Сказки Золотого века

– Идите за мной, не останавливаясь, не заговаривая ни с кем, - вполголоса говорила она весьма повелительно.

– Куда вы ведете меня, графиня?

– Это не свидание, успокойтесь. Вам угрожает опасность ареста. Бестолковый Соллогуб выпалил то, чем уже запахло в воздухе.

– Опасность ареста?

– Это не шутка, Мишель.

– Вы сказали: Мишель?
– нежный тон хорошенькой женщины тронул Лермонтова.

– Нет, я сказала: Михаил Юрьевич.

– Тоже хорошо звучит в ваших устах.

– Я понимаю, вы истосковались по ласке, я имею в виду вас всех, кавказских офицеров, но будем благоразумны. Может быть, появление государыни на балу спасло вас от ареста.

– Но государь этого не забудет. Куда мы идем?

Графиня вывела Лермонтова запутанными ходами из особняка и отвезла его домой. Вернувшись, она подошла к великому князю Михаилу Павловичу и сказала, что Лермонтова она пригласила на бал и как хозяйка отвечает за неприкосновенность своих гостей, и если кого винить, то надо ее. Великий князь успокоил графиню словами, что теперь с него спросят за его беспокойного гусара, хотя и бывшего.

Избежав ареста и гауптвахты за весьма незначительную провинность, Лермонтов оказался, по всему, в еще худшем положении. Николай I, когда к нему поступили наградные списки офицеров за летнее сражение при реке Валерик, собственноручно вычеркнул фамилию поручика Тенгинского пехотного полка, представленного к золотому оружию. Безоглядное мужество поэта и не нравилось царю.

– Что же, тебя в самом деле, Мишель, могли посадить под арест, ибо твое появление на балу нашли неприличным и дерзким, - Алексей Столыпин навещал теперь каждый день Лермонтова, не встречая его в свете, поскольку он в ожидании приезда бабушки счел за благо вести себя тише воды, то есть просто уединился в своем кабинете.

– Кабы знал, где упасть, соломки бы подослал, - шутил Лермонтов по поводу нового происшествия с ним.

– Это тебе не с маленькой саблей явиться на парад, а с кинжалом, - расхохотался и Столыпин.

– Я тут узнал тайну моего отпуска: бабушка просила о прощении моем, а мне дали отпуск.

– Прощения не вышло. Теперь все понятно.

– Но арест - это уж слишком. Однако, что же, и в отставку выйти не дадут?
– призадумался Лермонтов.

ГЛАВА XII Первенец творенья. Последняя встреча в Москве

1

Лермонтов побывал у Краевского и отдал ему стихотворение "Оправдание", то есть, по своему обыкновению, прочел вслух, чтобы проверить впечатление.

– Как!
– изумился Андрей Александрович, полнеющий, деловитый, преуспевающий.
– Ты с этим вернулся с Кавказа?

– А что? Разве я не прислал тебе "Завещание"?

– Оно будет опубликовано в февральской книжке.

– Чего же тебе еще? Ну, как?

– Дай я посмотрю своими глазами. У тебя все звучит лучше некуда.

– Читай, читай. Еще найдешь грамматическую ошибку, - расхохотался Лермонтов, все такой же подвижный и шаловливый в солидном кабинете своего издателя, как прежде.

– Тебя не исправишь. У тебя неправильность звучит лучше, чем правильно. "Из пламя и света // Рожденное слово..." Пришлось так и печатать - в первой книжке за этот год. Видал?

– Нет, журналы до нас плохо доходят. Ну, как?

– Целая повесть. Целая жизнь! Сколько же было у тебя, Мишель, я не говорю, любовных историй, а жизней?

– Одна.

– Что?

– И любовь одна. И жизнь одна.

– Зато во вселенских масштабах, как у Демона?

– Да!
– Лермонтов расхохотался и выбежал вон.

Стихотворение "Оправдание" было опубликовано в мартовской книжке "Отечественных записок", чего Лермонтов ожидал с нетерпением: ему хотелось, чтобы оно попалось на глаза той, с которой он теперь все чаще вступал в диалог, вполне сознавая, что оказался в ситуации, когда впору писать канцоны или сонеты, как Данте или Петрарка.

Между тем, просматривая журналы на досуге, Лермонтов ознакомился с рядом статей об его романе "Герой нашего времени" от резко отрицательных до весьма обширных, ученых, как он их называл, и те, и другие вызывали у него хохот. Отвечать на критику не хотелось, но у него созрела идея набросать предисловие к роману, Краевский готовил второе издание, ибо первое издание давно уже разошлось, случай по тем временам исключительный. Андрей Александрович, узнав о намерении поэта написать предисловие к роману, схватился за голову: половина романа была уже отпечатана, а предисловие, конечно, необходимо.

– Если завтра принесешь, еще можно вставить между Частью I и Частью II.

Лермонтов уединился у себя в кабинете и сам набросал весьма ученую статью в духе Белинского, не ведая о том, что отвечает на отзыв о Герое государя императора.

"Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики. Но обыкновенно читателям дела нет до нравственной цели и до журнальных нападок, и потому они не читают предисловий. А жаль, что это так, особенно у нас. Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана...

Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов. Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых... Старая и жалкая шутка! Но, видно, Русь так уж сотворена, что все в ней обновляется, кроме подобных нелепостей. Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности!

Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии...

Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и нашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить - это уж бог знает!"