Сказки о сотворении мира

— Почему же? Работают.

— Почему они не работали раньше?

— Догадайся. Ответ простой. Все гениальное до обидного просто. Учишься, решаешь головоломки, ночами не спишь, а оно на логике первоклассника. Юлька догадалась. Растолковала мне все, словно дебилу, а комплименты расценила, как издевательство.

Флакер преодолел толпу, домчался до дольмена, и опять наткнулся на человека.

— Кто там? — удивился Оскар. — Аборигены здесь не кочуют.

Испуганный дикарь стоял, прижимаясь к колонне. Нечеткий силуэт на сером фоне. В руках дикаря моталась бумажка. Он был обескуражен необычной машиной, но осмелел, как только опустился купол.

— Вот вы где, — сказал он с характерным южным акцентом и шагнул к свету, протягивая кусок билета с подписью Зубова. — Теперь вы заплатите мне за все!

— Борька! — воскликнула Мира. — Как ты меня напугал!

— Где мои деньги, мадмуазель? — поинтересовался Борис. — Машину забрали, за работу не заплатили. Кто мне заплатит?

— Ну, все… — решил Оскар. — Приплыли.

— Перестань. Я разберусь с ним за две минуты.

— Знаешь, почему Борька здесь? Потому что впереди переменное дехрональное поле. А знаешь, почему оно переменное? Потому что Копинский заблокировал выход.

— Нет!

— Если не Копинский, то кто? Я предупреждал, рано или поздно, нас вычислят.

— Да, ладно! Борька всю жизнь меня достает.

— Он достает тебя там, где есть дехрональные интервенции на частотах, которые имеют прямое отношение к нам, — объяснил Оскар. — К нашему сюжету, если так понятнее. Он тебя достает, потому что ты всю жизнь ходишь по краю дехрона. Это, — сказал Оскар, указывая пальцем на Бориса, — не прописанный толком персонаж, которого твой распрекрасный «автор» не смог применить в дело, а вычеркнуть пожалел.

— Думаешь, Макс?..

— Хотел бы я ошибиться. Юлька опять записала код на коленке? Конечно! Я же ей запретил! Ну, коза! Вернусь — убью! Конечно, Копинский сунул камеры во все сортиры колледжа! Конечно, однажды этим должно было кончиться!

— Эй! — напомнил о себе Борис. — Французы! Мне негде обналичить ваш чек. Его не принимают банки. Давайте налом.

— Сейчас я ему обналичу… — предупредила графиня и закатала надкушенную штанину. — Сейчас, я обналичу ему так, что он перестанет узнавать цифры.

— Погоди!

— Ничего с ним не станет. Дойдет до границы поля и растворится.

— Нельзя его отпускать. Глаз Греаля у Юльки! А у нас только этот… Другого индикатора нет. Я не вижу переменные поля, зато хорошо вижу Борьку. Вот, что мы сделаем: пока я не разберусь с дольменом, ты возьмешь ружье, и будешь караулить грека. — Оскар огляделся на площади, достал из кармана мел и нарисовал на полу греограф. — Смотри, где он!

Графиня вытянула шею, чтобы разглядеть узор.

— Вон сидит, — Борис указал пальцем в угол. — Так что? Кто из вас мне заплатит?

Мертвый Ангел сидел в углу. Начерченный мелом греограф, указывал на него острием, похожим на стрелку, но Оскар не дал рассмотреть рисунок. Быстро затер его подошвой ботинка.

— Ждите здесь оба, — сказал он.

— А я? — поинтересовался Борис. — Господа французы, в чем дело? Понимаю, что у вас неприятности. Но у вас всегда неприятности, а я не могу вернуться домой без денег.

— Иди за мной, — приказал Оскар, — и веди себя тихо! Иначе вернешься домой без башки.

Прежде чем принять приглашение, Борис поглядел на графиню.

— Иди, родной, — согласилась она, — Оскар не француз, он заплатит. Хоть поучаствуешь в сюжете романа.

— Только учти, — обернулся Оскар, — я за твоим «автором» безработных персонажей пристраивать не обязан. Пусть думает о вознаграждении.

Тишина вернулась на площадь, и графиня почувствовала себя одинокой. Мертвый Ангел не дышал, не шевелился, словно под одеждой не было никого. Тело исчезло, не изменив очертаний тряпья, а душа последовала за ним. Мира долго ждала, прежде чем начать разговор. Ощущение одиночества не отпускало ее, словно перед ней была пустая стена. Она тронула Ангела за плечо, чтобы убедиться: ей не почудилось, он действительно вернулся на зов, чтобы продолжить обучать человека азам альтруизма. Науке, которой никто никогда не учил гражданочку Виноградову, потому что не нашлось среди педагогов специалиста этой редкой и удивительно сложной профессии.

— Страшно? — спросила графиня. — Не бойся. Когда возвращаешься домой из загула, самое сложное осознать, что ты дома, а не в гостях у родителей. Я тебе дам предмет, с которым нестрашно показаться мамочке. У Ангелов есть мамы?

Эрнест поднял голову, чтобы взглянуть на Стрелу.

— Брось это там, где нашла.

— Вообще-то мне ее подарили.

— Верни. Никакое оружие не спасет человека от себя самого, а иной беды ему не грозит.

— Значит, Стрелы твои, — пришла к выводу Мира. — Еще бы! Только сумасшедший Ангел может отказаться от Стрел. Возьми, дома рассудок к тебе вернется.

— Невозможно понять человека рассудком. Здесь, среди людей, я могу каждый миг прикасаться к загадке и надеяться ее разгадать. Если ты прогонишь меня — жизнь потеряет смысл.

— Один потеряешь — другой найдешь. В твоей жизни появится новый смысл. Никто, кроме тебя, не защитит нас от ужасных загадок, к которым мы прикасаемся. Видишь, — графиня указала на царапины, — одна из них чуть не откусила мне ногу. Где ты был? Где прятался, когда должен был меня защищать? Ангел, который собирался похлопотать обо всем человечестве…

— Человек, который пришел ко мне, тоже просил о защите, но я не слышал его, потому что был глух. Теперь я не должен слышать тебя, человека-воина, бросившего вызов судьбе. Мое жалкое покровительство станет тебе обузой.

— Кто к тебе приходил?

— Человек, который нашел объяснение чуду, потому что не смог поверить в него. Потому что понял: все пути земные, ведущие к истине, кончаются заблуждением. Предчувствие войны заставило его пойти другою дорогой, а я не увидел дороги там, где шел человек, потому что был слеп. Люди, которые пришли ко мне, знали: познавшему себя, покорится мир. Тогда я не знал человека, а когда узнал, было поздно.

— Кто приходил? Экспедиция Лепешевского? — догадалась графиня. — Кого ты имеешь в виду?

— Ко мне пришли мудрые люди, которые видели будущее.

— Что хотели?

— Двигаться дальше. Три поколения ученых людей должны были выжить в мире, полном вражды. Выжить, чтобы защитить человеческий род перед концом света. Три поколения надежды. Три поколения последних, отчаянных смельчаков, потому что четвертое может оказаться последним.

— Кто с тобой говорил? Лепешевский? Илья Ильич?