Сказки старого дома

– Я не угроза для тебя, человек. Вампир обязан явиться на поминки гибрида – таков древний договор.

– Х-х-х…хибрида? Это что за нечисть ещё?

– Упыри, кровопийцы. Вы, люди, называете так тех, кто заражён нашей слюной. Мацей Стржимечный был упырём, и я должен отслужить обряд.

Экось, у нечисти свои попы бывают! Этот ещё и грамотный, по-учёному говорить мастак.

– Ничего не понимаю. Эт он сейчас встанет, а я ему на заклание, вроде ягнёнка? – глухо спросил я.

Вампир наморщился.

– Что за глупости. Стржимечный мёртв. И никаких человеческих жертв здесь не нужно. Просто прочитать несколько надгробных слов – он вроде как и нашей веры был.

– Что за вера такая нечистая?

– Вот заладили: «нечисть», «нечистая»… Мы, между прочим, вам же помогали. Кто знал, что у вас такие побочные эффекты проявятся?

Ишь, и по-французски знает. Ещё б понять, о чём он толкует.

– Ты змей видел? Вот они – рептилии, да?

Рептилоида… Слово-то какое. Но я вида не подаю.

– Угу.

– Из змеиного яда можно лекарство сделать, а можно и отравиться. Вот я, мой вид, тоже что-то вроде рептилии. И наша слюна на этой планете необычно на вас, людей, подействовала. С одной стороны, повышается выносливость, работоспособность, интеллект – разум то есть, – вампир показал крючковатым пальцем на свою змеиную голову, – с другой – спустя день необратимо отмирают отделы мозга, ответственные за эмпатию, альтруизм, помощь другим.

И по-русски, и не по-русски будто говорит.

– Погоди, то есть ты – как Полоз, змеиный царь?

Вампир вздохнул или мне показалось?

– Да, можно так сказать.

– И когда ты кусаешь людей, они становятся кровопийцами?

– Кровопийцами, упырями, мироедами, куркулями, сквалыгами, выжигами бессовестными – называй, как хочешь.

– И бессмертными?

– Нет, не бессмертными. Живут они, конечно, подольше, чем обычный человек, – так себя любят сильно, что с жизнью расстаться не могут. Иногда, правда, вы же их убиваете раньше времени.

– Так зачем же ты их кусаешь?

– Иначе не могу. Древний договор. Люди сами просят, чтобы я их укусил.

– Что ж это за люди-нелюди такие?

– Много таких. Бедняк, который из грязи в князи пробиться хочет. Учёный, который прознал про нас и тайны необычайные разгадать стремится. Говорят, евреи и каменщики часто к нам обращаются – но это уж вы, люди, наветы возводите. —

Евреи-христопродавцы… Так и знал, что они тут замешаны.

– … и родня умершего упыря, которая тоже хочет денежки копить и жить подольше. Поэтому крестьяне сорок дней за барами глаз да глаз – никого из родных на могилу не пустят. Знают, что и от простого помещика житья нет, а от помещика-упыря – хоть вешайся.

– Зачем же пани Хрыстына меня попросила её Мацея сторожить?

– Чтобы ты меня повстречал и сам в упыря обратился.

– Ах, итить, змеиная душа! – вскрикнул я, осерчав, но тут же осёкся. – Ой, прости, Полоз, не знаю, как тебя величать.

– Да хоть и так. А тебя-то как звать?

– Петром.

– Видишь, Пётр, у меня вера такая: мне вам, людям, врать запрещено. Вроде как в гостях мы у вас.

– Ааааа… Это ты оттудова? – показал я пальцем вниз, под землю.

– Скорее, «оттудова» – грустно усмехнулся Полоз, указывая на луну, которая заглянула в дверцу склепа.

– Зачем же пани меня в упыря превращать?

– Я же рассказал: упырём обратишься – умнее, хитрее, богаче всех станешь. Можешь других в упырей через укус обращать. Но через день люди тебе муравьями начнут казаться – без своей выгоды и пальцем не пошевелишь. Так что после суток уже никого кусать не будешь – зачем же равного себе своими руками лепить? А вот все соки из людей выпьешь – это как пить дать. Но пани этот последний день использует, чтобы новоявленный упырь, то есть ты, её тоже обратил. Знает она ведь про вампиров – не зря замужем за Мацеем была.

Вампир Полоз сложил кожистые крылья, и мы посидели в молчании. Я нащупал рукой сливовку. Большая часть расплескалась мне на шубу, но на дне пузатой бутылки ещё осталось немного.

– Помянем раба божия Мацея? – предложил я.

Полоз пожал своими детскими плечиками.

– А давай!

Я сделал несколько глотков из горла и передал остаток ему. Полоз взял своей кошачьей лапой бутылку, допил и запыхтел от крепости сливовки.

– На огурчик, закуси! – Я пошурудил вслепую в мешке. Рассыпались осиновые колышки. Полоз захрустел огурцом.

– Это… – показал он крылом на колышки, – …для меня?

Эх, вот так выпьешь с нечистью – и уж и стыдно, что чуть не зашиб.

– Да я ж не знал…

– Правильно-правильно, – пьяно замурлыкал Полоз. – Только обязательно осиновые. Или серебро. Для анальгезии. Обезболивания, то иссь!

Вампир икнул и прошелестел что-то – мне послышалось имя Мацей.

– Ну что, Пётр, будешь в упыря превращаться?

Я напрягся.

– А зачем мне? Что за радость-то мне скопидомничать?

Вампир удивлённо взмахнул руками.

– Не знаю. Но обычно люди просят, чтобы я их укусил.

– Вот ещё! Я товарищей не кусаю, и себя кусать не дамся. Мне бы могилы батьков навестить, да и бабоньку найти, которая готова за отставного солдата пойти. Какая ж в моей планиде выгода? Ты ж говоришь, в башке что-то через един ден помирает. А может, и не только в башке… Не хочу упырём быть!

– Человечище ты, Пётр! – шелестнул Полоз. – Вот бы мне тоже эту ношу снять. Устал я тут упырей отпевать.

– И как же тебе помочь?

Глазки вампира сузились, отсвет луны в них погас.

– А убей меня! Возьми колышек – и забей мне в сердце.

Видал я таких: как напьются люди, так и рвётся из них тоска наружу, не ровен час сами на себя руки наложат.

– Да чего ты оплетаешь? Белый свет тебе не мил – лети к своим, развейся, покути!

Полоз смотрел своими змеиными глазами-блюдцами и чуть не плакал.

– Не могу, Пётр, на службе я. Оставили меня и ещё несколько таких же. Говорят, вернёмся за вами, подождите пару тысяч лет. И ничего! Я давно своих не видел, может, я вообще последний!