая морщинка, и я отвожу взгляд. «Она заслужила уважение со стороны людей, которые уважали миссию ее жизни, и эта миссия воспитывала меня, поэтому для мира это значит, что вы все здесь, потому что я знаю, что вы цените нашу дружбу. Тем самым вы осуществили единственную мечту моей мамы. Сегодня было терпимо, потому что вы все были со мной».