Сказки на ночь для взрослого сына

Не переставая говорить, доктор осторожно присел на табуретку перед столом, предварительно проверив ее надежность, освободил угол стола, вынул из саквояжа бланки рецептов и авторучку, подаренную ему год назад одним высокопоставленным пациентом.

…Традиционные средства здесь бессильны. Но! Существуют новые препараты. Вот здесь они выписаны. (Он передал рецепты Василию.) Достать в Москве трудно, но пробовать надо. Хотя, к сожалению, этих лекарств недостаточно…

Доктор Флакс опять задумался. Потом произнес:

– В Англии появилось лекарство, называется «пенициллин». Оно способно помочь. Я слышал, его еще выпускают в Америке.

Доктор Флакс поднялся с табурета и продолжил:

– А пока – ребенка не кормить! Не кормить ни в коем случае! Молоко обязательно сцеживать! Назначаю водную диету. Вот здесь я написал, что нужно делать. И еще: кутать ребенка запрещаю! Никаких байковых одеял! Комнату регулярно проветривать!

Родители молча переглянулись. Проветривать?! Не кормить?! Пенициллин?! Где она, Америка? Мать беззвучно заплакала.

Доктор прибавил уже мягче:

– Надо попробовать. Сделать все возможное и невозможное, – он повернул голову в сторону Василия. – Неделя – дней десять у нас, пожалуй, есть. Я заеду к вам послезавтра, если конечно… – тут доктор сам себя оборвал.

Отец проводил доктора Флакса до автомобиля, ожидавшего его на улице. На вопрос друга: «Ну как?» Василий тихо ответил, что для сына нужны лекарства из Америки. Потом поблагодарил врача за хлопоты, протянул деньги за визит и попрощался с ним.

На обратном пути Анатолий подробно расспрашивал доктора Флакса о ситуации с малышом и внимательно вслушивался в его ответы. Помогая доктору выйти из автомобиля, фронтовой друг спросил: «Если найдем лекарство, выживет мальчонка?»

Доктор вспомнил огромные глаза младенца и честно сказал:

– С пенициллином, может статься, выживет. А вот без него – вряд ли.

Час спустя Василий и Анатолий стояли на лестничной площадке рядом с входной дверью в коммунальную квартиру Василия и дымили папиросами. Они обсуждали различные способы достать этот самый «пенициллин»: через их хорошего знакомого Марка Бернеса, жившего в соседнем доме, или с помощью работавшего в МИДе сослуживца, старлея Иванова; или через другого фронтового друга, имевшего «своих людей» в нашей разведке, о чем, понятное дело, говорили шепотом. Еще вспомнили про свояка Василия, занимавшего небольшой пост в ОВИРе.

Трудно представить, но к вечеру седьмого ноября 1947 года усилиями двух друзей и привлеченных ими лиц все препараты, прописанные доктором, разысканные по аптекам, больницам и госпиталям Москвы, оказались у Василия и его жены Елены. Все, за исключением пенициллина. Его в Москве достать не удалось.

Пришедший через день к больному младенцу доктор Флакс застал его живым, что уже настраивало на более или менее оптимистичный лад. В комнатушке он обнаружил открытую форточку, чистые полы и свежий воздух. И безукоризненно чистое полотенце у рукомойника, что тоже понравилось доктору.

Елена, выкладывая сына на стол для осмотра врачом, почти по-военному отрапортовала ему: они с мужем выполняют все его назначения, но пенициллина пока нет…

Она отвечала на вопросы доктора Флакса о температуре, о стуле, о сне ребенка. Все, чего она хотела в те мгновения, хотела больше всего на свете, так это того, чтобы старый доктор сказал ей:

– Молодец, Леночка! Все страшное уже позади! Твой мальчик будет жить!

Но доктор сказал только:

– Лечение продолжайте. Ребенка не кормите. И будем надеяться на лучшее…

Между тем от работника Министерства иностранных дел Иванова Анатолий узнал, что в Соединенных Штатах Америки на гастролях находится Аркадий Исаакович Райкин, что связаться с ним будет не просто, но товарищи попробуют.

Какими путями налаживали связь, не знали не только Анатолий и его друг Василий, но и старлей Иванов. Возможно, свояк Василия немного догадывался. Короче, советская дипломатия оказалась на высоте, да и творческая интеллигенция не подвела! Хотя, вполне вероятно, что связь была налажена не с Аркадием Исааковичем, а с кем-то совсем-совсем неизвестным.

Спустя еще пять дней, каждый из которых мог стать для сына Василия и Елены последним, ранним утром в их коммуналку позвонил незнакомый вызывающе хорошо одетый человек. Он спросил Василия и протянул ему небольшой бумажный сверток. Хотите верьте, хотите нет: внутри свертка лежала картонная коробочка с пенициллином.

Наверное, Василий поблагодарил посланника, наверное, отдал ему деньги за лекарство, но впоследствии он не мог вспомнить, что с ним происходило с той минуты, когда он почувствовал в руке сверток с лекарством, и до того, как он бросился с ним к соседке Вале.

Медицинская сестра Валентина Николаевна, с которой заранее уговорились об уколах новорожденному соседскому сыну, поглядела на белый порошок в небольших стеклянных пузырьках, на инструкцию на незнакомом ей языке, затем, вопросительно, – на Василия, после чего он с коробкой и вкладышем помчался не на работу, а к доктору Флаксу.

Помимо греческого и, естественно, латыни, доктор Флакс неплохо знал немецкий язык, отчасти помнил французский; но инструкция, составленная на английском, его озадачила. Он какое-то время смотрел на вкладыш сквозь толстые стекла очков, потом сделал назначение: разводить пенициллин физраствором, уколы делать два раз в день, в течение десяти дней.

И вот Валентина уже развела лекарство, набрала его в простерилизованный в кастрюльке на примусе шприц, выпустила вверх из иглы набравшийся вместе с раствором воздух и, пошептав что-то себе под нос, решительно вколола ее в складку кожи, которая должна была быть младенческой попой. Младенец, превратившийся в маленькую синюшную мумию и не подававший признаков жизни, закричал…

Прошло почти два месяца.

Пенициллин, сульфаниламиды и диета сделали свое дело. Доктор Флакс с удовлетворением констатировал очевидную позитивную динамику в состоянии своего пациента.

Ребенка начали кормить, и малыш стремительно нагулял щеки, твердо и уверенно держал голову. Он явно шел на поправку. Сейчас ему необходимы только родительская любовь, мамино молоко и прогулки на свежем воздухе.

Прощаясь со счастливыми родителями, доктор неожиданно для себя обнаружил, что Василий – обаятельный весельчак и балагур, а его жена – миловидная молодая особа с выразительными зелеными глазами. Ему даже показалось, что комната Василия и Елены стала чуть просторнее, а окно – шире. В прохладном и свежем воздухе тонко пахло мандаринами.