Сказка о самоубийстве
Шрифт:
Выйдя на улицу, я открыл было клетку, чтоб отпустить бедолагу на волю, но подумал, что место здесь не самое благоприятное. К тому же скоро зима, а это птица экзотическая, еще простудится да помрет.
Читатель! Ты, наверное, ожидаешь, что попугай окажется волшебным и что он озолотит меня в один миг за доброту к нему? И что я стану богачом, а когда те старики узнают о волшебстве попугая, то умрут от зависти? К сожалению, нет.
Попугай оказался обыкновенным, точнее, не совсем: у него были зеленые перья и родом он происходил из экзотических мест. Я вернулся вместе с ним домой и был ужасно горд собой, чувствуя себя спасителем. Чувствовал настолько сильно, будто пересек семь королевств и спас принцессу из башни с драконом. Но нет: в клетке у меня был неухоженный попугай, больше
На следующий день я вернулся в лавку, чтобы расспросить стариков о попугае. Подойдя к ней, увидел табличку: «Закрыто». Долго простоял у входа, но так никого и не дождался.
Пошел первый снег. Укутавшись в свое серое пальто и завязав потуже шарф, направился обратно к дому.
И тут я даже подпрыгнул от неожиданности: до меня донесся голос Зои с первого этажа: «Сойер, я дома!». Я закрыл тетрадь и спустился на первый этаж.
За окном идет снег, а я вернулась с работы домой, к моему Сойеру. Не представляю себе другой жизни, да и не хочу, наверное, представлять. Последние десять дней мы перечитываем целую гору исписанных тетрадей, которые он нашел на чердаке. Тут было много историй. Но все они начинались одинаково: «Посвящается Пирату, Марте, Кнопе, Вильмонту и Патриции - тем, кто не покидал мое сердце ни на минуту».
– Сойер, как ты думаешь, кто она, Патриция? Такое красивое имя...
– А мне больше интересно, кто такой Пират... Не может быть, что человек, который писал все эти истории, дружил с пиратом. Как-то в голове не укладывается, какие в наше время могут быть пираты?
Сойер сказал мне, что знаком с человеком, который писал в этих тетрадях. Но к нему надо ехать далеко: почти два дня без остановки. Я так загорелась этой идеей, что уже через день мы отправились в путь - узнать, кто такая Патриция и почему этот человек дружил с Пиратом.
Мы приехали в тот приют, в котором я когда-то провел первые тринадцать лет своей жизни. Здесь ничего не изменилось: тот же запах, скрипящие доски в полу - те же, только детей стало намного больше. Казалось, все было по-прежнему, но я почему-то не узнал это место. Мы вошли в центральную комнату, где так же стояло любимое кресло мадам Илоны. Дети, бегающие кругом - кто с игрушками, кто с книжками, - особого внимания на нас не обращали. Тут бурлила жизнь, маленькая жизнь вдали от огромного мира. В комнату зашла девушка лет двадцати, и к ней тут же побежал один из мальчиков. Он громко плакал, показывал на свое, по всей видимости, красное горло.
– Все пройдет, успокойся малыш. Ложись в кроватку, а я тебе принесу чай с лимоном, и мы тебя вылечим. Ты только не расстраивайся...
Она заметила нас и, поздоровавшись, спросила: «Чем могу помочь?». У меня немного перехватило дыхание, и я ответил что-то невнятное: «Я, точнее мы, хотели бы увидеть мадам Илону, здравствуйте...». Девушка посмотрела на меня с печалью в глазах и произнесла: «К сожалению, ее уже нет в живых, она умерла два года назад.
Теперь о детях забочусь я». Она говорила что-то еще, как будто не давая возможности вставить слово. Мне было больно...
Мы с Сойером остались переночевать в приюте. Когда дети ушли спать, взрослые сели у камина. Новую воспитательницу звали Лора. Ей было всего девятнадцать лет, но она справлялась со своими обязанностями не хуже, чем мадам Илона, а, может
быть, даже лучше. Лора сказала, что попала в приют, когда ей было восемь лет.Мы беседовали долго, около двух часов. К нам присоединился старый дворник, которому плохо спалось. Он пил странное пойло из своей фляги и сидел ближе всех к камину. Мальчики с кухни принесли нам жареной картошки и горячего чая. По ночам здесь работали только ребята, что постарше: они трудились ночью на кухне, чтобы приготовить на весь приют еды.
Я все же осмелилась спросить: «Лора, а ты не знаешь, тут жила девочка по имени Патриция?». Она с недоумением посмотрела на меня и ответила отрицательно. А дворник усмехнулся и, выдержав паузу, стал рассказывать: «У одного ребенка, лет тридцать назад, был щенок по имени Патриция. Мальчик очень переживал, когда собачка сбежала, по крайней мере, ему так сказали. Он удирал по ночам и искал ее, но никто из взрослых так и не осмелился ему даже намекнуть, что кто-то из детей в этом чертовом приюте утопил его щенка в ведре. Мальчик верил, что однажды найдет свою Патрицию, а как-то раз сам сбежал и не вернулся». «Его звали Джек?», - спросил Сойер. Дворник молча продолжал отхлебывать из своей фляги...
Сюда, в приют, редко кто заезжает, поэтому Лора была рада познакомиться и поговорить с Сойером и Зои, но они уехали несколько часов назад. Лора уложила детей спать, убрала разбросанные книжки и игрушки по местам, заварила себе чай.
У Лоры были красивые, немного рыжеватые волосы, милые веснушки весной и чуть печальный взгляд. Она стояла на кухне. В руках чашка чая, а в голове - очередь из тяжелых воспоминаний...
Папа погиб еще до моего рождения. Он был достойным человеком, но не слишком везучим. При военной операции его застрелили - так говорила моя мама. Мы с мамой всегда спали в одной комнате, в нашей маленькой квартирке. Маме часто было плохо, и она плакала, а я не знала, чем ей помочь. Когда плакала она, плакала и я. Плач, также как и смех, может быть заразительным. Она начинала успокаивать меня и успокаивалась сама.
Однажды я вернулась из школы, а мамы не было дома. Но дома меня ждал незнакомый дядя, который сказал, что мама попала в больницу и у нее немного болит голова. Когда я навещала маму в клинике, она всегда держала в руках плюшевого зайчика и разговаривала с ним. Она плакала в руках с этим зайчиком в ожидании, пока зайчик тоже начнет плакать и она станет его успокаивать. Кажется, мама называла свою игрушку моим именем, а меня не замечала. Она жаловалась игрушечному зайчику, что у нее очень твердая подушка. Я пообещала маме, что достану для нее самую мягкую подушку, которая только существует. Уже и не помню, каким образом я ее тогда думала достать, ведь мне было всего восемь лет. Обещание свое я не успела выполнить: мама умерла через две недели - не знаю, отчего, мне не сказали. Наверное, виной всему была слишком твердая подушка, а ведь у нее так сильно болела голова...
Следующие несколько лет я жила в приюте. И однажды написала доктору письмо о том, что тут совсем нет игрушек и я хочу того плюшевого зайчика, с которым играла моя мама в больнице. У меня совсем не осталось вещей от моей прежней жизни. Дома осталось много интересных папиных вещей: до того как он умер, он хорошо зарабатывал. Мама не хотела ничего продавать из того, что принадлежало ему. Думаю, сейчас эти вещи уже нельзя было вернуть. Зайчика мне так и не прислали. Фотографий родителей тоже не было, и я начала забывать, как они выглядят. По воскресеньям наша воспитательница мадам
Илона водила нас в храм, где мы читали молитвы. Я не задавала вопросов, но была обижена на Бога, что он не спас моих родителей. Потом мы возвращались в приют.
Спустя несколько лет умерла наша воспитательница. Я в какой-то момент хотела сбежать из приюта, но как это сделать, когда у одного из ребят помладше болит горло, а другой не поделил игрушечную машинку с девочкой, которая постоянно плачет?
Я и сама иногда плачу. Жалеть себя легче, чем держать боль внутри...