Сказки из Скородумовки. Лушенька-норушенька

– По нраву я тебе?
– спросил Семен.

Невеста зажеманилась и хихикнула, не отводя взгляда от трубы соседнего дома.

– Так поцелуй меня, дорогая, - сказал парень, метнулся к куче мусора в углу двора и схватил старый мокрый валенок с оторванной подошвой.

Вытянув губы, невеста пошла прямо на валенок и щедро чмокнула его в испачканный навозом задник.

– Отец, - закричал Семен, - поехали скорей домой.

И пока они спешно грузились в повозку, из избы выкатились мать со свахой.

– Что такое?
– раскричалась сваха.
– Иль вы поссорились?

– Не, - довольно улыбнулась дочка, - поцеловалися, а щеки у него колючие!

Вечером Фома Никанорыч и Иван Петрович, хохоча, рассказывали Лесовушке эту историю. Та тоже смеялась, вытирала с глаз слезы, но потом строго сказала:

– Больше мою Лушеньку-норушеньку к себе на помощь не зовите. Не надо ей с людьми знаться, а то вспомнит своих родных и от меня убежит.

С утра начался дождь, он был мелким, будто на небе его кто-то просеивал через мелкое сито. Тропинки раскисли, на желтых листьях повисли капли. Луша, забравшись на сундук, смотрела в окошко. Лес потерял летнее веселье, нахмурился и насупился. Когда дождь закончился, наступила такая тишина, что было слышно как падают спелые листья. Они плавно, покачиваясь из стороны в сторону, плыли к земле и укладывались на нее пестрой мозаикой.

– Ночи длинные, вода холодная, - ворчала Лесовушка.
– Ох, дождемся ли солнышка. Впереди зима.

Но Луша о грядущих холодах не думала, когда Лесовушка растапливала печку, растягивалась на теплой лежанке и начинала слушать старухины сказки. Та знала много интересного. Рассказывала как в лунную ночь на озере русалки греются на большом камне, какие чудеса творились на заброшенной мельнице, о чем спорят Вьюга с Метелью.

– Бабушка, а про людей что-нибудь расскажи, - просила Луша.

Старуха начинала сердиться, нос у нее становился острым, как сучок, и таким же коричневым, а в глазах появлялись злые желтые блестки.

– Нечего тут про людей вспоминать, - злилась Лесовушка.

Редко какой вечер старушка и девочка проводили вдвоем. Как только Лесовушка зажигала лучину и пристраивала ее у окошка, в дверь обязательно кто-нибудь стучался. Приходил старый Леший и хвастал, как весело ему пугать людей да водить их по лесу. Он кричал филином, взмахивал руками и становился похожим на большую встрепанную птицу. От Лешего пахло прелой листвой и грибами.

– Пойду, - сказал он, - навешаю опят на пни, бери Пелогея Степановна, корзину и приходи за опятами. Бочку то под засолку приготовила?

– С лета своей очереди ждет.

Леший раскланялся и ушел, протяжно скрипнув дверью.

Утром серые тучи рвали края о верхушки сосен, так и плыли по небу с неровным подолом. Дождь перестал. Лесовушка велела Луше потеплее одеться, и вместе они отправились за опятами. Далеко идти было не надо. Поваленное дерево сплошь усеянное крепенькими коричневыми опятками лежало в двух шагах от избушки. Луша и Лесовушка принялись рвать грибы и складывать их в корзину. Рябина горела алыми кистями, кружились в воздухе желтые листья. Луша ежилась от утренней прохлады. Как вдруг кусты раздвинулись и на полянку вышла девушка. Она была одета добротно и тепло, а в руках держала не просто корзину, а огромную корзинищу, в которую сама могла бы уместиться с головой.

Не обращая внимания на Лушу и Лесовушку, резво наполнявших свое лукошко опятами, девушка принялась собирать грибы.

– Ты это, - остановилась в недоумении Лесовушка, - шла бы отсель.

Девушка с недоумением посмотрела на крохотную старушку, потом сложила пальцы колечком и щелкнула по Лесовушке, отчего та слетела с бревна в куст крапивы.

– Сама бы шла!
– сказала девушка и заливисто захохотала. Она приблизила лицо к Луше и начала ее рассматривать. Глаза у девушки были красивые, как цветы с зеленовато-голубыми лепестками.

– А ты кто?
– спросила девушка.

– Я Лушенька-норушенька, - ответила Луша.

– А я Дарья из Скородумовки, слыхала про меня?

– Слыхала, тебя еще строптивой называют.

– Вот еще!
– фыркнула девушка, - да такой доброй и ласковой еще поискать. Я ж как соломка стелюсь, поперек не говорю, только вдоль.

– А бабушку мою зачем обидела?

– Так это бабушка?
– удивилась Дарья и так раскрыла свои зелено-голубые глаза, что они стали огромными, как чайные блюдца.
– Я думала мышь какая, крыса лесная.

– Я тебе задам крысу, - бормотала старушка, вскарабкиваясь на дерево, - ты у меня получишь.

Дарья засмеялась, но Лесовушка сунула коричневые пальцы в рот и так свистнула, что верхушки деревьев закачались, а листья посыпались частыми желтыми каплями.

На полянку вышли волки. Они наклонили головы и сурово исподлобья посмотрели на девушку.

– Подумаешь, напугала, - пробормотала та, прячась за стволом дерева.

– Не напугала?
– усмехнулась Лесовушка, махнула рукой и волки ушли,- раз ты такая храбрая, отправляйся домой, милая. Вспомнишь меня еще не раз. Как надумаешь прощения просить, приходи.

– Еще чего, - взвизгнула Дарья и, подхватив корзинку с грибами, вихрем пронеслась мимо Лесовушки и скрылась за деревьями.

– Ой, что ж в мире делается, - осуждающе сказала старушка, глядя в след девушке.
– Девки совсем стыд потеряли, старших не слушают, грубят. В мое-то время - Лесовушка покачала головой, подхватила наполненную доверху корзину.

– Лушка, я пошла грибы солить, а ты по лесу погуляй, полюбуйся на осеннюю красоту.

Наступили первые утренние заморозки. По утрам пожухлая трава становилась седой.

– Зимой пахнет, - говорила Лесовушка.
– То ли дальше будет, иной раз и не поймешь, был ли денек или не был. Как станет с утра хмарь, и солнышка светлого не увидишь.

Вечера становились длиннее, день скукоживался.

Однажды вечером в избушку ввалилась старуха с длинным синим носом. Она была одета в грязные лохмотья, через которые проглядывало голое тело.

– Сидишь, - тонким неприятным голосом заверещала старуха, и взмахнула нескладными тощими руками.
– Чаи распиваешь.

– Свое пью у других не прошу, - спокойно сказала Лесовушка, наливая себе чашку чая из самовара.

– Небось не угостишь?

– Отчего же, присаживайся, Кикимора.

– Еще чего! Думаешь я позабыла, как ты меня с заветной ягодной полянки прогнала.

– А чего тебе делать на моей полянке?
– взвилась от негодования Лесовушка, - ты ее не берегла, ягодки не холила и не нежила, дождичком теплым не поливала, злых жуков не гоняла, а хороших не привечала. А туда же - с корзиной прибежала. Вот посмотрю на тебя, кикимора и думаю: бессовестная ты. Мало ли в лесу полянок, любую выбирай.