Сказка о колдовстве, гаданиях и проваленной охоте на ведьм

Впереди его ждало много работы. Исследовать лес, собрать травы для лекарств, хорошенько разложиться. Но, тем не менее, прежде чем уйти окончательно, Адам оглянулся.

На крыльце прислонившись к стене, стояла девушка.

Глава 4

Как бы Адам не пытался снова вернуться к странному дому, люди упрямо и настойчиво перехватывали его на половине пути. Изначально маленькая плотность сельского населения резко возросла.

Не было такого человека, который не хотел бы познакомиться с Адамом лично. К нему шли все: от древних стариков до совсем молоденьких барышень. Некоторые даже подталкивали детей, чтобы те познакомились с новым «дядей из храма». Настороженный интерес умилял, но в то же время и сбивал с толку.

Работая в инквизиции, Адам привык, что его воспринимают как очередного парня в черном и не сильно церемонятся до тех пор, пока кто-нибудь случайно не скажет — «это ведь сын того самого…!». Но даже так, то внимание не могло соперничать с тем, которое окружало Адама сейчас.

Его спрашивали о много, но главными темами вопросов была жизнь в столице. Маленький трактир, сделанный местными для местных, с трудом вмещал в себя всех посетителей. Стульев не хватало и жители сидели прямо на полу или, того хуже, на столах. Их глаза, по-хищному внимательные, смотрели на Адама со всех сторон. Адам присмотрелся, но в обилии макушек не узнал той, которая работала на огороде днём.

Когда расспросы закончились, начались просьбы.

Второй день пребывания на новом месте оказался полон работы.

Прошлый священник, скончавшийся недавно, оставил после себя много незаконченных дел. Для того, чтобы хотя бы попытаться всё понять, потребовалось много времени и сил.

Странно, почти естественно, Адам влился в местную жизнь. Погруженный в работу с летописью, книгами крещений и прочими рабочими мелочами, он даже забыл о странном доме на окраине и девушке, которая воевала с тыквенными плетьми. Память вернулась лишь в воскресенье, когда в церковь для молитвы стекся весь народ.

В будние дни на проповедях было не так уж и много людей, но вот в выходной — яблоку оказалось негде упасть. Не без удивления Адам посмотрел на зал, открыл молитвенник и неторопливо зачитал красиво выведенные строчки.

А потом случилось страшное.

Он её узнал.

Сначала Адам решил, что ему показалось.

Первая служба уже началась, когда дверь церквушки приоткрылась и неизвестная девушка вошла в зал. Шаги её были быстрыми и маленькими. Неизвестная делала всё, лишь бы слиться с толпой, но люди отшатывались от неё, прямо как от чумной. Стоя на возвышении, Адам видел, как прочие прихожане расступаются перед ней, прямо как вода перед Моисеем.

Слова застряли в глотке, молитва ненадолго оборвалась.

Люди обеспокоенно зашептались, гадая, случилось ли что или это просто такая манера святого отца из большого города. Местные, те, кто стояли ближе, мрачно переглянулись между собой.

— Слухи не врали. У него действительно хорошее чутьё.

— Ох, Господи, спаси да сохрани!

— Что же теперь будет?

Адам, бывший инквизитор и ведьмолов, низвергнутый до звания священника в глухом селе на окраине страны… встретил свою судьбу. Судьба мало чем отличалась от местных. Крупная, крепкая, точно выше Адама без каблуков. У неё было круглое лицо, щедро сдобренное веснушками и густые волосы, затянутые в одну толстую косу. Цвет волос — каштановый, но не тот, который всегда тёмный, а другой, отдающий лисьей рыжиной на свету. Адам никогда не чувствовал слабости к рыжим волосам, но у него перехватило дыхание, когда солнечные лучи ласкали чужую голову, окрашивая ту огненной искрой.

Почувствовав его взгляд, девушка вжала голову в плечи. Тоже, кстати, широкие. Мысленно Адам решил: она великолепно сложена для жизни в селе. В её силах и плуг схватить, и ненавистную тыкву убрать. Тем не менее, в этой внешней силе наверняка крылась трогательная, внутренняя слабость.

Нужно было только её раскусить.

Мысленно Адам прикинул: он может что-нибудь ей подарить, чтобы понравиться. Или начать действовать осторожнее, ограничившись комплиментами. Девушки ведь разные создания. Некоторые чувствуют себя оскорблёнными, когда получают подарки сразу, от почти незнакомцев. А некоторым это поднимает настроение.

— А почему дяденька замолчал? — Спросил мальчик из соседней деревни.

Этот вопрос вернул мысли на нужное русло.

Адам покачал головой, немного виновато улыбнулся и продолжил читать, при этом мыслями будучи очень далеко от молитв. Глаза, то и дело, возвращались к незнакомке, которая бледной тенью подпирала стену. Как бы часто Адам на неё не смотрел, внутренне ему всё равно было мало.

Такого с ним ещё никогда не происходило.

Вспомнились карты и предсказание тёти.

«Так вот ты какая, моя судьба…».

Когда служба закончилась, неизвестная покинула церковь первой, не дав Адаму даже возможности познакомиться. Потом были люди из деревень. Просьбы о крещении, освящении домов и благословлении скота сыпались, прямо как из рога изобилия. Отец был прав, когда обещал работу, от которой можно загнуться.

Но Адам не унывал.

Он терпеливо слушал, при этом думая об ушедшей девушке.

Под конец, когда поток просителей утих, староста взял Адама под локоть и аккуратно увёл в сторону. Мелко дрожа и хватаясь за остатки храбрости, мужчина пробормотал:

— Пожалуйста, пожалейте Нелю.

Сердце ёкнуло. Адам удивленно округлил глаза.

— Она, может, и не самая чистая женщина, но это не отменяет всех тех жертв, которые она принесла для пользы обществу. — Староста закашлялся. Его дрожь стала сильнее. — Прошу Вас, будьте к ней снисходительны.

Адам заморгал.

— Что вы имеете ввиду?

Староста отпрянул, как от огня, хотя Адам был готов поклясться: голос его был ровным и спокойным, разве что немного удивленным.

— Помните, я вам говорил об… — Староста начал переминаться с ноги на ногу. Голос его упал до шепота. — Об уродах в семье? Так вот. Она — наш, скажем так, урод.

Лишь за это мужчина был достоин лишиться всех своих зубов. Та девушка была своеобразна, но назвать её уродом… Сердце заныло так, будто староста оскорбил кого-то невероятно важного. Близкого друга или члена семьи. Кровь полностью отхлынула от розового, сытого лица. Теперь лысая голова старосты напоминала блинное тесто, которое не успело схватиться и подрумяниться.