Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, как при Муми-маме?
– неосторожно уточнила Филифьонка.
– Вовсе нет, - ответила Мюмла, - это я про плиту.
Филифьонка продолжала возиться с завтраком. Она ходила по кухне взад и вперед, стуча каблуками. На душе у нее вдруг стало тревожно.
– А как было при Муми-маме?
– Мама обычно посвистывала, когда готовила, - сказала Мюмла.
– Порядка особого не было. Иной раз они брали еду с собой и уезжали куда-нибудь. А иногда и вовсе ничего не ели.
– Мюмла закрыла голову лапой и приготовилась спать.
– Уж я, поди, знаю маму гораздо лучше,
Она смазала форму растительным маслом, плеснула туда остатки вчерашнего супа и незаметно сунула несколько сильно переваренных картофелин. Волнение закипало в ней все сильнее и сильнее. Под конец она подскочила к спящей Мюмле и закричала:
– Если бы ты знала, что мне известно, ты не спала бы без задних лап!
Мюмла проснулась и молча уставилась на Филифьонку.
– Ты ничего не знаешь!
– зашептала Филифьонка с остервенением.
– Не знаешь, кто вырвался на свободу в этой долине. Ужасные существа выползли из платяного шкафа, расползлись во все стороны. И теперь они притаились повсюду!
Мюмла села на постели и спросила:
– Значит, поэтому ты налепила липкую бумагу на сапоги?
– Она зевнула, потерла мордочку и направилась к двери. В дверях она обернулась: - Не стоит волноваться. В мире нет ничего страшнее нас самих.
– Она не в духе?
– спросил Мюмлу Онкельскрут в гостиной.
– Она боится, - ответила Мюмла и поднялась по лестнице.
– Она боится чего-то, что спрятано в шкафу.
За окном теперь было совсем темно. Все обитатели дома с наступлением темноты ложились спать и спали очень долго, все дольше и дольше, потому что ночи становились длиннее и длиннее. Хомса Тофт выскользнул откуда-то как тень и промямлил:
– Спокойной ночи.
Хемуль лежал, повернувшись мордой к стене. Он решил построить купол над папиной беседкой. Его можно выкрасить в зеленый цвет, а можно даже нарисовать золотые звезды. У мамы в комоде обычно хранилось сусальное золото, а в сарае он видел бутыль с бронзовой краской.
Когда все уснули, Онкельскрут поднялся со свечой наверх. Он остановился у большого платяного шкафа и прошептал:
– Ты здесь? Я знаю, что ты здесь, - и очень осторожно потянул дверцу. Она вдруг неожиданно распахнулась. На ее внутренней стороне было зеркало.
Маленькое пламя свечи слабо освещало темную прихожую, но Онкельскрут ясно и отчетливо увидел перед собой предка. В руках у него была палка, на голове шляпа, и выглядел он ужасно неправдоподобно. Пижама была ему слишком длинна, на ногах гамаши. Он был без очков. Онкельскрут сделал шаг назад, и предок сделал то же самое.
– Вот как, стало быть ты не живешь больше в печке, - сказал Онкельскрут.
– Сколько тебе лет? Ты никогда не носишь очки?
Он был очень взволнован и стучал палкой по полу в такт каждому слову. Предок делал то же самое, но ничего не отвечал.
"Он глухой, - догадался Онкельскрут, - глухой как пень. Старая развалина! Но во всяком случае приятно встретиться с тем, кто понимает, каково чувствовать себя старым".
Он долго стоял и смотрел на предка. Под конец он приподнял шляпу и поклонился. Предок сделал то же самое. Они расстались со взаимным уважением.
Дни
стали короче и холоднее. Дождь шел редко. Изредка выглядывало солнце, и голые деревья бросали длинные тени на землю, а по утрам и вечерам все погружалось в полумрак, затем наступала темнота. Они не видели, как заходит солнце, но видели желтое закатное небо и резкие очертания гор вокруг, и им казалось, что они живут на дне колодца.Хемуль и хомса строили беседку для папы. Онкельскрут рыбачил, и теперь ему удавалось поймать примерно по две рыбы в день, а Филифьонка начала посвистывать. Это была осень без бурь, большая гроза не возвращалась, лишь откуда-то издалека доносилось ее слабое ворчанье, отчего тишина, царившая в долине, становилась еще более глубокой. Кроме хомсы, никто не знал, что с каждым раскатом грома зверек вырастал, набирался силы и храбрости. Он и внешне сильно изменился. Однажды вечером при желтом закатном свете он склонился над водой и впервые увидел свои белые зубы. Он широко разинул рот, потом стиснул зубы и заскрипел, правда, совсем немножко, и при этом подумал: "Мне никто не нужен, я сам зубастый".
Теперь Тофт старался не думать о зверьке, - он знал, что зверек продолжал расти уже сам по себе.
Тофту было очень трудно засыпать по вечерам, не рассказав что-нибудь себе самому, ведь он так привык к этому. Он все читал и читал свою книгу, а понимал все меньше и меньше. Теперь шли рассуждения о том, как зверек выглядит внутри, и это было очень скучно и неинтересно.
Однажды вечером в чулан постучала Филифьонка.
– Привет, дружок!
– сказала она, осторожно приоткрыв дверь.
Хомса поднял глаза от книги и молча выжидал.
Филифьонка уселась на пол рядом с ним и, склонив голову набок, спросила:
– Что ты читаешь?
– Книгу, - ответил Тофт.
Филифьонка глубоко вздохнула, придвинулась поближе к нему и спросила:
– Наверно, нелегко быть маленьким и не иметь мамы?
Хомса еще ниже начесал волосы на глаза, словно хотел в них спрятаться, и ничего не ответил.
– Вчера вечером я вдруг подумала о тебе, - сказала она искренне.
– Как тебя зовут?
– Тофт, - ответил хомса.
– Тофт, - повторила Филифьонка.
– Красивое имя.
– Она отчаянно подыскивала подходящие слова и сожалела, что так мало знала о детях и не очень-то любила их. Под конец сказала: - Ведь тебе тепло? Тебе хорошо здесь?
– Да, спасибо, - ответил хомса Тофт.
Филифьонка всплеснула лапами, она попыталась заглянуть ему в мордочку и спросила умоляюще:
– Ты совершенно уверен в этом?
Хомса попятился. От нее пахло страхом.
– Может быть...
– торопливо сказал он, - мне бы одеяло...
Филифьонка вскочила.
– Сейчас принесу!
– воскликнула она.
– Подожди немного. Сию минуту...
– Он слышал, как она сбегала вниз по лестнице и потом поднялась снова. Когда она вошла в чулан, в лапах у нее было одеяло.
– Большое спасибо, - поблагодарил хомса и шаркнул лапкой.
– Какое хорошее одеяло.
Филифьонка улыбнулась.
– Не за что!
– сказала она.
– Муми-мама сделала бы то же самое.
– Она опустила одеяло на пол, постояла еще немного и ушла.