Скажи, кто твои друзья

– Благодарю вас, Станислав, – поблагодарила его следователь и чуть заметно кивнула психиатру, давая понять, что всё важное она узнала.

– Всё хорошо, Станислав, – погладил больного по плечу Николай Фролович

Он взял с тумбочки стакан с водой и протянул его больному:

– Вот, выпейте, вам станет легче.

Наумов взял стакан обеими руками и сделал несколько жадных глотков.

– Умница! – улыбнулся Терентьев, показывая Наде глазами на стакан.

Артемьева аккуратно, двумя пальцами, взяла его из рук больного и убрала в полиэтиленовый пакет.

– Отдыхайте, Станислав, и ни о чём не беспокойтесь, – ласково проговорил врач. – Всё будет хорошо.

Надя и Терентьев вышли в коридор. Здесь больных, катавших инвалидное кресло уже не было, как не было и самого кресла, но из туалета слышались ругань и какая-то возня. Туда уже торопились санитары.

– Станислав – творческий человек, таким тяжелее, – вполголоса проговорил Николай Фролович, когда они с Артемьевой шли к выходу.

– Творческий человек весь в искусстве, – согласилась Надя.

– То-то и оно, – покивал Терентьев. – Однозадачность, матушка, ещё никого до добра не доводила. Однозадачность иначе называется зашоренностью. Когда человек по какой-то причине теряет возможность заниматься своим любимым и единственным делом, то тут-то и начинаются проблемы с психикой. Если он не перестроится, то всё может закончиться весьма печально.

– Сейчас много трудоголиков, – согласилась Артемьева. – Это приветствуется и рекламируется.

– А потом семьи разваливаются, начинаются алкоголь, наркотики и самоубийства, – вздохнул врач. – Нельзя всё складывать в одну корзину. У человека должны быть увлечения помимо работы, какие-то другие дела. Но что я говорю? Вы сами всё знаете!

Самолёт рейса Москва-Сочи вылетал из аэропорта Внуково около двух часов ночи. Старший лейтенант Рыжов взял в дорогу небольшой кейс, в котором лежали плавки, документы, фотоаппарат, диктофон и бутерброды, приготовленные заботливыми руками его молодой жены Мариночки.

– Везёт тебе, Жорка, к морю едешь, – с досадой шмыгнула носом Марина. – А тут на улице жара, а в офисе холод от кондиционера.

– Ничего, – обнял супругу Жорик, – я тебе камушков привезу, они морем пахнут.

– Спасибо, любимый, – чмокнула мужа в щёку Марина. – Смотри, не расслабляйся там, а то солнце, море…

– …работа, – продолжил Георгий. – Когда ещё случится такая приятная командировка? А то всё приходится лазить по подвалам, чердакам и помойкам, отлавливать разных отморозков.

Самолёт заходил на посадку, когда над Сочи разгорался новый день. Раскинувшийся дугой на берегу моря город прорезали ярко освещённые магистрали. Стеклянные стены гостиниц отражали тёмную синеву просыпающегося моря и розовый отсвет утреннего неба.

Солнце робко выглядывало из-за горизонта, словно не решаясь своим жаром потревожить ещё спящий город.

Георгий сверился с записной книжкой, уточнив, в какой гостинице остановилась Меркулова. Пожилой молчаливый таксист подвёз его к отелю с огромными панорамными окнами. Взяв деньги и не сказав ни слова, водитель развернулся и уехал в сторону железнодорожного вокзала.

В этот ранний час на улице никого не было. Оперуполномоченный вошёл в вестибюль. За стойкой ресепшена сидела женщина лет сорока с собранными на затылке волосами. Увидев Рыжова, она заулыбалась.

– Доброе утро, – поздоровался с ней старший лейтенант. – В вашей гостинице проживает Инна Валерьевна Меркулова. В каком номере она остановилась?

– Простите, но мы не сообщаем о наших постояльцах конфиденциальную информацию.

Рыжов вздохнул: всё-таки придётся предъявить служебное удостоверение.

Женщина заглянула в компьютер.

– Триста первый, – ответила она.

– Инна Валерьевна сейчас в номере? – поинтересовался Жорик. – Я бы хотел с ней поговорить.

Через несколько минут он получил интересующие его сведения. Оказывается, Меркулова была любительницей утренних купаний и до завтрака шла к морю, чтобы освежиться в тихой прозрачной воде, пока основная часть отдыхающих спала.

Набережная располагалась буквально в тридцати метрах от гостиницы. Чуть подальше находились дендрарий и пока неработающая в этот час канатная дорога со смотровой площадкой.

Вдоль моря совершали пробежку загорелые мужчины и женщины, и гуляли, наслаждаясь дувшим с воды лёгким ветерком, две пожилые пары.

На пляже расположилось несколько человек. Кто-то, закрыв глаза и расставив руки и ноги, стоя ловил утренний загар. Несколько отдыхающих медленно плавали в тихой, ещё непотревоженной многочисленными купальщиками, воде.

Инну Меркулову Жорик узнал сразу по точному описанию, которое ему дала сотрудница на ресепшене. Инна Валерьевна была стройной подтянутой женщиной с тёмно-рыжими крашеными волосами и с татуировкой на левом плече, изображавшей сидевшую в задумчивости кошку с длинным хвостом.

Меркулова расположилась возле воды и читала журнал с яркими иллюстрациями.

– Инна Валерьевна? – осведомился оперуполномоченный.

– Да, что вы хотели? – подняла она к нему встревоженное лицо.

– Старший лейтенант Рыжов, Следственный комитет, – представился Жорик, раскрыв перед Меркуловой удостоверение. – Вы позволите присесть рядом?

– Пожалуйста, – она посмотрела на него с недоумением.

– Инна Валерьевна, – начал Рыжов. – Вы планировали лететь в Сочи со своей подругой Юлией Ерёминой?

– Что с ней? – забеспокоилась Меркулова и отложила журнал. – Она не приехала в аэропорт, на телефонные звонки не отвечает. Мы забронировали двухместный номер, и я думала, что Юля приедет сегодня. У неё могли возникнуть срочные дела, но мы с ней договорились, что ради этого отдыха отложим всё.

– Юлия Дмитриевна вчера убита в своей квартире, – проговорил Жорик. – Инсценированное самоубийство.

– То есть как инсценированное? – не поняла Меркулова.

Рыжов внимательно наблюдал за ней. Он опасался стенаний, заламывания рук и истерики Инны Валерьевны. Но Меркулова, без сомнения, была сильной женщиной: она быстро справилась с волнением и взяла себя в руки.