Сказковорот

...Прощается Вася-качок с Бабой Ягою. Та напоследок шепчет томно:

– Да ты хотя б поцелуй меня напоследок, молодец-красавец...

– Можно, напоследок -- не грех.

И слился Вася-качок с Бабою Ягой во французском поцелуе...

Попрощавшись с Ягой, двинулся Вася на гору разбойничью. К тому времени подтянулись из города его друзья-качки. Вида все внушительного, с дубинами, кастетами да нунчаками. Навстречу им с горы бандиты спускаются -- тоже облика свирепого, да еще и с арсеналом. Чует вся тварь земная, небесная и водная: битва грядет -- и разбежались-разлетелись-расплылись по дуплам да норам. Во главе двух войск -- командиры. Спрут уже знает, что Вася ум себе вернул, отчего нервничает.

Узнал Вася-качок в Спруте того горбуна, что предлагал ему соединить ум Спрутов с силою Васиной. Не удивился, ибо теперь умным стал, только мысль шальная пролетела: а ведь два ума -- лучше одного! Тем более что силу можно соединить еще и с коварством... Но погасил Вася в себе искушение, к атаману подходит и говорит:

– Уходи отсель со своею бандою восвояси, а прекрасную Елену взад вертай.

– Какой ты бойкий.
– Отвечает Спрут.
– Смотри, от благородства не лопни.

– Так не уйдешь, значит...

– Нет. Это мой город.

– Нет. И мой -- тоже. Давай сферы влияния делить.

Как вы поняли, битва плавно перетекла в стрелку. Согласился злодей. Впрягся Вася-качок в соху -- и давай межу буронить. Тащит, тащит, аж вал земляной вздымается. А рядом горбун прыткает, направления сверяет. Дотащил Вася соху до болота, Спрут и говорит:

– Вася, давай болото обойдем... зыбко!

– Не, не зыбко!
– Отвечает богатырь.
– Поперли дальше, р-русские не сворачивают!

Надо же, думает Спрут, кажись Баба Яга наколола парня, никакого ума ему не отдала...

Поперли в болото. И тут Вася как схватит горбуна - и мордою его в тину. Так и утопил. Увидали то разбойники Спрутовы и разбежались кто куда.

Героем возвращается богатырь в город. Цветами его встречают, а женщины в воздух чепчики бросают, и еще кое-что.

– Василий!
– Торжественно заявляет голова городской.
– Ты такой молодец, прям как огурец. Бери в награду самое мое дорогое: дочурку ненаглядную.

Елена что-то скуксилась, хотя и промолчала. И только свою Крохотку поглаживает. Крыса то ж льнет ко всем местам красавицы.

– Не.
– Отвечает Вася-качок.
– Мне рано еще. Тем паче не люблю я амбрэ грызунов хвостатых. Я лучше поступлю в какой-нибудь университет, всякому уму упражнение надобно.

И город зажил без Спрутова ига. Но черный столб с площади горожане почему-то не убрали. Вчерась были Спрутовы, сегодня -- Васины, а завтра еще неизвестно какие. По крайней мере, и теперь кто-то все ходит по ларькам да рэкет собирает.

...Когда двенадцатая сказка истекла, выяснилось: водяра уговорена, а в голове какое-то упокоение. Между тем, ночь еще полнится мглою, а вот дрова -- йок. Дабы не остаться в темноте, Слава начал поддерживать огонь рукописью. При каждом акте предания в жертву богине Агни очередного листочка странник приговаривал:

– Так значит, ты утверждаешь, что рукописи не горят?.. Не горят, говоришь... Это тебе за "шестерку Функеля", друж-жок!

Что возьмешь с бухого человека. Когда догорел последний листок, слава умиротворенно заснул.

Очнулся странник уже когда Солнце уверенно лучилось в оконные глазницы. Пели птицы -- как будто чары снялись. Всем Функелевым существом овладело странное чувство очищения. Правда, голова побаливала, а похмелиться нечем. Странник не удивился, обнаружив, что дыра обнажилась вновь.

– Думаешь, полезу.
– Слава говорил тоном ментора: - А я уже там у тебя всё нашел. Всё!

Функель картинно, как будто он неприступная красавица, развернулся - и стал горделиво удаляться прочь. Да и в конце концов, когда ничего не ясно ? все ясно.

СМЕРТЬ

...И снова этот утопающий в цветах поселок пустопорожней волости. На выгоне Слава увидел кавалькаду из людей, человек, наверное, двести. После сосредоточенного уединения -- людское море. Человекообразные брели понуро, будто на убой; изначально Функель хотел даже скрыться в зеленке, представив, что поселок захватил карательный отряд, теперь ведущий народонаселение на заклание. Через несколько мгновений вернулся в реальность, обругав себя за психологию зайца.

Слава встал в позу воителя и принялся изучать толпу. Аборигены оглядывались на странника растерянно и отрешенно. В самом конце вереницы Функель узнал неказистую фигурку пастыря. Оскар шагал размеренно, с видимым достоинством. Слава подошел к знакомцу молча, постарался пристроиться нога в ногу. Жиденькая Оскаровская бороденка внушала отвращение.

– О, домой, говоришь, уе... ? Оскар произнес эту фразу с торжеством, смакуя скабрезность.

– То есть...

– Звяздел, что на Горушку -- ни ногой.

Слава решил ничего не отвечать. К чему доказывать, что теперь уж и точно ни ногой, ни рукой. Некоторое время влачились молча, наконец пастух с нескрываемой гордостью сообщил:

– Дримидонтыча схоронили. Царствия ему...
– Какого царствия, не уточнил. Из Оскарова зевала разило свежим спиртовым духом.

– Бывает.
– Грубо ответил Слава.

– А ты опять выкрутился. Везунчик фортуны.

– Слушай, приятель...

– Да вряд ли я тебе приятель.

– Неважно. Тут давеча на меня похожий не проходил?

– Было дело. Даже заночевал у меня. По пьяни бумаги оставил, а утром забрал.

– Давно?

– Дня три как.

– Тьфу, чёрт. Так то ж я и был.

– Откель мне знать, ты -- или чёрт.

– Имя "Артур" тебе ни о чем не говорит?

– Конан Дойль? Мы тоже не лаптем доширак хлебаем, начитанные.

– Порой даже кажется: слишком.
– Слава не стал опускаться до того, чтобы в отместку просклонять имя "Оскар". Кажется, странник чуток помудрел.

– Вы, городские, стремныя. У нас положено осведомляться, отчего покойник-то помер...