Сказки для взрослых, часть 1

– Какая такая животина?

– Ну, ты же сам сказал, что мерину морду смяли,– ответила Харитоновна и чуть не упала в обморок от дикого Толяниного хохота. Ржал он точно, как мерин и махал при этом руками, пытаясь что-то сказать. Харитоновна сунула ему в руки ковш с водой. Толян отхлебнул и, успокоившись, объяснил, что "мерин" – это автомобиль германский "Мерседес". А в аварии ни одно животное, кроме Борьки мерзавца, не пострадало.

– Все равно ворожить более не буду, грех это – Бог накажет,– и Харитоновна впервые в жизни неумело перекрестилась. Подумав при этом,– "Только бы отвязался".

– Да, что Вы, Ульяна Харитоновна, какой же тут грех? Наоборот Вам за устранение таких гадов бонус полагается. Вы только на рожу эту гляньте сволочную. А знаете, как он свой первый миллион баксов наварил? Фонд помощи сиротам и пенсионерам открыл, денег насобирал, да и прикрылся гад. А Вы говорите грех. Грех отказываться на Вашем месте, и заплачу я Вам втрое больше за эту мразь, чем за Борьку,– Харитоновна взяла в руку фото. На нее смотрел исподлобья толстомордый мужчина.

– Да что это у них у всех морды поросячьи?– удивилась она.– Тоже что ли Борькой кличут?

– Не-е-т, этого козла Саньком называют. Ну, так как?– ответил Толян и выложил из кошеля пачку денег.

– Ох, милок,– Харитоновна махнула рукой и отправилась в курятник.

Совпадение ли фатальное или действительно перья жженые со стишком про Машу как-то срабатывали, но не прошло и трех дней, как Толян вновь появился с довольной физиономией.

– Ну, Ульяна Харитоновна, благодетельница, слов нет, как Вам признателен,– размахивал он руками.

– И чего там с Санькой?– робко поинтересовалась та.

– Да все в лучшем виде. Кондратий хватил, лежит под капельницей овощем. Лекарям бабла заслал, чтоб значит прояснить каковы его шансы, говорят, если повезет, то месячишко, другой протянет. А мне больше и не надо. Мне его только на недельку из тендера выбить и нужно-то было. Ну, Вы кудесница. Всем Вас буду рекомендовать. Ну и вот гонорар, как обещал.

– Ты вот что, милок,– бабка Ульяна скривилась,– не надоть меня рикимандовать,– деньги однако прибрала. А про себя подумала, – "Просто повезло тебе, лошадиная ты морда, ну кака из меня ворожея".

– Ну, что Вы, Ульяна Харитоновна, непременно отрекомендую. У моих приятелей точно такие же проблемы по нынешним временам и платежеспособны, Вы не сомневайтесь,– заверил Толян. С тем и усвистал.

И потянулись к избенке Бабы Яги клиенты. Сдержал слово свое Толян, растрепал, где только мог о ее умениях. Харитоновна опять же первое время пыталась отказываться, но эти толстокожие воспринимали ее отказы, как набивание цены и никак иначе. Ну, а потом попривыкла и уже с клиентами разговоров о том, что не умеет ворожить вести перестала. Смирилась. А самое удивительное, что перья куриные, ниткой черной перемотанные со стишком про Машу, срабатывали в 8-ми случаях из 10-ти. Жизнь-то у бизнесменов активная, не жизнь – вестерн, так что перья, может быть, тут и ни причем вовсе. У Харитоновны уже курицы лысые по подворью шастают, все перья на ворожбу извела, а народ прет и прет. И ведь хоть бы кто, чего хорошего просил. Все кого-то со свету сжить норовят. Все всем мешают. Харитоновна рукой махнула. Она-то тут причем? Деньги дурни платят, с жиру бесятся. А ей пенсионерке малоимущей, как не взять? Дом вот заново отстроила, забор поправила, телевизор с экраном огроменным приобрела, стиральную машину опять же. Сами несут, как не возьмешь, тем более ничего и делать то не нужно? Не на грядках чай ковыряться. Курей, правда, жалко ощипанных. Они вон бедные даже нестись перестали. А может проблема в петухе злыдне, разборчивый шибко? Может быть к соседским повадился шлындрать обалдуй? Своими, ощипаными пренебрегая. Стала присматривать и точно паразит, ощипанные ему, вишь ли, не партнерши. Пришлось привязывать, как собачонку. Неделю орал, недоволен, вишь. Ну, у Харитоновны не забалуешь. Но перья драть из живых курей решила все же прекратить. Да и этим, "новым" им какая разница чего там палит бабка. Бумагу стала жечь. Чиркнет имя заказанное, ниток черных намотает, да и в печь. Пробормочет стишок, вот и вся ворожба.

Глава 3

Односельчане стали на Харитоновну косо посматривать. С ней и раньше-то, никто особенно не общался, а тут и вовсе шарахаться стали. В лавку, за чем-либо зайдет, все замолкают. Ребятишек непослушных ею пугают. Сама слышала, как соседская молодуха грозила своему 5-ти летнему постреленку, дескать, слушаться не будешь, позову ведьму Харитоновну – Бабу-Ягу, она тебя съест.

Вот ведь народ. Будь она неладна такая слава и денег не надо. Хоть с деревни съезжай. Раньше-то бывало полается с кем-нибудь из соседей, душу отведет, а теперь ведь никто и слова поперек не скажет. Боятся. Вроде как чужой стала всем и сразу. Словом перекинуться не с кем, кроме поросенка Борьки, да петуха непутевого. Избегают люди, как прокаженной сторонятся. Ну, не объяснять же каждому, что не ведьма она никакая и колдовать сроду не умела. А то, что эти толстомясые к ней прутся и днем и ночью, так это так обстоятельства сложились, с легкой руки Толяна с лошадиной мордой. И решила бабка Ульяна отказывать в ворожбе посетителям. Первому заявившемуся так и брякнула:

– Все, милок, иссякли мои силы, видать стара стала – людей изводить эт тебе не с бизнесом ворочаться. По мелочи ежели чего надоть – приворожить, али удачу привлечь это пожалуйста, а чтоб кого в гроб али в койку больничную – это не могу, сил нет никаких, давление скачет. Так и самой недолго в гроб загреметь,– посетитель – мужчина солидный, представительный, с лысиной, в очках с толстенными стеклами аж подпрыгнул на табурете.

– Так, Вы и на удачу заговоры знаете? У меня на днях Контракт важный заключается с японцами. Посодействуйте, Ульяна Харитоновна, и убивать ни кого не надо, узнают вражины, что Контракт подписан, сами от зависти передохнут,– ну чтож, ляпнула языком, думала отвяжется, а оно вон как повернулось. Делать нечего, взяла тетрадный лист, написала корявыми буквами карандашом "КАНТРАК ПАДПИСАТЬ", белыми нитками перемотала, стишок нашептала, да и сожгла.

– Иди, милок, авось сладится,– и поперло к бабке Ульяне народу пуще прежнего. У очкастого-то с японцами все получилось наилучшим образом, вот он и раззвонил гад облезлый. Да еще ведь и бабы ихнии поперлись, про приворот прослышав. Очередь с утра раннего у ворот. Ждут, когда Харитоновна по хозяйству управится и прием начнет. А тут как на грех еще и в газетенке областной какой-то писака шелудивый статейку пропечатал. Так и назвал морда бесстыжая "Наша Баба Яга" И расписал там чего и не было. Что она, дескать, 25-я в поколении, что это еёная пра-пра-пра в ступе летала на Лысу гору. Этим газетным жукам только бы тираж распродать, а каково опосля людям… им и дела паразитам нету. А к Харитоновне уже и из других, вовсе уж далеких мест, люди потянулись. Плевалась бабка, а ничего изменить не может. Хоть из дому беги ночью аки тать. Начнет отказывать кому либо, сразу шепоток,– "Харитоновна цену поднимает". Не верят ироды и все тут, еще больше денег прут. Бабка уже не знает куда их совать. Хоть печь ими растапливай. Сроду в богатстве не жила, завидовала бывало тем, кто посправнее ее обустроился, а теперь-то поняла какая это морока. И поплакаться, пожаловаться некому. Соседи волками смотрят, сквозь зубы здороваются, того и гляди пожгут ночью избу вновь-отстроенную, из страха да зависти. Пробовала деньги им совать, не берут, подвох видят или грязными считают.

Плохо спать стала, все ей чудится, что во дворе кто-то шастает чужой. Извелась, аппетит пропал, кусок в горло не лезет. Сердце заприхватывало и ноги ходить отказываются.

И как то утром раненько, чуть свет поднялась, собралась, да и в недавно-открывшуюся церковь, первый раз в жизни пошла. Храм только открылся, будний день, потому и прихожан никого еще не было. У входа стоял настоятель храма – отец Михаил.

– Здравствуйте, батюшка,– подошла к нему бабка Ульяна.– Ульяной Харитоновной меня кличут, тутошняя я, деревенская. Поговорить мне с Вами надо, посоветоваться.

– Ну, проходи, раба Божья Ульяна,– указал ей на двери храма батюшка. Бабка перекрестилась и шагнула через порог. В храме о.Михаил указал ей на дверцу в боковой придел и там усадив Ульяну Харитоновну на стул полчаса не перебивая слушал ее сбивчивый рассказ про ворожбу, про соседей, про "новых русских".

– Да, матушка, сплела ты себе сети, тут без помощи Божьей и не распутаешь.

– Делать то што, ведь пожгут деревенские? С ведьмами ведь не церемонились никогда?

– Крещена ли, матушка?

– Да я и сама не знаю. Родилась то в 21-м, церкви тогда повсеместно закрывали, да детдомовская я, сюда-то в 38-м, по комсомольской путевке послана была, колхоз поднимать. В войну тут же партизанила, потом когда наши-то пришли, в армию забрали, санитарила до 45-го. Демобилизовалась опять же сюда, ну и дояркой до пенсии отработала.

– Трудную жизнь, Вы прожили, матушка, а то, что не помните крещены али нет – это не важно, можно и еще раз окреститься, Господь благословит и обряд имеется соответственный для неуверенных. Я Вам книжицы дам, почитайте, как подготовиться к таинству и приходите через седмицу. А ворожить прекратите. Скажите твердо, нет приходящим, да хоть табличку на калиточку вывесите с объявлением. Читал я статейку, где про Вас писано. Съезжу, пристыжу редактора. Даст Бог, все уладится,– нашел для нее слова батюшка. Харитоновна летела домой через всю деревню, как на крыльях. Впервые на ее лице за многие годы была не сварливая гримаса, а улыбка. Дома же, первым делом нашла кусок картона и здоровенными буквами написала. "ВАРАЖБЫ НЕ БУДЕТ – БОГ НЕ ВЕЛЕЛ" и, подумав прибавила – "НИКАГДА И НЕ УГАВАРИТЕ". Через неделю Ульяну Харитоновну окрестили в храме и имя нарекли новое по ее просьбе – Мария, как у Богородицы. "Новые русские" еще какое-то время совались к ее избе, но картонное объявление, упоминающее Бога, расхолаживало и отпугивало своей лаконичностью. Деревенские же, удивленные поступком бабки Марии, а особенно тем, что она пожертвовала на нужды храма огромную сумму денег, Бабой Ягой именовать ее перестали. Кто-то первый назвал бабушкой Машей, так и повелось.