Сказки о сотворении мира

Но Натан Валерьянович провожал ученика на край света. Его интересовала работа, которой ученик займется за океаном, сроки его возвращения, намерения на грядущую жизнь, но более всего на свете профессора Боровского интересовала командировка в Америку, от которой он опрометчиво отказался в начале семестра, и теперь сожалел об этом.

В машине Мира повторила вопрос:

— Что за люди в штатском у вас на занятиях?

— Я, Мирочка, у себя на лекции вижу все, — объяснил профессор. — Кто свой, кто чужой; зачем пришел и чем занимается… Если я не делаю замечаний, это не значит, что я не вижу или не понимаю.

— Давно вы стали замечать «посетителей»?

— После нашего проектора в уральском лесу, — припомнил Натан. — Я не против. Я не делаю на своих занятиях ничего такого, за что мне могло бы быть стыдно. Я не говорю студентам ничего лишнего и не требую от них идеальной дисциплины. Я понимаю, что у Валерия Петровича могут быть свои проблемы, связанные с моей заштатной работой, и он имеет право меня контролировать.

— Валера вас не контролирует, — повторила графиня.

— Тогда кто?

— Покажите мне этих людей на лекциях — будем разбираться. Если б этим занимался Валера, он не скрывал бы от меня.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что он дал мне слово. Если мы с Валерой будем нарушать обещания, данные друг другу, у нас начнется не сотрудничество, а война. Валера не тупой, он понимает, что война со мной скверно отразится на его здоровье.

— Не знаю, девочка моя. Не знаю и знать не хочу. Все, чего я хочу от жизни, это спокойно работать, пока хватит здоровья, а там… с некоторых пор меня даже не пугает мысль о смерти, я слишком устал жить, слишком много греха взял на совесть и слишком далеко зашел в своих ученых амбициях. Куда тебя отвезти? Чем ты собираешься заниматься в Москве?

— Поеду в издательство, попробую опубликовать нашего непревзойденного исследователя аномалий. Собственно, он особо не заслужил, чтобы заниматься его раскруткой, но все-таки немного помог.

— А потом? Могу я вечером подъехать за тобой?

— Не знаю, буду ли я жива.

— Все-таки позвони, когда освободишься.

— У нас на даче есть яблоки, Натан Валерьянович?

— Яблоки у нас есть всегда. До пожара у нас были лучшие сорта в районе. Отец сажал. Ты знаешь, что раньше моя семья жила в Академгородке, а дачный участок получал еще мой отец. Но тогда в нашем филиале не было физического факультета, и я был вынужден уехать в Москву, но за яблонями мы всегда ухаживаем. В память о бабушке. Она любила яблоки.

— Но врачи ей запретили, — предположила графиня, — из-за расстройства желудка.

— Откуда ты знаешь?

Графиня рассмеялась. Она поставила на колени корзину, развязала тряпку и продемонстрировала профессору огромную испуганную птицу, притаившуюся на подстилке. Ворона не шелохнулась с тех пор, как была посажена в корзину. Она вжала голову в плечи и только испуганно таращилась на людей.

— А… — догадался профессор, — старая подруга! Я думал, куда она подевалась? Все время на даче жила.

— Вы не заметили, что она жила с вами в уральской экспедиции?

— Я заметил, что она жила с нами в Слупице. Не пускала меня к дольмену, за ботинки кусала. Боже мой! Ведь в Слупице со мной был и Оскар!

— Вспомнили!

— Вспомнил. Помню Артура, помню тебя с твоим крашеным итальянцем; помню, как отругал тебя за то, что привела его в дом.

— А Ханни… не помните?

— Нет, Ханни не помню.

— Жаль.

— Накрой ворону, чтобы она не вылетела на ходу, — попросил Натан.

— Натан Валерьянович, вы не верите в переселение душ? — спросила графиня и поднесла ворону еще ближе к профессору.

— Убери ее с глаз моих! — взмолился Натан. — Я не верю и думать не хочу… Нет, Мира, я понимаю, на что ты сейчас намекаешь, но все это чистый вздор!

Графиня рассмеялась.

— Знаете, как ее зовут?

— Знаю, как ее зовут, и все-таки… Никакого переселения душ, пока я жив! Мира, я тебя прошу! Если я поверю еще и в это — покоя мне не будет на свете. Нет, я даже думать не хочу и тебе запрещаю! Только этого мне не хватало! Только этого!..

— Но ведь вы узнали эту ворону! Узнали же, узнали…

Натан Валерьянович с раздражением заглянул в корзину.

— Как ее не узнать? Здоровая как лошадь! Оскар ее раскормил, вот она и ходит за ним, как собачка. В природе таких здоровых ворон не бывает. Я помню, помню, — радовался Натан, — как он таскал для нее еду.

В первый день Мирослава обошла сразу несколько редакций. Где-то ей удалось поговорить с ответственными людьми, где-то попросили оставить текст, обещали перезвонить. Кое-где извинились сразу, потому что аномалии — не их тема, особенно в жанре художественной документалистики. Их тема — нестандартные литературные формы, и графиня с удовольствием оставляла стихи Лизоньки Хант. И все-таки первым днем графиня осталась довольна, а издательства остались довольны графиней потому, что та ни словом не обмолвилась о цене. Деньги графиню не волновали. Ее волновали люди, которые сидят на лекциях профессора Боровского, поэтому в конце рабочего дня графиня посетила кабинет Карася и вместо сурового капитана нашла там растерянного человека, загнанного жизнью в полный интеллектуальный тупик. Кабинет напомнил графине палату Русого, заваленную литературой, фотоснимками и документами, не имеющими отношения к безопасности государства Российского. Капитан Карась не отдавал приказы, не подписывал протоколы допросов, он мыслил над бумагами и мало удивился визиту графини.

— Смеешься? — возмутился капитан, когда услышал претензии. — Такого нет, и не может быть! У меня с Натаном Валерьяновичем достаточно полный личный контакт и ни одной причины, по которой я не должен доверять этому человеку. Не знаю, кто сидит у него на лекциях, но эти люди совершенно точно действуют не по моему поручению.

— Кто, кроме тебя, занимался «делом физиков»?

— «Делом физиков» давно уже не занимается никто. Никто не занимается даже делом уральской аномальной зоны, потому что я лично ее закрыл и сдал дела в архив. Святыми камнями и пропавшими Ангелами тоже не занимается никто. Все, что осталось в разработке моего отдела по интересующим тебя делам — это пресловутый Интермед, который испарился раньше, чем мы возбудили дело. Да еще вот стрелки, которых ты сюда водишь. Если помнишь, у меня их двое. Тот, который почти невменяемый, — Бог с ним, а насчет Алексея ты должна мне кое-что разъяснить. У него нет ни одного подлинного документа. Кто-то его натурализовал в нашем мире. Тот, кто это сделал, слабо с нашим миром знаком. Настолько слабо, что не представляет, как выглядят документы, однако Алексей работал в охране аэропорта, и это уже не шутки. Это повод возбудить уголовное дело или признать недееспособной систему охраны важнейших государственных объектов и начать тотальную проверку. Я должен принять решение.

— Оставь Алексея в покое. Забудь, сделай вид, что ничего не заметил. «Иллюзорная память» имени профессора Боровского… — напомнила Мира. — Лучше присматривай за аномальными зонами на своем участке. Он мог погнаться за инохроналом вроде меня и завалиться в какой-нибудь скрытый дольмен. Все, что угодно, могло произойти с этим парнем. Дело не в том, что делать, а в том, чтобы сгоряча не напороть ерунды.

— Мира… этот человек появился здесь не случайно. Он послан в наш мир за тобой. Не забудь, что он стрелок.

— Значит, его послали дебилы, которые не знают: бесполезно посылать стрелка человеку, вооруженному Стрелами Ангелов.

— Пуля летит быстрее, чем ты достаешь из сумки свой удивительный ствол, — заметил Карась.

— Пуля не летит в человека, имеющего этот ствол в сумке. Попробуй в меня выстрелить, ты увидишь, куда полетит пуля.

— Я не стану в тебя стрелять.

— Никто не станет.

— Тогда попробуй мне объяснить, кто хозяин нашего мира? Объясни мне так, чтобы я понял: кто проявляет к нам интерес? Кто руководит твоим Алексеем? Мира, скажу тебе откровенно, что я созрел для отставки. Я не Дон Кихот, чтобы кидать копья в ветряные мельницы. Я должен понимать, что делаю, с чем работаю, а я… чем дальше работаю, тем меньше понимаю. Иногда мне кажется, что для безопасности государства мой отдел лучше закрыть. Объясни, иначе я поверю, что мы персонажи романа, и Автор не помнит, что было в прошлой главе. А может быть, я не помню, потому что каждый день проваливаюсь в новое измерение?