Сказы и байки Жигулей
Шрифт:
ведерце и давай им воду из озера черпать - карася желтобрюхого ловить.
«Хоть карась - солнце и не настоящее, - размышляли - а всё светит!»
Ловили-ловили, и вместо карася окунька красноперого поймали. Выпрыгнул тот из
ведерца, о берег хвостом ударился и пареньком обернулся. Взгляд - колючий, голос -
канючий, походка - вертлявая, а голова - дырявая. Прочихался паренек от пыли и заявляет:
«Я - Васек-окунек. Не стыдно ли вам чужую невесту делить? Алина еще с малькового
возраста за меня посватана!»
Хотели
вступилась:
«Правду говорит полосатый. И негоже мне от судьбы своей горькой бежать!»
Поклонилась Алина Корнею и Прокопию до самой земли, взяла Васька-окунька за
руку и в избу свою повела. Вскоре и пыль улеглась, солнца круг обозначился, старая сказка
окончилась, а новая – началась.
ВОСКРЕСШИЙ СУДЬЯ
Один самарский чиновник считался среди своих сослуживцев белой вороной.
Живя жизнью, скрытой в каждом из нас, он посещал церковь, соблюдал посты и не
брал взяток у населения. И то ли по этой причине, то ли по другой, но только чиновник
познал в своей жизни просветление. Кто не знает, что такое просветление, пусть прочтет эту
историю.
Так вот, как только чиновник достиг просветления, в его квартире стали происходить
самые настоящие чудеса. Прежде всего, стала оживать мебель, ходить на своих коротких
деревянных ножках и говорить. А чуть позже, узнав, что у квартиры есть дверь, и за ней
находится другой, огромный и прекрасный мир, мебель стала уходить от чиновника. Каждую
неделю что-нибудь уходило: шкаф, комод или шифоньер. И всякий раз, когда такое
случалось, чиновник улыбался и говорил слова, понятные, очевидно, одним просветленным
людям:
«Вот и еще один год мне добавился…»
И открывая дверь какой-нибудь старинной, потемневшей от времени этажерке,
чиновник кричал ей вослед:
«Смотри, не ходи к богатым людям: отправляйся-ка лучше к беднякам!»
Соседям чиновника, людям в основном богатым, такие слова очень не нравились.
Собрав однажды совет, они объявили чиновника магом, виновным во многих страшных
преступлениях, и подали на него в суд.
При встрече с чиновником судья первым делом спросил:
«Это правда, что от вас ушла мебель?»
«Истинно так, - подтвердил чиновник.
– На сегодняшний день осталось всего шесть
венских стульев».
Почесав свой затылок, судья потребовал самых обстоятельных объяснений.
«Здесь нет никакого колдовства, - заверил его чиновник.
– Мебель может как прийти к
человеку, так и уйти от него. Уйти от любого человека,
в том числе и от вас…»«Ну, от меня-то уж она не уйдет!» - усмехнулся судья, который слыл жадным
человеком.
«Да будет так, - пожелал ему чиновник. И пояснил: - Потому что всякая мебель,
ушедшая по доброй воле хозяина, прибавляет год к его жизни, а ушедшая против воли –
отнимает…»
Затем чиновник, обратив внимание на немолодой уже возраст судьи, вдруг
забеспокоился и спросил:
«А много ли у вас мебели?»
«Я - владелец двухэтажного дома!» - ответил ему судья.
«В таком случае, если вся мебель от вас уйдет, вы тотчас умрете...»
Судье такие речи сильно не понравились. Покопавшись, как следует, в законах, он
присудил высечь чиновника розгами, а затем выслать его из города на все четыре стороны.
Как только приговор был приведен в исполнение, судья отправился на квартиру
чиновника и, действительно, обнаружил там шесть венских стульев, о которых тот ему
говорил. Все стулья оказались в отличном состоянии. Сияя от радости, судья приказал
отвезти стулья к себе домой и поместить их в просторной, обставленной старинной мебелью
гостиной.
И тут в доме судьи стали происходить самые настоящие чудеса. Все три последующие
ночи из гостиной доносились приглушенные разговоры. Кто-то спорил, митинговал, стучал
ногами о паркет. А на исходе третьей ночи вся мебель, какая только имелась в доме
судьи, вдруг ожила, тронулась с места и стала собираться в прихожей.
Вскоре там образовалась длинная, оживленно болтавшая между собой очередь. По
команде старейшины дома, шифоньера, сделанного еще во времена царствования Екатерины
II, столы, кресла, диваны и стулья стали торжественным строем выходить на улицу, не
встречая ни малейшего сопротивления со стороны оторопевшей прислуги. И тут же, возле
дверей, стоял бледный от ужаса судья. По мере того, как мебель уходила, его волосы седели
прямо на глазах!
Замыкали необычное шествие шесть венских стульев чиновника. И как только
последний стул, горделиво задрав свою спинку, покинул дом, судья превратился вдруг в
дряхлого старика и свалился на пол…
Новость эта, столь необычная даже для такого крупного губернского города, как
Самара, быстро облетела все слои населения. Хоронить несчастного судью собралось
множество народа. При этом состоятельных горожан, близко знавших судью при жизни,
почти не было. Ибо кто-то пустил слух о том, что в городе распространилась новая,
чрезвычайно заразная болезнь меблиозия, поразившая несчастного судью, и состоятельные
горожане побоялись прийти на похороны.
И когда гроб, блестевший своими начищенными ручками, намеревались уже спустить
на шелковых лентах в могилу, по многотысячной толпе пронесся вздох удивления. Толпа