Сказка о колдовстве, гаданиях и проваленной охоте на ведьм

— Краса моя, я не собираюсь тебя есть! Пожалуйста, скажи мне хоть что-нибудь!

Смертельная бледность её лица сменилась смущенным пунцовым налётом. «Красивая…» — подумал Адам, всё ещё находясь во власти странного девичьего очарования.

— Уверена, староста уже всё обо мне рассказал. — Отозвалась Неля и теперь в её голосе звучала откровенная неприязнь.

Мысленно Адам усмехнулся и покачал головой. Это «всё», за которым прятался вполне очевидный намёк, при любом другом инквизиторе мог стать спусковым крючком для нового судебного дела. На памяти Лоруенса некоторые страшные и довольно бессмысленные дела рождались из слов, куда более невинных.

Собственная непохожесть на коллег, и на отца в частности, в очередной раз повысила самооценку. Жаль только, что Неля этого не знала. Адам склонил голову вбок и невольно умилился искреннему непониманию устройства мира. Жизнь в отдаленном уголке страны совсем притупила осторожность, превратив потенциально дикое животное в ручного котёнка.

Отмеченные оспой щеки покраснели опять, и Адам резко отвернулся, поймав себя на мысли — он слишком явно на неё пялится.

Адам пожал плечами. Как бы он не старался, а почувствовать хоть какую-нибудь сверхъестественную угрозу от Нели он не сумел. Его колдовское чутьё, позволявшее выявлять таких же отступников от веры с одного только взгляда, упорно молчало. О союзе чистокровных колдунов стоило забыть, но это не особо расстраивало. Создавать семейный ковен Адам не стремился.

Оттого горче оказалась мысль, что при любом другом инквизиторе Неля оказалась бы на костре зря. Лоуренс опять повернул к ней голову. Обычная, пусть и необычайно крепкая, Неля невольно воплотила в себе его самое главное тайное желание — надежду на обычную жизнь. И да, у неё были все зубы, что невольно привлекало ещё сильнее.

В глазах Нели нельзя было увидеть проблески великого, колдовского знания, а единственной книгой, которую она наверняка прочла за всю свою жизнь, был молитвенник.

«Интересно, а она умеет читать?» — Вдруг подумал Адам, скользнув взглядом к её могучим рукам, которые всё ещё были сжаты в кулаки. — «Не уверен, что она умеет писать, но это не проблема. Если надо, я могу поставить подписи за нас двоих».

Но вот чтение стало чем-то вроде камня преткновения. Ему искренне хотелось приоткрыть дверцу в свой мир, познакомить её с трудами заграничных мыслителей и рассказать о концепте свободной магии, так активно цветущей на востоке. От предвкушения затряслись колени. Воображение живо нарисовало как он, уставший после служб, лежит на старой кровати и с упоением слушает её хрипловатый голос.

«Даже если она не умеет, я научу» — И он снова посмотрел в её хмурое лицо. — «Или она умеет и читать, и писать. Слышал, что некоторые лекари из отдаления владеют грамотностью»

Скорость грёз, возникавших в голове, поражала. Адаму пришлось взять себя в руки, чтобы обрубить мечтания и вернуться в реальный мир. Грёзы были хороши, но какой существовал от них толк, пока они были лишь грёзами?

Следовало что-то делать. Мало хранить предсказание у сердца. Нужно положить начало своим мечтам.

— А кто сказал, что я его слушал? — Он беззаботно улыбнулся.

Неля споткнулась на месте, но не упала. Многочисленные серые юбки её платья колыхнулись, оголив кусочек загорелых ног. «Сильные» — подумал Адам, невольно покраснев. Неожиданно он обнаружил её одну слабость, о которой даже не подозревал.

Гнев на лице Нели смешался с искренней растерянностью.

— Знаешь, люди могут говорить всё что угодно. — Тема снова становилась опасной. — Но я хочу услышать именно тебя, краса моя.

— Неля. — Процедила Неля, резко схватившись за ведро. — И мы уже пришли.

Прежде чем Адам попытался ответить, она выхватила ведро. Вода снова хлынула вниз, на этот раз намочив и ботинки, и брюки. Воды осталось так мало, что та плескалась практически на дне. Но на это Неля и не думала обращать внимание. Стоило дорожке к её дому начаться, как местная не-ведьма изо всех сил рванула в дом, оставив Адама под четким прицелом городских сплетниц.

Адам, потихоньку втягивающийся

Адам ненавидел осень.

Не за серое небо, слякоть и хандру, прибывающую с серыми тучами. Вовсе нет. Он ненавидел осень за то, что сразу после неё шла холодная, жестокая зима. Зимой работы наваливалось много: люди умирали и женились, женились и умирали. Если город ещё немного выходил из этого порочного круга, то сельские местности были плотными заложниками календаря и всего того, что с ним связано.

Ещё темнело рано, холодало резко, и вообще не было никакого настроения что-либо делать. Тем не менее, работа шла. Адам не успел привыкнуть к новому жилью: домик прошлого священника был маленьким, немного убогим изнутри и окна его выходили прямо на церковное кладбище. Всякий раз, когда Адам смотрел в окно, пальцы его сами охватывали крестик из орешника. Молчаливые могильные камни и зловещие кресты теряли силу, когда всходило солнце. Ночью же Адам спал, повернувшись лицом к стене и стараясь забить голову самыми скучными мыслями.

Прошлый священник тоже чувствовал некую угрозу, поэтому раскидал мелкую языческую атрибутику по всем четырём углам. Адам неприятно удивился, когда обнаружил прибитую подкову за святым образом. Мало того, что настолько близкое соседство двух разных мировоззрений само по себе было дурной идеей, так ещё сама подкова оказалась прибита неправильно. Вместо того, чтобы тянуть в дом счастье и удачу, талисман подзывал беды и неурядицы.

«Забавно, если меня сослали сюда только из-за ржавого куска металла».

Адам криво усмехнулся, но про себя сделал выводы. Если в доме священника теплились остатки еретических учений, то какие секреты скрывались в домах простых жителей? Что скрывала Неля?

Адам сдавленно застонал. Снова все его мысли вернулись к ней. Неля, Неля, Неля! Его наваждение, его судьба, его предназначение. Первая и единственная живая девушка, которая пленила разум настолько, что исполнять свои обязанности оказалось практически невозможно. Лоуренс шумно вздохнул, поправил правильно висящую подкову и подумал — это не приворот. Яйцо, накануне спрятанное под кроватью, не почернело. Белая скорлупа покрылась несколькими темными пятнышками, но Адам их без труда узнал — чужие зависть и страх. Но уж точно не приворот.

Ситуация вообще выходила странной — целое поселение мнимых верующих, которые продолжали жить на языческой опоре. Да, эти люди сменили идолов на иконы и посещали церквушку каждое воскресенье, но под крышами их домов продолжали жить древние обычаи. Так что же такого сделала Неля, чтобы отказаться единственной еретичкой? Адам не знал, а староста, как назло, говорил обо всём угодно, но только не о ней.

Даже местные сплетницы, голодные до чужих ушей, держали рты на замке. Неля и всё то, что её касалось, пряталось в оболочке табу. Тем не менее, по наблюдениям Адама, в её дом активно ходили. Едва день сменялся ночью, как группки людей ручейком стекались к самому дальнему дому на улице. Эти наивность и двуличие со стороны сельских неприятно удивляли. Неужели они действительно думали, что Адам такой дурак, что не заметит очевидных сборищ, попахивающих чем-то нехорошим?