Сказочные повести. Выпуск десятый
Шрифт:
— Так и есть — сон… — прошептала царевна.
Аладдин повел ее дальше. Они очутились в комнате, где все стены были увешаны нарядными платьями. А на полу стояли туфельки всех цветов и фасонов, какие только можно было себе представить и пожелать.
Царевна подбежала к одному платью — потрогала, подбежала к другому — погладила.
—
— Нет…
— Значит, ты даже не знаешь, как ты красива?
Царевна смущенно помотала головой. Аладдин откинул занавес. И перед царевной открылось зеркало — первое зеркало на свете. До этого еще никто никогда в Багдаде не видел зеркал. Это зеркало было такой чистоты, что в нем отражался каждый вздох.
Царевна приблизилась к зеркалу. На нее смотрела сказочная красавица: она потупила глаза и стала виновато поправлять волосы.
— Это лучшая игрушка, какую я видела в жизни! — сказала царевна.
Аладдин взял ее за руку и повел в третий зал.
— А вот комната для твоих танцев.
Царевна сделала шаг — раздался чарующий звук арфы. Второй шаг — второй звук. Она пробежала на цыпочках — прозвучало удивительное глиссандо…
— Поющий пол! — воскликнула царевна.
Выбежала на середину комнаты и начала танцевать. И музыка из-под ее туфелек была самая прекрасная музыка. И это был самый прекрасный танец.
— Ах, если бы это было на самом деле!.. — сказала царевна, взяла Аладдина за руку, и они вернулись в зал для гостей.
В это мгновение встало солнце. Первый его луч упал на царевну и Аладдина, как бы соединив обоих.
Царевна прошептала:
— Какой удивительный сон!..
— Да нет! Это не сон! — сказал Аладдин. — Просто у меня есть знакомый джин. Он живет в этой лампе.
И протянул ей лампу:
— Не веришь? Потри!
Царевна осторожно потерла лампу, из лампы взлетели белые струи. Они мчались кверху, расширяясь, пока не приняли очертания джина. Посреди его лба торчал рог.
— Слушаю и повинуюсь! — сказал джин.
Царевна от страха зарылась в подушки. Потом высунулась и посмотрела на джина одним глазом.
— Ах, вот что! — догадалась она. — Значит, это не сон, а простое волшебство!
Улыбнулась джину очаровательной улыбкой и спросила:
— Ты можешь все?
— Все, — сказал джин.
— Поклянись!
— Это у вас, женщин, клятвы, — сказал джин. — А у нас, джинов, каждое слово — правда.
— Тогда принеси мне… принеси… ну, одну миндалинку!
Нечто вроде снисходительной улыбки появилось на загадочном лице джина. И он исчез. А перед царевной появилось золотое блюдо, на котором лежала одна миндалинка.
Царевна положила миндалинку в рот, раскусила ее — и вдруг пришла в дикую
ярость. Она затопала ногами, ударила кулаком по блюду.— Что с тобой? — испугался Аладдин.
— Вот как! Значит, все было! Значит, это не сон! Они меня обманули!.. Ну, погодите, я им всем покажу!..
— Царевна…
Но царевне было не до Аладдина. Сверкая глазами, она указала джину на лампу. И когда тот в ней исчез, что-то быстро зашептала в лампу.
И на коврах, откуда ни возьмись, появились скатерти с угощениями. Каких тут только не было блюд! И кувшины с напитками всех семи частей света! И курильницы на высоких ножках: они сразу же задымились.
— Зачем все это?! — воскликнул Аладдин.
— Свадьба! — сказала царевна.
— Чья свадьба?!
— Наша! Не мешай!..
Царевна была так разъярена, что казалось, будто не в лампу, а будто бы в саму царевну забрался джин, и даже не один, а целых десять джинов.
Она шептала что-то и шептала в лампу. И на коврах один за другим появились султан, Наимудрейший и Мустафа. Вытаращив глаза, они глядели друг на друга.
— Что это значит? — строго спросил султан.
Мустафа и Наимудрейший молчали.
— Это значит, что ты спишь, — сказала царевна.
— То есть как сплю?!
— А так! — сказала царевна. — И они тоже спят, — показала она на Наимудрейшего и Мустафу. — И ты и я — все мы спим. И снимся друг другу.
— Что ты болтаешь! — сказал султан.
— И сейчас будет свадьба! — сказала царевна. — Вот мой жених!
Увидев Аладдина, султан завопил:
— Он же в темнице!
— Вот видишь, — сказала царевна. — Теперь ты сам понял. Он сидит в темнице, а ты его видишь здесь. Значит, что?
— Что? — спросил султан.
— Сон! — сказала царевна.
— Не путай нас!
Султан повернулся к Мустафе:
— Что скажет наш новый везирь?
Мустафа пожевал губами и ткнул пальцем в Наимудрейшего:
— Пусть сначала он…
Раздалось блеяние. И рядом с султаном на ковре появились коза и мать Аладдина.
Коза боднула султана; тот отскочил. Протянув руку, султан потрогал видение и сказал потерянным голосом:
— Коза…
— Это моя коза! — сказала с достоинством Зубейда.
Царевна шепнула что-то в лампу. И коза исчезла.
В последних проблесках сознания султан глядел на то место, где только что стояла коза.
Зубейда неодобрительно все созерцала.
— Знакомься, — сказала царевна. — Это мать моего жениха.
Султан вдруг залился тоненьким смехом. Потом закашлялся так, что его долго били по спине Мустафа и Наимудрейший.
Тут раздался стук колотушки и вопль: «Спите, жители Багдада!» И откуда-то сверху свалился ночной сторож Абд аль-Кадир.