Скажи пчелам, что меня больше нет

Бледное лицо отца Ансельма в свете свечей; доброта и сострадание в его глазах сменяются изумлением, когда он выслушивает мою исповедь. Аббат совершает обряд соборования у постели умирающего племянника; его руки легонько, подобно крылышкам колибри, касаются лба, век, губ и ладоней Джейми. Безмолвие полутемной часовни, где я так страстно молилась за его жизнь и где мои молитвы услышали.

Однажды я проснулась среди ночи и увидела, что Джейми стоит у моей кровати – мертвенно-бледный, обнаженный и дрожащий от холода. Он едва держался на ногах, но к нему вернулась жажда жизни и упрямая решимость, которые с тех пор ни разу его не покидали.

– Ты вспоминаешь Фейт? – Я непроизвольно потрогала живот. Джейми так и не увидел дочь, только чувствовал, как она пинается изнутри.

Он поцеловал меня в лоб и посмотрел в глаза.

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Просто хотела, чтобы ты рассказал мне еще немного.

– С удовольствием. – Он приподнялся на локте и притянул меня поближе, укутывая своим пледом [4] .

– А это помнишь? – Я отогнула краешек плотной ткани. – Как поделился со мной пледом в ночь нашей первой встречи?

4

Пледом в Шотландии называли традиционный большой килт (в отличие от малого, который представляет собой его нижнюю часть). Днем горцы носили его как верхнюю одежду, а ночью использовали в качестве одеяла.

– Чтобы ты не окоченела от холода? Конечно. – Он поцеловал меня в шею. – Тогда, в аббатстве, я и сам промерз до костей. Пытался ходить, но выбился из сил. А ты не давала мне есть, морила голодом, и я…

– Ты же знаешь, что говоришь неправду! Ты…

– Я не стал бы врать тебе, саксоночка!

– Еще как стал бы, черт тебя подери! – возмутилась я. – Постоянно так делаешь. Хотя сейчас это неважно. Значит, умирал от холода и голода? Но вместо того, чтобы попросить у брата Пола одеяло и горячую похлебку, почему-то потащился в чем мать родила по темному коридору и забрался ко мне в кровать.

– В жизни есть вещи поважнее еды, саксоночка. – Его рука по-хозяйски расположилась на моих ягодицах. – В тот момент самым главным для меня было выяснить, смогу ли я делить с тобой ложе. Подумал: если не смогу, то просто уйду в метель и ты меня больше не увидишь.

– Конечно, тебе не пришло в голову подождать пару недель, пока не окрепнешь.

– Ну, я не сомневался, что смогу преодолеть небольшое расстояние, держась за стены. А все остальное полагалось делать лежа. Так зачем ждать? – Рука начала поглаживать меня пониже спины. – Значит, ты тоже помнишь ту ночь?

– Я словно занималась любовью с глыбой льда. – Так оно и было. При этом сердце мое разрывалось от нежности, а в душе вновь расцветала надежда, которую я уже и не чаяла обрести. – Хотя вскоре ты немного оттаял.

Поначалу совсем немного. Я прижалась к нему, пытаясь согреть своим теплом. Стянула ночную сорочку, чтобы наши тела максимально соприкасались. Помню резко очерченный изгиб его бедра и выступающие позвонки, усеянные свежими шрамами.

– На тебя было страшно смотреть: просто ходячий скелет…

Я повернулась к мужу лицом и притянула к себе, чтобы почувствовать тепло его тела и прогнать леденящие воспоминания. Он в самом деле был теплый. И живой. Даже очень живой.

– Помню, ты обхватила меня ногой, чтобы я не свалился с кровати. – Джейми медленно поглаживал мое бедро. Его волосы поблескивали в свете догорающего костра, хотя лицо оставалось в тени. Однако по голосу чувствовалось, что он улыбается.

– Кровать была ужасно узкой. – Я спала на монашеской койке, едва вмещавшей одного человека средних размеров. А Джейми, даже изрядно исхудавшему, требовалось куда больше места.

– Саксоночка, я хотел перевернуть тебя на спину, но побоялся, что мы оба завалимся на пол, и потом… не думаю, что смог бы удержаться сверху.

Тогда он дрожал от холода и слабости. Вероятно, его и сейчас пробирала дрожь – на этот раз вызванная страхом. Я взяла руку, лежавшую у меня на бедре, и поцеловала. Замерзшие пальцы крепко обхватили мою теплую ладонь.

– У тебя получилось, – прошептала я, перекатываясь на спину и увлекая его за собой.

– С грехом пополам, – пробормотал Джейми, высвобождаясь из килта, пледа, рубашки и нижней сорочки. Затем мы оба испустили долгий вздох наслаждения. – О боже, саксоночка…

Он сделал пару нерешительных движений и прошептал:

– Ты не представляешь, каково мне было. Я боялся, что больше никогда не смогу тобой обладать.

Но у него действительно получилось, хотя и с грехом пополам.

– И тогда я решил: пусть это будет последним, что я сделаю в своей жизни.

– Черт возьми, почти так и вышло, – прошептала я, схватив его за упругие ягодицы. – Я и правда на мгновение подумала, что ты умер, пока не почувствовала твои слабые движения.

– Думал, мне конец, – усмехнулся Джейми. – О, Клэр!..

Ненадолго прервавшись, он опустился и прижался лбом к моему лбу. Как в ту ночь, когда он касался меня, замерзший и полный отчаяния. Помню, как вдыхала в него жизнь, целуя мягкие, податливые губы, пахнущие элем и вареными яйцами – другую пищу его желудок принимать отказывался.

– Я хотел… – шептал он. – Хотел тебя. Мне нужно было тобой обладать. Правда, как только оказался внутри…

Джейми вздохнул полной грудью и продвинулся глубже.

– Думал, это меня прикончит на месте. Захотелось умереть. Пока я внутри тебя.

Его голос, хотя по-прежнему ласковый, стал вдруг далеким и отстраненным. Я поняла, что он сейчас не здесь, а в той холодной каменной келье. Вновь переживает минуты паники, страха и всепоглощающего желания.

– Я хотел излиться в тебя – пусть и в последний раз. Но когда это произошло, понял, что буду жить и останусь внутри тебя навеки. Потому что дал тебе ребенка.

С этими словами Джейми вновь вернулся в реальность – и в меня. Я крепко сжимала в объятиях большое сильное тело, которое беспомощно задрожало в момент разрядки. Теплые слезы навернулись мне на глаза и холодными ручейками стекли по вискам, затерявшись в волосах.

Через некоторое время он перекатился на бок, продолжая держать руку на моем животе.

– Ну как, у меня получилось? – спросил он с легкой улыбкой.

– Получилось, – ответила я, накрывая нас обоих пледом. А потом, довольная, лежала рядом с мужем в свете догорающего костра и бессмертных звезд.

2 День голубого вина

От безумной усталости Роджер спал как убитый, невзирая на неудобства: постелью четверым Маккензи служили два рваных одеяла, которые Эми Хиггинс торопливо вынула из сумки с одеждой для починки. Под одеялами лежала недельная порция нестираного белья Хиггинсов, а накрываться гостям пришлось собственной верхней одеждой. Спать было не холодно: с одного бока согревал жар от погасшего костра, с другого – тепло детских тел и объятия жены. Едва успев прочитать благодарственную молитву – предельно короткую, зато искреннюю, – Роджер провалился в сон, как в бездонный колодец.