Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Сказки на ночь для взрослого сына
Шрифт:

Два года, два счастливых года для Павла и Анны промелькнули незаметно. Наступил 53-й год. Паша и Аня решили после отпуска в конце лета забрать с собой в Германию семилетнего сына; его ждал первый класс школы военного городка. И еще они решили: пора родить второго ребенка. Здесь, в Германии.

Между тем с родины пришли страшные новости: умер Иосиф Виссарионович Сталин.

Жизнь в городке не то чтобы замерла – она как будто стекла в подпол, словно талая вода весной, оставив на поверхности Чейн-Стоксово дыхание, глубокую скорбь всего советского народа и непоколебимую решимость дать достойный ответ врагам. Советские граждане за рубежами отчизны равным

образом скорбели на партсобраниях; в свободное время все предпочитали сидеть по домам.

И вся эта тишина рванула мармеладным бунтом 16 июня. В городах Восточной Германии и в восточной зоне Берлина на улицы высыпала тьма-тьмущая народа. Немцы кричали: «Иван! Уходи домой!»

Организацию подавления антисоветских волнений поручили Берии. Он прилетел ночью из Москвы в ГДР, и наши вывели танки на улицы немецких городов восточной зоны.

«Опять будет война?» – Павел видел в глазах Ани немой вопрос и, успокаивая, обнимал, гладил ее по голове… Нет, родная, не бойся!

Воевать с СССР в 53-м году в Европе желающих не нашлось. Но спокойствие, размеренность и безбедность существования далеко от родины оказались – увы! – иллюзорными.

Прошел месяц, и на партийном собрании, созванном в спешном порядке, ответственные товарищи из Москвы информировали коммунистов военного городка: товарища Лаврентия Павловича Берию на пленуме ЦК исключили и из ЦК, и из партии, и из товарищей; его разоблачили как врага коммунистической партии и советского народа! На самом деле он подготавливал передачу ГДР американцам и англичанам!

Пошли гулять слухи: якобы сам Берия на пленуме отсутствовал, его арестовал Жуков 26 июня, почти за десять дней до начала пленума. И даже был слух, что не арестовали его, а застрелили. В общем: «Берия, Берия вышел из доверия…»

И Аня с Пашей поняли: сын пойдет в первый класс в далекой Москве. И планы на увеличение семьи в такой ситуации правильнее отложить. Надо пережить тревожные дни. Тем более что в группе войск пошли кадровые чистки. Хотя Павла с Анной и их ближний круг чистки эти не затронули, они встречали новый 54-й год с искренней надеждой на лучшее.

Время бежало вперед, бури улеглись, жизнь возвращалась в свою колею.

В библиотеку военного городка поступило письмо из редакции Большой советской энциклопедии. В письме рекомендовали вырезать из новенького пятого тома энциклопедии страницы с портретом Берии и статьей о нем, затем вклеить на их место страницы, приложенные к письму. Разумеется, на присланных страницах никакого Лаврентия Павловича уже не было, но количество строк в новой статье в точности совпадало с количеством строк в статье о бывшем товарище. Павел, Алексей и Владимир беззлобно пошутили по этому поводу. Что-то вроде того, что авторам БСЭ необходимо не только уметь писать, но и хорошо считать…

Постепенно возобновились воскресные обеды в дружеском кругу. Особенно обеды удавались у Ани: она отлично готовила. Собирались, ели, понемногу выпивали, обсуждали последние местные новости и вести с родины. Шутили, смеялись, но вполголоса.

Однажды в конце лета Анин начальник, проходя мимо в кабинет, попросил ее зайти к нему.

В кабинете он, проверив, плотно ли закрыта дверь, молча, протянул ей листы бумаги с машинописным текстом.

Анна читала, и ее лицо сначала стало пунцовым, потом – мертвенно бледным.

Начальник, понизив голос до шепота, проговорил:

– Видишь, какую интересную бумагу один добрый человек для меня выловил. Не бойся, хода я ей не дам. Но вам с Павлом я советую ехать

домой. По семейным обстоятельствам, что ли… Сообрази что-нибудь! И не откладывай! Чтобы к октябрю – ноябрю вас здесь уже не было.

Начальник взял из онемевших Аниных пальцев листы и порвал их на мелкие части. Сложил в своей пепельнице и поджег.

Анна всё еще не могла прийти в себя: она прочитала анонимный донос на своего мужа, которого обвиняли в подрывной деятельности и антисоветской пропаганде.

С трудом овладев собой, спросила:

– Вы знаете, кто написал?

– Не знаю. И тебе выяснять не советую. Нет этой бумаги. И не было… Вон, пепел один остался! Но… Думаю, из вашего с Павлом ближнего круга бумага появилась. Кстати, может, Павлу об этом пока не стоит говорить?

Анна вернулась на свое рабочее место. Задумалась.

По некоторым деталям, «фактам», фигурировавшим в доносе, ей стало ясно, что его сочинил кто-то из Бариновых либо Крузиных. Вот тебе, Аня, воскресные обеды! И Большая советская энциклопедия…

Ничего она не скажет Павлу!

Но вот по каким семейным обстоятельствам им уехать домой?

Через полчаса в Аниной голове с аккуратной укладкой «перманент» все выстроилось по полочкам; она придумала, что нужно делать. Домой с работы она вернулась в хорошем настроении, даже веселая.

В середине октября Павел и Анна оформили завершение своей загранкомандировки. По семейным обстоятельствам. И начали паковать вещи, переживая за «Мадонну» и недавно купленное немецкое пианино.

Накануне отъезда Аня и Павел позвали всех близких знакомых, коллег на прощальный ужин. Все радовались за Павла и Анну: они уезжали на родину. Германия, прощай!

Пролетело еще несколько месяцев. В родной Ленинград из Германии уехали Бариновы, уехали и Крузины – в Казань.

В июне 55-го года на свет появились семейные обстоятельства Анны и Павла. У них родилась дочь.

В Германии они больше никогда не были.

Вышли из моды и сносились немецкие платья и костюмы, побилась привезенная посуда, но в серванте стояла синяя с золотом «Мадонна», радовало своим звуком немецкое пианино, на котором играли дети. И навсегда остались «немецкая» привычка к аккуратности во всем, да рис в солонке.

С Бариновыми и Крузиными обменивались поздравительными открытками к праздникам. Встречались редко, если у них случались командировки в столицу; пару раз проезжали через Москву на отдых – вот и всё.

Анна так и не проговорилась мужу о доносе. Однажды, уже после его смерти, она поведала эту историю, что называется, в педагогических целях, взрослой дочери, с которой жила в маленькой, но отдельной хрущобе. Времена, правда, наступили другие, но она все-таки решила рассказать. Мало ли…

Когда Анна умерла, пережив Павла всего на три года, ее взрослые дети сообщили об этом печальном событии всем, кто знал Анну в молодости. Написали в Ленинград Бариновым. И в Казань – Крузиным.

Алексей Онуфриевич Баринов позвонил по телефону, посо-болезновал. Сказал, что и сам он, и Валентина Ивановна много болеют. Неловко пошутил: они с Валей уже готовы к свиданию с Павлушей и Аннушкой. В конце разговора его голос задрожал; Валентина Ивановна вообще не смогла произнести ни слова – она плакала.

А из Казани спустя месяца два пришло длинное письмо, написанное скачущим почерком. Краткое содержание письма таково.

Людмила Георгиевна Крузина соболезнует, но ее положение – отчаянное, ей не с кем поделиться своими бедами, не с кем посоветоваться, вот и Аня – умерла.

Поделиться с друзьями: