Сказки на ночь для взрослого сына

В дверях стоял дед Лиды, Василий Максимович.

– Здравствуй, Саша! Лидочка сказала, ты марками интересуешься? Тогда – на, возьми!

И он протянул Сашке настоящий альбом для марок, уже заполненный марками до половины…

* * *

Академик Александр Иванович Мельников, известный ученый, писатель, тонкий знаток и ценитель музыки, филателист и нумизмат, искренне считал, что всему самому главному в жизни он научился у своих родителей и их родителей (как он говорил, «у пра-отцев», с ударением на «а»). И еще у своего любимого школьного учителя истории Альберта Александровича Николаева.

Первые праздничные дни нового 2015 года академик Мельников проводил с семьей: к нему приехали внуки на каникулы, чему Александр Иванович был очень рад.

Внуки упросили Александра Ивановича показать им коллекцию монет, и он раскладывал на огромном письменном столе свои толстые монетницы:

– Здесь – монеты Российской Империи: полтинники, гривенники, есть еще царские копейки и полушки… Здесь – иностранные монеты… А этой бронзовой монете больше двух тысяч лет!..

Мельниковы-младшие рассматривали монеты, расспрашивали…

Александр Иванович бережно взял в руки старенький маленький кляссер для монет и сказал:

– А вот с этого началась вся моя коллекция монет, – и показал советскую пятнадцатикопеечную монету. – Бабушкин пятиалтынник.

– Бабушкин? Нашей бабушки Лиды? – спросили внуки.

Дед засмеялся и отрицательно покачал головой:

– Нет-нет. Не вашей бабушки. Этот пятиалтынный мне дала моя бабушка Прасковья Осиповна. С этой монетой у меня связана одна история…

Понятно, что после этих слов внуки прилипли к деду и загундосили:

– Ну, расскажи, расскажи, расскажи!

Александр Иванович и не собирался отказывать внукам.

Начал он так:

– Я часто вам повторяю: у каждой истории должно быть начало. Но сегодня еще прибавлю: совсем неплохо, чтобы история и закончилась хорошо…

2015 год, канун Рождества

Моя германская звезда

Германия – мое безумье!Германия – моя любовь!М. Цветаева. Германии 1 декабря 1914 года

Самая главная война в истории закончилась, а эта история – только начиналась. Советские офицеры Павел и Анна встретили долгожданный День Победы в Австрии, в городе Вене. Решив присоединить ко всеобщей мировой радости свою, личную, они в День Победы поженились.

Осенью пришел приказ о демобилизации, и молодожены отправились на родину. К декабрю они добрались до небольшого текстильного городка – повидаться с родителями Павла; потом поехали в Москву, где в подвале бывшего доходного дома в маленькой комнатушке коммунальной квартиры жила Анина мать.

Возвращение двух фронтовиков, тем более под новый год, всколыхнуло всю многокомнатную коммуналку. Хотя особо душевных отношений между жильцами не водилось никогда, тут все порадовались: наконец-то и Михайловне, потерявшей в войне сына-летчика, счастье привалило! Дочка, Нюрка, с фронта живая вернулась, не покалеченная; да еще мужа оттуда привезла. Тоже не инвалида. За четыре фронтовых года из смешной девчонки она превратилась в красивую взрослую Анну, и Нюркой соседи ее больше не называли.

Отметили, как положено. И победу, и новый 46 год, и Анино замужество. Михайловна с Анной напекли ржаных пирогов с капустой, отварили ведро картошки. Павел поставил выпивку и консервы. Соседи поучаствовали, чем богаты; выставили на общий стол соленья разные, варенья. Одинокая подслеповатая старушка Ольга Филипповна из угловой комнаты щедро пожертвовала на празднество шмат деревенского сала. Посидели на славу, попели, поплакали. Правда, обошлись без драки: кроме Павла в коммуналке молодых мужиков не наблюдалось, а он, хоть и фронтовик, пил мало, не задирался, держался с соседями степенно и уважительно.

Посиделки эти вся Якиманка обсуждала почти неделю. Ну, может, и не вся Якиманка, и не неделю, но народ обсуждал, и нежданно-негаданно общественный резонанс получился широкий. В том смысле, что замоскворецкие домушники вскорости узнали о возвращении фронтовиков и, имея виды на великий улов фронтовых трофеев, навестили хозяев. В их отсутствие, разумеется. Однако главное сокровище Павла и Анны, надежно спрятанное, находилось при Анне неотлучно: его появление на свет ожидали в первую декаду февраля. А других сокровищ у Анны и Павла не имелось.

Но визитеры этого не знали. Проинспектировав весь немудреный скарб Михайловны и ее дочки с мужем и не найдя ничего мало-мальски стоящего, они, наверное, расстроились несказанно. И забрали из комнатушки всё, что пролезло через маленькое окошко, верхняя рама которого находилась вровень с асфальтом. Воры вытащили всю заначку круп и муки, всю одежду, старенькое постельное белье и полотенца, а главное – пеленки, распашонки и всё прочее детское приданное, подаренное Аннушке свекровью.

Приехавшие на место происшествия милиционеры ничего не нашли, но выдали важную справку; благодаря ей Анна то ли на каком-то складе, то ли в женской консультации, под роспись получила перед родами: хлопчатобумажные пеленки (две штуки), байковую пеленку (одну) и три метра небеленой марли для подгузников. С тем Аннушка и отправилась рожать.

Погоревали, да стали дальше жить. Соседи немного помогли бельишком, для малыша кое-что удалось приобрести на барахолке в обмен на Павловы наручные часы. Сами-то Павел и Анна в военной форме и кирзовых сапогах ходили еще до-о-олго. Но нельзя сказать, что молодые от скудности своей жизни сильно тужили. Чего тужить-то? Многие тогда жили скудно. И Павел с Анной – молодые, полные планов на светлое будущее – внимания на бытовые трудности не обращали.

Павел устроился на работу, собрался продолжить учебу: до того, как он ушел добровольцем на фронт, он два года проучился в Ленинградском университете. Павел надеялся без потери курса перевестись в МГУ. Фронтовик все-таки. И как-нибудь совместить и работу, и учебу.

Аня родила; месяца через три или четыре она вышла на работу, оставив сына на попечение бабушки Михайловны. Не от хорошей жизни, кто ж спорит! Но на работе ей тоже выдали карточки – и сводить концы с концами стало легче.

«С карточками вполне прожить можно, а тряпки всякие – ерунда, не в тряпках счастье!» – так, наверное, говорила себе Аня, собираясь рано утром на работу и надевая полинявшую гимнастерку, уже тесноватую в груди.

Как и всем работающим советским гражданам, Ане и Паше приходилось в изрядном количестве приобретать облигации государственных займов: надо же в стране послевоенную разруху преодолевать. Стране нашей надеяться не на кого, никто из капиталистических стран беспокоиться о нас не будет. Лишь сами за себя и способны постоять. Не до платьев тут и не до туфель! Шутили: вот через двадцать лет государство займы погасит – сразу по три пары обуви всем купим! и печатную машинку для Павла докторскую диссертацию печатать! и Аннушке – овчинный тулуп, чтобы зимой в морозы не мерзла! А морозы в те годы стояли знатные, не то что сейчас; холодно в шинельке-то…