Сказки долгой зимы
Шрифт:
— Гав!
— Да нет, я не о том, пошляк! Ей сейчас месяца три… Или уже четыре? Сбился со счета. Я её всего-то из мамки вынул и пуповину завязал. Дал, так сказать, путёвку в жизнь. Никто она мне, в общем. Но знаешь, что, Мудень? Когда сообразил, что без меня она до весны не доживёт, то я не отправился домой, к вину и стейкам, а развернулся и двинул обратно через пустоши. Понял, что не полезет мне в глотку тот стейк. Хрен его знает, почему.
— Гав!
—
— Гав-гав!
— Не веришь? А зря…
— Гав-гав-гав!
— Что? Ах, у нас гости… Хвалю за бдительность, я что-то заболтался опять. Эй, мужик, я тебя вижу! Давай, выходи, засада не удалась, ты совершенно не похож на кустик. Вопрос на засыпку: людоед? Что головой мотаешь? Я не планирую пожертвовать себя на твоё пропитание, так и знай. Собаку тоже не отдам. Диких лови и ешь, а Мудень мой. Да подойди ты, ладно, чего я ору, как дурак? Палку только брось, а то пристрелю.
Из-за присыпанного снегом обломка стены неуверенно вышел мужчина, замотанный в несколько слоёв драной одежды. Он воткнул в сугроб импровизированное копье, созданное путём приматывания кухонного ножа к ручке от швабры, и показал пустые руки.
— О, вижу, что-то соображаешь ещё. Не совсем рехнулся в пустошах. Иди-иди, не бойся, не обижу!
— Пират придурка не обидит.
А если зарядил в пятак,
то это вразумления ради,
не просто так! —
продекламировал Ингвар. — Чего тебе надо, убогий?
— Врендо камши пожесть.
— Чего?
— Камши. Муда пятить. Шички еть.
— Понятнее не стало. Ты хоть не кидаешься, если ближе подойти? Вроде бы с агрорадиусом почти всех попустило, но если просидел полгода один в кустах…
Мужчина замотал головой.
— Не пандать. Жырно мыть.
— Да уж. Мудень, и тот понятнее изъясняется.
— Гав!
— Вот видишь, ты ему не нравишься. Я, кстати, тоже не в восторге, но я не кусаюсь. Ладно, давай присядем, там, вроде, крыша сохранилась. Попробую понять, что тебе надо. Все равно привал пора делать.
— Плыву шлам, — показал мужчина пальцем в руины. — Трепло мыло. Пездерь блэт.
— Ну… не знаю, что тебе на это ответить.
— Гав!
— Ну, разве что так, да. Веди, куда показал. Может, на месте понятнее будет.
Мужчина сделал приглашающий жест и пошёл вглубь развалин. Тут угадывается улица небольшого городка или крупного посёлка, от которого осталось не так уж много. Обломки домов торчат из сугробов гнилыми зубами, что не рухнуло от подземного толчка, обвалилось под тяжестью снега.
— Песь, — сказал мужчина, указывая на относительно целый бетонный модуль, не то гараж, не то сарай. — Бут плывём.
На строении видны неловкие, но старательные попытки хоть как-то утеплиться: небольшие окна забиты досками и тряпками, трещины между разошедшихся стен замазаны перемешанной с травой глиной.
— Гав!
— Там кто-то ещё есть? — подозрительно спросил Ингвар, посмотрев на забеспокоившегося пса.
— Жуя жаба. Либеет. Бзде комодит.
— М-да, зря спросил. Ладно, пошли внутрь. Но учти, если это какая-то глупая засада, я вам не завидую, — Ингвар похлопал по автомату. — Ты, скорее всего, не знаешь, что это такое, но, поверь, палки вам не помогут.
Внутри
темно, немного света попадает только через небольшое вытяжное окошко под закопчённым до черноты потолком.— Ну и вонища… Ты что, прямо тут и гадишь, что ли?
— Не он, — сказал слабым женским голосом куль тряпья в углу. — Не могу выйти, ноги отнялись.
— Гав! Гав!
— Хватит, Мудень. Вряд ли она опасна. Что случилось?
— Со мной, или вообще?
— Вообще я немного в курсе.
— Я упала. Неудачно. Думала, отлежусь, но, видимо, сломала спину. А вчера мы остались без огня. Проспала, костёр погас, новый разжечь нечем. Каша ещё осталась, но нужен кипяток.
— Муда пятить! — сказал мужчина с чувством.
— Чего пятить? — удивился Ингвар.
— Воду кипятить, — пояснила женщина. — В последнее время у Еноша начались нарушения речи. Я не знаю, в чём дело. После того, как упала, долго лежала на земле, не могла встать. Он был на охоте, а когда вернулся, прошло уже почти полсуток. Я простыла и свалилась с пневмонией. Неделю провела без памяти, очнулась — а он уже говорит так. Я почти научилась его понимать. Енош не сумасшедший, просто произносит не те слова, что хотел, и сам этого не замечает. Ему кажется, что это я ополоумела и перестала разбирать человеческую речь. У вас есть спички? Мы очень голодны и замёрзли. Каша у нас своя, нам бы только разжечь костёр.
— Вы всё это время грелись тут костром?
— Ну да, — удивилась женщина, — парового отопления больше нет.
— Вокруг горы кирпича, а вы даже элементарную печку не сложили?
— Я знаю, что такое печь, но никогда её не видела.
— Вот, Мудень, — вздохнул Ингвар, — и всё у них так. А ты сомневался, что община во мне нуждается.
— Гав!
— Вот тебе и «гав». Ладно, спички у меня есть, для начала сойдёт и костёр. Эй, как там тебя, Енош? Тащи дрова. Ну и снегу в котелок натрамбуй, заварим каши. Какой у вас вкус? Зипотервии? Хм… Что-то новенькое. Давай её сюда. Со своей стороны могу предложить нирипарию. Это как гречка с мёдом, политая отработкой. Съедобно, в общем.
Когда вода вскипела, каша запарилась и все (включая пса) поели, Ингвар спросил женщину:
— Какие у вас планы?
— У меня? — она как будто сильно удивилась.
— Спросил бы Еноша, но вряд ли пойму ответ.
— Я умираю, какие у меня могут быть планы?
— Э… Неожиданно.
— Я врач. Поверьте, я разбираюсь. У меня тяжёлые поражения лёгких, дышу одними верхушками… — она тяжело закашлялась, приложила руку ко рту и показала брызги крови на ладони. — Кроме того, я застудила почки. И это кроме паралича нижней части тела. На ступнях началась гангрена от обморожений, поэтому такой запах. Я не чувствую ног и не сразу заметила. Думаю, три-четыре дня максимум.
— Уверены? А если погрузить вас на сани и доставить в тепло? В нескольких днях пути большая община, они заселили бывший тоннель в горе, у них есть врач. Я как раз иду туда.
— Меня вряд ли спасли бы даже в больнице до Катастрофы, время уже упущено. И я всё равно не перенесу дороги. Лучше отмучаюсь здесь.
— А ты, Енош, что скажешь?
— Добавлюсь к иной, — решительно сказал мужчина.
— На его языке это значит «останусь с женой», — пояснила женщина. — Я пыталась уговорить уйти, он не хочет. Мы не женаты на самом деле, встретились уже после Катастрофы, но Енош упрямый.