Сказка Гоцци
Шрифт:
— Вы рассказывайте, рассказывайте.
— …значит, служили в храме, в Иерусалиме.
— В Первом храме или во Втором?
— В-в обоих, — на всякий случай ответил Саша. — Моя пра, пра, пра…
— Понятно, бабушка, — остановил Самарий Валентинович.
— Совершенно верно, служила в Первом, а пра, пра, пра…
— Дедушка?
— Угу, во Втором.
— То есть у них была довольно большая разница в возрасте.
— Да, довольно значительная. Прародительницу очень рано выдали замуж. Ей было лет тринадцать.
— А прародителю лет 650?
— Почему? — удивился
— Храмы, — ехидно пояснил Самарий Валентинович. — Первый был разрушен в VI веке до нашей эры, а Второй — в I, но после…
— Значит, они работали в Третьем, — поправился Саша.
— Это, которого не было?
— Послушайте, — вдруг взорвался Петровский. — Я — атеист! Я не разбираюсь в храмах! Для меня что мечеть, что костел, что синагога — все одно! Я знаю только, что они там поддерживали огонь — и все! А потом пришел Навуходоносор и увел их в плен, в Вавилон!
— То есть вы — с Вавилона? — уточнил Самарий Валентинович.
— Если хотите… Мы жили где-то между Ефратом и Тигром…
— Львы с Тигра, — ухмыльнулся Самарий Валентинович, — очень интересно, очень…
— Вот, — продолжал Саша, — и, значит, после раздела Польши, мы отошли к России…
— Извините, — перебил Куролапов, — А, вы случайно не помните, когда вы из евреев стали русским?
— Очень хорошо, как сейчас, — в начале восемнадцатого.
— Года?
— Нет, нет, века. Прапрадед жил на реке, ловил стерлядь. Однажды пришли опричники, поймали его и сказали: — «Или крестись или пойдешь на дно, к стерляди…» Все остальные отказались от этого предложения, и их утопили. А прапрадед был слаб, имел большую семью, и он крестился.
Саша достал из кармана небольшую коробочку.
— Вот его крест, — сказал он.
Самарий Валентинович долго и внимательно разглядывал крест прапрадедушки, затем достал наждачную бумагу и слегка потер его.
— Оригинальный был у вас предок, — сказал он, — носил крест, сделанный в Польской Народной Республике.
Саша растерялся.
— Так я же вам сказал, что мы из Польши, — произнес он. — После раздела…
— Дзень добжий, панове, — сказал Самарий Валентинович, — но Польскую Народную Республику еще не делили! Еще Польска не сгинела! Не правда ли? — И он плотоядно улыбнулся из-под лимонной листвы. Он был похож на гепарда, ждущего добычи…
— Уберите ваше дерево, — раздраженно произнес Саша, — что вы на меня смотрите, как царь на еврея!
— Это ваше дерево, — мягко поправил Куролапов, — не узнаете?
И тут Саша увидел, что на дереве висит бесчисленное множество табличек, с именами и фамилиями. Самарий Валентинович встал. В полный рост.
— Вы рассказали мне печальную и прекрасную историю, — сказал он, — но давайте перейдем от библейских сказаний к русским былинам. Перед вами, дорогой мой иудей из Вавилона, не лимон, не цитрус, а ваше генеалогическое древо. Редкое и благоухающее, как мирт на Масличной горе. И какие на нем экзотические плоды! Подойдите поближе, не бойтесь. Вот на этой веточке висит ваша «пра, пра, пра, пра», которая не служила ни в каком храме и не поддерживала никакой огонь, а была крестницей великого князя Юрия Долгорукого и именовалась Марьей Петровной!
—
Мою «пра, пра, пра» звали Саррой, — пытался защищаться Саша.— Перестаньте картавить, — презрительно сказал Самарий Валентинович, — у вас не получается. Не к лицу картавить потомкам Долгоруких!.. Да, так вот, Марья Петровна сидела в чистой горнице и пряла одежды для витязей, и ее иногда посещал сам великий князь. И может быть… — Самарий Валентинович запнулся: — Неужели, когда вы бывали в Москве и смотрели на памятник Долгорукому, вы не заметили, что он, как две капли воды похож на вас? Прежнего, без пейс!
Саша тяжело опустился на стул.
— А вот на этой ветви висит богатырь земли русской Святополк Попович! Тоже ваш «пра, пра, пра». Вы, конечно, читали про Ледовое побоище. Так вот, он громил псов-рыцарей, уложил не одного, но и сам был ранен и навеки остался на дне Ладоги.
Самарий Валентинович замолчал, будто чтил минутой молчания былинного витязя. Когда же минута кончилась, он продолжил экскурсию по древу.
— Здесь вся история Руси! Вот свисают соратники Ивана Калиты, вот — Владимира — Красна Солнышка. Эти двое — сподвижники Ивана Грозного. Тут весь цвет-гусары, кирасиры, тайные советники, генералы и даже один любовник Екатерины, — Самарий Валентинович не сдержал улыбки. — И тут же висит ваш «пра, пра, пра», который топил вашего «пра, пра, пра», ловившего, по вашим словам стерлядь! А теперь скажите, может ли один прадедушка русский утопить сам себя — еврея??!
— Это не мое дерево, — после долгой паузы сказал Саша, — на моем висят совсем другие плоды, более восточные и диковинные. На нем висят Деборы и Исайи, Авраамы и Исааки, Рабиновичи и Шапиро…
— То дерево, о котором вы говорите, — почти нежно произнес Самарий Валентинович, — дерево вашей мечты. Оно — чужое дерево. Если хотите, это дерево Беллы Шнеерзон из планового отдела. Нехорошо, май таэрэ, воровать фрукты из чужого сада, когда в вашем собственном они гораздо слаще! Скажите мне, зачем вам все это понадобилось? Что будет делать светлейший князь на берегах мутного Иордана?!
Светлейший князь стал действительно светлым, почти прозрачным.
— Я вас не понимаю, — только и сказал он.
— Ночью спать надо, — загадочно улыбнулся Самарий Валентинович.
— Какой ночью?..
— Прошлой. Когда взрывали вокзал.
— Я спал!
— Не-ет, вы уснули только под утро, на полтора часа. Но даже за это короткое время вы успели побывать в Нью-Йорке, Женеве и Тель-Авиве! Подумать только — потомок великих князей с женой всю ночь искали в себе еврейскую кровь!
От отвращения Самарий Валентинович даже сплюнул прямо под генеалогическое древо…
Саша онемел: он поверил в телепатию, в мистику, в переселение душ!
Он же ничего не знал об особом даре Самария Валентиновича, о его нюхе…
— Чистокровные евреи, — продолжал обвинительную речь Куролапов, — ищут в себе черт знает какую кровь, — он распахнул сейф и выхватил несколько папок, — полюбуйтесь: Исаак Кац — татарин, Гиршл Блюм — чуваш, Сарра Гитл — калмычка, Наум Гольд — чечено-ингуш! А вы ищете в себе еврейскую?! Вам не к лицу хассидские пейсы, светлейший князь!