Сказки о сотворении мира

— Все твои похождения выложены в сети твоими же бесстыжими поклонницами! — злился Натан. — Уму не постижимо, где ты находишь таких развратных девиц!

Совершенно сердитый Натан Валерьянович слез с крыши и уединился в комнате. — Что за переговоры? — спросил он крошку, который маячил за дверью. — Какой контракт ты собираешься подписать? Если в деле участвуют безответственные личности, «респекта» от меня не жди. Более того, я не допущу никаких отношений с партнером, из которого торчат перья, словно из индюшачьей задницы.

— Не парься, дядя Натан! Перьев в моей жизни больше не будет.

В порядке одолжения Натан Валерьянович позволил усадить себя в такси.

— В Олимпийский, — скомандовал граф, и машина тронулась с места.

— Вот и хорошо, что не будет. Вот и прекрасно, что ты сам это понял. И впредь не жди, что я буду потакать безрассудству!

— Ты заколебал… — Эрнест открыл дипломат, небрежно брошенный на сидении, достал конверт из-под стопок долларовых купюр.

— Что это? — оторопел Натан Валерьянович. — Откуда? Никуда я с тобой не поеду. Ну-ка… мы возвращаемся. Расплатись с водителем. И пока не объяснишь происхождение денег, мы за ворота не выйдем!

— Поезжай, — разрешил Эрнест растерянному таксисту.

«Натану Валерьяновичу», — было написано на конверте рукою Оскара. — «…не ругайте ребенка, — просил Учителя ученик. — Я его задержал. Пожалуйста, подъедьте с ним в Олимпийский, проследите, чтобы деньги не были пущены на ветер. Преданный вам Оскар Шутов».

— Как у него дела? — спросил Натан.

— Чернил раздобыл. Книгу пишет.

— А над прибором работает?

— Не… — помотал головою Эрнест. — Беседует с ним, как с другом.

— Где живет? Почему я не могу ему дозвониться? Эрнест, «кочевая жизнь» по частотам может быть опасна для психики. И временные порталы — тоже ненадежная вещь, а прибор… Почему он беседует с ним вместо того, чтобы продолжать работу? Прибор опять в разобранном виде?.. — спросил Натан с тревогою в голосе.

— В разобранном, разобранном… успокойся.

С водителем такси Эрнест не расплатился принципиально.

— Я человек без судьбы, — напомнил он возмущенному дяде Натану. — Это вам, а не мне, придуманы глупые правила. Не заплачу — никто не заметит.

Пока Натан призывал к справедливости крошку-графа, машина уехала. В Олимпийском профессора ждали другие разочарования. Игра началась при полупустых трибунах, но с Эрнестом постоянно кто-то здоровался, кто-то дергал его тут и там, задавал вопросы, требовал внимания. Профессору показалось, что на ребенка нападают сущности параллельного мира. Только они могли совать в руки мячики для автографов и требовать фотографию. Но больше всего Боровского возмутила особа, которая, не стесняясь взрослого, респектабельного человека, назначила крошке свидание в гостиничном номере и сунула визитку в карман. Натан Валерьянович решил еще раз потолковать с графом, но тот был схвачен массажистом французской команды и отведен в служебные помещения.

Профессору совсем не хотелось сидеть одному на пустой трибуне. Он чувствовал себя приглашенным на ассамблею призраков, и не был уверен, что с «перьями» в жизни графа покончено навсегда. «Перья» мерещились ему всюду. Он видел на пустых скамейках огромных Ангелов с «ирокезами». Чувствовал гомон бесов на задних рядах. Невидимые зрители сновали мимо него, не дожидаясь окончания сета. Сквозь закрытые двери вылетали из зала, хлопая крыльями. Натан Валерьянович сел за спинами молодых людей с российскими флагами, которые по ошибке забрели на шабаш, и ежился всякий раз, когда замечал направленные на себя телекамеры. Профессора не оставляло ощущение, что зал пустой неспроста. Что билеты продавались отнюдь не в кассах стадиона. Что все это обман и иллюзия, которая в любой момент лопнет. Главное, чтобы не закрылся портал, через который они попали сюда.

— Зачем мы пришли? — спросил он Эрнеста, когда тот наконец-то сел рядом. — Что нам нужно от нечистой силы?

Натана насторожил человек, который в перерыве помахал ему рукой и раскланялся, словно приветствовал нового поселенца дехрона. Боровский вежливо кивнул и отвернулся, потому что человек намеревался вступить с ним в контакт.

— Это твой адвокат, — напомнил Эрнест. — Не узнал?

— Боже мой! Не узнал! Как неудобно! — смутился Натан Валерьянович. — Надо пойти поздороваться.

— Успеешь.

Человек, который только что махал Натану рукой, исчез, а игра продолжилась.

— Как неудобно получилось… как неловко… — сокрушался профессор.

— Смотри туда, — Эрнест указал на противоположную трибуну. — Врач-офтальмолог. Мировая знаменитость. Видишь?

— Не вижу, Эрнест! Я так торопился, что оставил дома очки.

— Все слепые кроты, вроде тебя, должны за километр видеть хорошего офтальмолога. У него клиника под Парижем. Он глаза в пробирках выращивает. Не для всех, конечно. Для тех, у кого власть и деньги. Его племянник работает физиотерапевтом французской сборной и сам когда-то играл. А, впрочем, не важно.

— Зачем мы сюда приехали?

— Знаешь, кто сидит с офтальмологом? В черных очках с белой тросточкой? Мистер Копинский. Хочет ангажировать доктора…

— И что же?

— Пока профессор не вставил Максу глаза, нужно действовать. Копинский уже нашел донора. Вон сидит… — Эрнест указал на мужчину с дамой двумя рядами ниже. — Стопроцентное зрение обеих глаз. Только пока он не знает о том, что донор. Он считает себя другом Макса и живет за его счет. Играет на бирже…

— «Обоих глаз», надо говорить, — поправил Натан. — Глаз — слово мужского рода. И во французском тоже. Ты и по-французски неправильно говоришь.

— Слышишь, о чем я говорю? Копинского надо брать за горло.

— Нет! Эрнест, нет! — воскликнул Боровский и компания, сидящая впереди, обернулась. — Нет, — повторил он тише. — Пока я жив, ты близко к этому человеку не подойдешь.

— Почему ты так хорошо обо мне думаешь?

— Потому, что я тебе не позволю! Человек остался без глаз. Брать за горло инвалида — возмутительная низость.

— Был бы человек. Он клиент интерпола.

— Тем не менее, я тебе запрещаю.

— Ни черта ты не понял, дядя Натан. Клиника, которая лечит Копинского, по контракту должна воскресить его из мертвых. Но если у пациента отвалился глаз по сакральным причинам, она не обязана ставить его на место. Одна надежда на клинику под Парижем. Но ведь там тоже могут отказать. Скоро у меня будет весь компромат на Копинского: нелегальная торговля оружием, наркотиками, скупка и перепродажа предметов искусства… Если он станет пациентом клиники, я отдам бумаги французским журналистам.

— Не стоит этого делать.

— С Копинским нужно общаться на понятном ему языке.

— Не надо совсем общаться с таким человеком!

В перерыве Натан Валерьянович решил поговорить с адвокатом. Извиниться за забытые дома очки. А также справиться о здоровье супруги и планах на отпуск. Но адвокат пришел сюда не болтать и не болеть за Россию. Он принес пакет бумаг, который в присутствии Натана Валерьяновича вручил Эрнесту, получил от него наличные и сильно благодарил.

— Сделал, что смог, — оправдывался адвокат, прижимая руку к карману, в котором только что утонул бумажник. — Самая подробная информация, которую возможно было собрать по интересующему вас вопросу. Поклон от меня господину Шутову…