Сказковорот
Шрифт:
– Это так просто. Ты же знаешь, откуда берется тот же Благодатный Огонь.
– Нет.
– От чуда же ? откуда еще...
– И какие наши действия?
– Все вы, мужики... Ладно. Я первая. Так повелось: если женщина не съедаема дикими зверьми, за ней идет сильная половина...
И Ольга юркнула в проем. Функель заступорил: что же, прикинул он, если она не стала меня седлать, то просто хотела, чтоб я отворил дверь. Если так, моя миссия исполнена. Вот щас дверь захлопну, на засов -- и досвидос. А что, было бы прикольно. Нет... жалко ее маленькую рыжую копию, которая еще и обещала убить.
...И тут же -- свет. Яркий, аж до боли.
– Вот видишь, бояться надо вовсе не тьмы, а света...
Когда зрение адаптировалось, Слава разглядел Ольгу. Она скинула свой черный плащ, оставшись в зеленом платье. Огненные волосы расплескались прям как у настоящей ведьмы. Свет исходил ото всюду, даже из-под ног. Может быть, именно так и выглядит смерть. А уж не баба ли она Яга, подумал Функель, сталкерша потустороннего мира...
– И это все?
– Спросил странник: - Практически, пустота.
– Но из пустоты родится все сущее.
– А, может, давай, без пафоса?
– Ладно. Идем.
Ощущения неприятны: ты шагаешь внутри облака, ноги отталкиваются непонятно от чего, короче, сенсорная депривация. Может быть, ведьма со странником никуда и не двигаются вовсе, а бултыхаются в одной точке. По крайней мере, здесь есть гравитация -- спасибо и на том. Вокруг стали проглядываться абстрактные очертания, цветовые пятна, геометрические фигуры, в которых можно было угадать все. Кандинское пространство... Вскоре контуры приобрели четкие образы. Функель понял: они шагают по лесу -- разве только, без таежного шума и комаров-мошек с пауками. Слава привык ходить с ношей, не обращая особого внимания на всю лесную благодать, налегке же Функелем овладело кайфовое чувство.
– Я так понимаю, - высказал предположение странник, - здесь чудеса, леший бродит и все такое.
– Почти.
– Ольгин голос звучал умиротворительно: - Мы действительно там, где рождаются сказки. Только...
Женщина не успела договорить. Из куста выделилось зеленое сучковатое существо -- и поперло на нашу парочку. Слава выскочил перед Ольгой и приготовился обороняться... безобразное, источающее хвойный запах чудо-юдо все приближалось.
– А ну стоять, в лоб получишь!
– Воскликнул Функель.
– Погоди горячиться.
– Успокоительно проговорила Ольга.
Лесной кустомонстр протащился мимо, обдав ветерком.
– Ага, - высказал догадку странник, - значит, если я сейчас скажу: русалка на ветвях сидит, то... оп-ля!
– А вот то.
Слава картинно развел руками, глянул окрест себя... Выдержал паузу... кругом молчит однообразный лес.
– Ну и где?
– Расширь кругозор, странник.
– Подняв голову, Функель увидел... жирную розовую прыщавую задницу.
– Тьфу, страм какой-то...
– А ты что хотел увидеть: щучий хвост? И разве ты не знаешь, что навы -- заложные покойники?
– То есть, в этом мире материализуются слова? Ольга... ведь бла-бла -- всего лишь сотрясение воздуха.
– Если зримую форму обретут наши мысли, хорошо не будет никому.
–
Подожди-ка... вот ты сейчас про покойников сказала... и где они. А?– Я ж не сказочница.
– Здрасьте. А я...
– Просто, до сей минуты ты этого не знал...
Ольга, подобно Овидию, увлекла Славу дальше. Среди деревьев наметился просвет. Функель и не предполагал, что казавшийся светлым лес на самом деле столь темен. Скоро очутились на опушке, за которой простиралась дышащая ароматными травами упирающаяся в горизонт степь.
– Ворон к ворону летит, - заунывно завел Слава, - ворон ворону кричит...
– А вот здесь стоп. Хватит.
– Отрезала Ольга.
Дослышалось далекое карканье.
– Вот как... и почему?
– В шутовском стиле спросил Функель.
– Даже у сказок есть ограничения.
– Типа, что ли, табу?
– Во-первых, ты, Смирнов, все время компилируешь. Иначе говоря, воруешь -- и почему-то у Пушкина.
– Даже Шекспир, говорят, воровал.
– Он сочинял исторические пьесы.
– Одна из них, "Буря", уж точно -- сказка.
– Подул ветер, по степи покатились "перекати-поле"... наверное, не стоило произносить слова "буря". Функель патетически изрек: - И кругом настал тихий, совершенный покой...
Да, прикинул странник, хреново существовать в мире, где слова обращаются в реальность. Слава, поаккуратнее юзай слова, ну, хотя бы имена существительные. Ольга ничего не ответила, а повела Славу дальше, к окоёму.
– А во-вторых?
– Что...
– Ты говорила: "во-первых".
– Ах... забыла. Сказки создают сказочники. И таких, как ты, очень-очень мало. То есть, тех, кто творит нечто, считающееся народным, передающееся из уст в уста.
– Та про анекдоты?
– А ведь те сказки, которые я спалил, вспомнил Слава, они же сплошь кампилляции...
– Анекдотами занимаются юмористы и сатирики. У них другая муза.
– С какого это бодуна я вдруг стал народным сказителем. Я ж ни черта не сказанул.
– А с того, что тебя впустили в этот мир. Автора тех сказок, о которых ты сейчас подумал, так и оставили за дверью.
– Полагаю -- у него не было тебя. Так, муза?
– Нам не дано предугадать, как слово отзовется. И да: сегодня этим даром наделен ты, завтра он перейдет еще к какой-нибудь... Цени момент.
– Да. Надо поймать и законсервировать.
– Шути, шути. Только не шутуй.
– Скажу без шутки юмора. Этот ваш мир не просто коварен -- он страшен.
– Почему...
– Страна перманентной сказки -- это праздник, который всегда с тобой. Жить в празднике -- значит существовать праздно. Праздность -- путь в преисподнюю, то есть, в ад.
– Разве это поле похоже на то, что ты сейчас произнес...
– Погоди-ка... я сказал: ад. И где он...
Внезапно степь оборвалась. За обрывом нависала синяя водная гладь, испещренная барашками волн.
– Все просто. Ад выдумали мы, люди. Он в нас -- так же, как и рай, и любовь, и ненависть, и война с миром.
– Что же тогда может жить без нас?
– Разум. И фантазии.
– А за ним, - припомнил Функель старую песню, - диковинные страны. Но никто не видел этих...
– Опять чужое. Если уж буквы ведаешь -- твори добро.