Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова
Шрифт:
Рациональное объяснение столь странных последствий разгрома Ибрагим-паши было на виду. Но мало кто из современников задумывался над геополитической динамикой, ставшей позже важным аспектом исторического анализа в «Скифской истории» Лызлова. Углубление конфликта России и Османской империи грозило трагическими последствиями для обеих держав – подобных персонажам притчи о «двух дерущихся» при изрядном числе «третьих смеющихся».
Война, начатая в конце 1672 г. под знаком прекрасной идеи оборонительного союза славянских государств против мусульманской агрессии в Европе [165] , стала крупнейшим дипломатическим поражением правительства канцлера Артамона Сергеевича Матвеева (1671–1676). Польша, на помощь которой устремилась Россия, не столько сражалась, сколь была сражаема. Не успели русские полки собраться в поход, как Речь Посполитая уже потеряла Каменец-Подольский и заключила с турками позорный Бучачский мир, не только нарушив союзнические обязательства, но прямо поставив Россию под удар, «уступив» неприятелю Правобережную часть Малороссии с Киевом.
165
Блестяще
Хотя чрезвычайными усилиями российской дипломатии договор удалось разорвать, Польша оставалась союзником ненадежным и опасным. Матвеев крупно просчитался, надеясь привлечь к союзу христианские государства Европы. Русские посольства в Рим и Венецию, Священную Римскую империю германской нации, Англию, Францию, Испанию, Швецию, Голландию, Курляндию, Бранденбург и Саксонию, а также в традиционно неприятельский туркам Иран, не добились ни малейшей помощи [166] .
166
См.: Бантыш-Каменский Н.Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 год). М., 1894. Ч. 1. С. 24–25, 120–121, 163, 188, 231; М., 1896. Ч. 2. С. 18, 208, 237; М., 1897. Ч. 3. С. 9–10, 145; М., 1902. Ч. 4. С. 12–14, 82, 191, 258; Акты, относящиеся к истории южной и западной России. T. XI. СПб., 1877. С. 104.
Тем не менее российские войска были брошены в массированное наступление и уже в 1673 г. глубоко увязли в кровавых боях, развернувшихся на огромном фронте от Днестра до Азова. Турецкий султан лично командовал походом на Правобережье, где его форпостом был хорошо укрепленный Чигирин – столица гетмана-изменника П.Д. Дорошенко. Крымский хан всей ордой ломился через «засечную черту» – укрепленную границу России с Диким полем. В свою очередь русские полки пробили выход в Азовское море. Под командой прославленного Г.И. Косагова построенный на Воронежских верфях (задолго до Петра I) военно-морской флот вместе с донцами бороздил Азовское и Черное моря «для промыслу над турецкими и крымскими берегами» [167] .
167
Великая, страшная и опустошительная русско-турецкая война 1673–1681 гг. упорно не замечается историками, несмотря на массу архивных материалов о ней, собранных В.П. Загоровским (Белгородская черта. Воронеж, 1969; Изюмская черта; и др.).
К воцарению юного Федора Алексеевича в начале 1676 г. Правобережная Малороссия была пустыней, на которую с ужасом взирали гетманы-соперники Правого и Левого берега Днепра, Дорошенко и Самойлович («от Днестра до Днепра духа человеческого нет») [168] . В России имелись в наличии повышенные налоги и, при огромной недоимке, постоянные экстренные поборы, ограниченные мобилизационные ресурсы и распыленные на чрезвычайно растянутом фронте регулярные войска, которые только и были достаточно боеспособны, но составляли меньшую часть армии.
168
Костомаров Н.И. Руина. Гетманство Брюховецкого, Многогрешного и Самойловича // Собр. соч. Исторические монографии и исследования. СПб., 1905. Кн. VI. T. XV. С. 490–495; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. VI. С. 449–498; и др.
Уже через несколько месяцев, в октябре 1676 г., провал курса Матвеева обнажился с ужасающей ясностью. Польский король Ян Собеский заключил с неприятелем новый сепаратный мир. По предательскому Журавинскому договору Речь Посполитая не только «уступала» Турции и Крыму Малую Россию – но обещала султану и крымскому хану военную помощь против Великой России. Однако царь Федор, пожаловав боярство князю Василию Васильевичу Голицыну (который уже 18 лет пребывал в стольниках), вовремя отправил его с чрезвычайными полномочиями в Малую Россию. Русская дипломатия, подкрепленная энергией талантливых военных (Ромодановского, Косагова, И.И. Ржевского и др.), одержала первую тактическую победу.
17 октября, когда представители Яна Собеского готовились подписать унизительный Журавинский договор, перед царем Федором Алексеевичем и Боярской думой были брошены клейноды правобережного гетмана вместе с турецкими значками, взятыми в сдавшемся без крови Чигирине. Теперь место решающих битв было определено: инженеры и гвардия укрепляли Чигирин, а Ромодановский концентрировал в своей армии лучшие регулярные полки. Энергично готовился к обороне и Киев, хотя турки не могли идти на него в обход Чигирина ни по военным, ни по моральным соображениям.
Неповоротливая российская армия получила возможность дать генеральное сражение. Разгром Ибрагим-паши предотвратил страшивший Москву удар турок на Киев и захват ими всего Правобережья. Противоборство великих держав явственно сосредоточилось на Чигирине. И в то же время на враждующих сторонах произошло сходное столкновение между благоразумными дипломатами и решительно настроенными военными.
Вряд ли юный стольник Лызлов, даже пребывая в 1677 г. в ставке Голицына, мог осознать глубину пропасти, в которую бросила Россию идея «христианского единства», сподвигшая А.С. Матвеева начать войну против мощнейшей экономически и сильнейшей в военном плане Османской державы, не заключив прочные союзы с другими сильными государствами. На деле, уже к первому Чигиринскому походу, в котором принял посильное участие Андрей Иванович, надежда, что христианские страны Европы могут объединиться, чтобы отразить и обратить вспять наступление осман, разлетелась в прах. Но поверить
в такое кошмарное предательство христианской веры и осознать глубину цинизма европейской политики могли только самые просвещенные государственные деятели, такие как царь Федор Алексеевич и князь В.В. Голицын.Даже они, если вспомнить санкционированный царем рейд Голицына на Чигирин в 1676 г. и иметь в виду их дипломатические усилия последующих лет, не желали верить в иллюзорность идеала христианского единства», так же как их предшественники долго отказывались поверить в пустоту идеи «братской помощи» Малороссии. Эти две ипостаси политического идеализма обошлись России очень дорого [169] . Но если великие политики вскоре смогли, со скрежетом зубовным, осознать вред иллюзий, щедро оплаченных кровью и потом русского народа, то ждать забвения идеалов юным воином, скачущим к Днепру под огромным знаменем Большого полка в рядах столь же отважных и простых дворян, попросту невозможно. Лызлов мечтал победить «агарян», его командующий искал способ вывести страну из войны.
169
Подробно: Богданов А.П. Украина и мотивация войн России (1653–1700) // История русско-украинских отношений в XVII–XVIII веках (К 350-летию Переяславской Рады). Бюллетень Научного совета РАН «История международных отношений и внешней политики России». Вып. 2 (2004–2005 гг.). М., 2006. С. 51–70; Он же. Украина в политике России XVII века // Проблемы русской истории. Вып. VI. Магнитогорск, 2006. С. 235–269.
Весьма сомнительно, чтобы Андрей Лызлов оказался посвященным и в тайну второго, главного Чигиринского похода, во время коего он пребывал вместе с отцом на воеводстве в Верхнем и Нижнем Ломовых. Однако «Скифская история» 1692 г. показывает, что со временем он понял мотивы политики царя Федора и В.В. Голицына, в ближний круг которого попал уже в 1677 г. Об этом свидетельствует, на наш взгляд, работа Лызлова над знаменитым «Сборником Курбского», наиболее ранняя рукопись которого отмечена в России в 1677 г. Согласно владельческой записи, книга сочинений и переводов обличителя тирании и православного просветителя князя Андрея Михайловича, центральное место среди которых занимала «История о великом князе Московском», была «писана … в дому боярина князя Василья Васильевича Голицына» накануне первого Чигиринского похода, 22 января 1677 г.
Передающий владельческую запись список с нее был сделан уже во время похода в Малой России [170] . Он включил материалы, развивающие политическую направленность «Истории» (перевод частей «Хроники Сарматии Европейской» Александра Гваньини [171] ), поэму Симеона Полоцкого на смерть царя Алексея Михайловича (1676 г.), а также перевод повести Андрея Тарановского «О приходе турецкого и татарского воинства под Астрахань» – единственного подробного повествовательного источника о первой русско-турецкой войне (1568–1570) [172] . Последующие списки сборника распространялись среди избранного круга придворных и особо просвещенных лиц [173] . Лызлов использовал сборник в Голицынской редакции при работе над «Скифской историей».
170
И ныне хранится в ЦНБ Харьковского гос. ун-та, № 168.
171
«О обычаях царя и великого князя Иоанна Васильевича» и «Описание царства Московского»: кн. 7, ч. 3 и 1 «Хроники».
172
Довольно, впрочем, известного к тому времени на Руси в составе весьма популярной Хроники Мацея Стрыйковского.
173
См.: Лурье Я.С., Рыков Ю.Д. Археографический обзор // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979. С. 277–286.
Логично предположить, что переводы из Гваньини и Стрыйковского были сделаны во время спокойного для армии Голицына первого Чигиринского похода членом свиты главнокомандующего Андреем Лызловым. По крайней мере именно он в марте 1682 г. дополнил сборник переводом 2 главы 1-й книги и 1–3 глав 4-й книги Хроники Стрыйковского [174] . В этой редакции «Сборник Курбского» занял заметное место в рукописной традиции кодекса [175] .
История трагичного для турок похода 1569 г. в российские пределы свидетельствовала о могуществе дипломатии, способной уравновесить несопоставимые военные силы и содействовать сокрушительному поражению превосходящего по численности и вооружению неприятеля. Однако ее нелегко было понять по одному сочинению Тарановского, без использования дипломатических архивов, показывающих важнейшую роль русского посланника Семена Елизарьевича Мальцева [176] .
174
ГИМ. Синодальное собр. 460. См. запись на л. 376: «Ныне же переведено от славено-польского языка во славено-российский язык труды и тщанием Андрея Лызлова, стольника его царского пресветлого величества, лета от Сотворения мира 7190, от воплощения же Слова Божия 1682, месяца марта».
175
Лурье Я. С., Рыков Ю.Д. Указ. соч. С. 282–286.
176
См.: Богданов А.П. Первые российские дипломаты. (Исторические портреты). М., 1991. С. 15–33; Он же. Удивительные приключения русского посланника // Плугин В.А., Богданов А.П., Шеремет В.И. Разведка была всегда. М., 1998. С. 175–192.