Скинхед
Шрифт:
— Вы меня гоните? — Валентина вдруг понимает, что натворила. Ведь эта добрая милая, докторша, озлившись на нее, может запросто отказать в помощи сыну! Или отдать мальчика тюремным врачам. Или… — Клара Марковна, хотите, я вам все расскажу?
— Зачем? — усмехается докторша. — У меня тут реанимация, а не служба психологической помощи.
Идите домой, мамаша, а за сына не беспокойтесь. Никто ему тут плохо не сделает. Хоть мы здесь, так уж вышло, сплошь нерусские, но — врачи!
— Клара Марковна! — Валентина крепко сжимает пальцами одной руки сиденье стула, а второй вцепляется в ножку привинченной к столешнице настольной лампы, будто показывая, что приклеилась тут намертво и выставить ее из ординаторской можно только вот так, вместе с мебелью. — Пожалуйста! Я должна вам рассказать.
С чего? Почему?
— Пожалуйста… — умоляюще шевелит губами Валентина. — Пожалуйста…
Алик появился в общаге случайно, каким-то боком занесло его, коренного ленинградца, на день рождения к парням в соседнюю комнату. Он заканчивал юридический в университете, был худ и высок, а еще так же как и Валюшка, белоголов и синеглаз. В тот самый первый раз они и поговорить толком не успели — среди общежитского ора и гама, звона стаканов и громкой музыки разве пообщаешься? Переглядывались — да, улыбались друг другу. Все. А потом случайно столкнулись на демонстрации седьмого ноября.
У Московского вокзала, где студенческие колонны, бодро промаршировав по Невскому, рассыпались на веселые компании, Валюта чего-то зазевалась и потеряла своих. Пока тыркалась влево-вправо, толпа вынесла ее к гостинице «Октябрьская», и тут кто-то схватил ее за руку и прямо в ухо крикнул «Привет!». Обернулась — Алик. Пошли искать Валину компанию вместе, никого, ясное дело, не нашли, где там в таком столпотворении!
Прогулялись по Невскому, на Дворцовой влились в шумную веселую толпу, хором орущую революционные марши, вместе со всеми остановились у ступенек Биржи, где уже голосил импровизированный хор, да так и простояли там до самого вечера, громко распевая знакомые с детства патриотические песни, под дирижирование седого длинноволосого музыканта. Спохватились, когда стало совсем темно, поняли, что замерзли и проголодались, помчались бегом, на ходу согреваясь, в недалекую «Минутку», где вдоволь налопались горячих жареных пирожков с повидлом и капустой, запивая немыслимую вкуснотень обжигающим бульоном из щербатых фаянсовых стаканчиков. Разморенные теплом и сытостью, снова вывалились на Невский и обнаружили, что у обоих пропал голос и они, кроме как хрипеть и сипеть, слова сказать не могут! Вот до чего допелись!
Шепотом много не наговоришь, особенно на праздничном шумном проспекте, поэтому шли, практически молча, лишь переглядываясь и пересмеиваясь, а у Гостинки Алик вдруг взял Валюшу за руку. И вышло это так естественно и славно, что девушка хоть и смутилась, но пальцев у спутника не отняла, наоборот, сама сжала его ладонь, нежно и благодарно.
В общежитие она попала лишь к утру, когда вновь открылось метро и Алик смог уехать домой. Где они прошатались ночь? В каких подворотнях целовались? Как добрались от Невского до Пятой Красноармейской — никто из них потом не помнил. Помнилось одно: им было так хорошо вдвоем, что все остальное — маршрут, погода, время — совершенно не имело значения.
С того седьмого ноября они не расставались. Ну разве что на время учебы да на ночь. Из лаборантской, сделав всю работу, Валюта неслась на Васильевский, где у метро ее уже ждал Алик. Они непременно заходили в замечательную столовку, которую в народе именовали «Петухи» (друзья Алика, юристы, называли ее почему-то «Белочка» — верно, по названию близлежащего кондитерского), стояли, тесно обнявшись, в длинной очереди. Потом долго обедали, наслаждаясь не столько едой, сколько созерцанием друг друга, а дальше либо шли в библиотеку — каждый для подготовки к своему диплому, — либо, если был день дежурства, в близкую «Балтику», где Валюша продолжала мыть туалеты. Она и мыла, а Алик с книжкой или учебником сидел в полутемном холле, покорно ожидая, когда любимая освободится.
Поначалу Валя все ждала, что Алик предложит ей помочь в работе, и ужасно этого стеснялась. Все-таки Алик — ленинградец, живет с родителями, с какой стати ему унитазы чистить? Узнает мать, что скажет? Вот парень Розы, Андрей из Политеха, помогал подруге буквально
с первого дня. Так Андрюха такой же, как они, деревенский. Ему не привыкать в навозе возиться, а Алик…Валюта даже почти придумала, как откажет любимому в его просьбе. Допустим, скажет, что начальство посторонних не приветствует. Или — что она женский туалет убирает, а мужчинам туда нельзя. Хорошо, что Алик не стал напрашиваться в помощники. Во-первых, время экономил, все-таки юриспруденция это не химия, там намного больше учить надо, поэтому лишний час, пока Валюша убирается, ему как подарок. А во-вторых, он, наверное, сразу очень хорошо почувствовал, что подруга этого не хочет. Потому и не набивался в помощники.
Он вообще был очень интеллигентный, воспитанный и тонкочувствующий, ее Алик. Часами мог говорить о фильмах и книгах, причем так, как рассуждали известные люди по телевизору. Валюша, конечно, и сотой доли того, что он прочел и посмотрел, не ведала. Откуда? В Карежме ничего такого отродясь не бывало, а в Ленинграде она и музеи-то еще не все посетила, куда ж там о модных книгах или фильмах беседовать. Да и у них в Техноложке совсем другим увлекались. Технари и гуманитарии… что называется, почувствуйте разницу.
На новый год Алик пригласил Валюту на дачу к другу в курортный поселок Разлив. И Валя еще раз поразилась собственному счастью: мечтала ли она в своей Карежме, что когда-то будет встречать Новый год в том месте, где жил Ленин? Рассказать — не поверят!
Двухэтажный бревенчатый дом, куда они приехали, хоть капельку и походил на карежминские избы, да только снаружи. Внутри вместо комнат-клетушек, как у них в деревне, где одна переходила в другую, а другая в третью, безо всяких дверей, лишь с плюшевыми занавесками на косяках, была одна огромная зала с самым настоящим, виденным раньше лишь в фильмах камином. Кроме камина обнаружилась, правда, и печка, точь-в-точь деревенская! Этой печке Валя почему-то страшно обрадовалась, будто встретила давнюю подружку.
Сбоку залы уходила вверх деревянная красивая лестница с некрашеными гладкими ступеньками. Куда она? Неужели на чердак?
Оказалось, что на даче есть второй этаж! Это в обычном-то доме! В Карежме таких не строили. Попробуй-ка протопи зимой два этажа! Это ж сколько дров и угля надо! А летом этот второй этаж и вовсе без надобности — вся жизнь на свежем воздухе проходит, в огороде да во дворе.
Новый год они отпраздновали славно! Сначала накрыли на стол, компания подобралась большая, поэтому девчонки строгали салаты, а парни вешали на елку, что стояла у самого крыльца, разноцветные лампочки. Перед курантами все высыпали во двор, открыли прямо под елкой шампанское…
Валюша впервые видела, как празднуют Новый год настоящие ленинградцы. Как в кино. Даже еще лучше. Горел камин, дрожали свечи, красивые девушки и парни, не смущаясь друг друга, открыто целовались и обнимались. И Валюша с Аликом — тоже.
Потом танцевали до упаду, а когда кое-кто именно попадал, Алик заговорщически шепнул Валюше: «Пойдем спать». «Пойдем, — радостно согласилась она, — а куда? В город поедем?» «Зачем в город? — засмеялся Алик. — Нам отдельную комнату отвели».
То ли шампанское так подействовало, то ли общая атмосфера, непривычная, раскованная, интимная — Валюша впервые до конца поняла, что означает слово «интим», — но как только они закрыли за собой дверь маленькой холодной спаленки, как только Алик обнял ее за талию, она сразу сообразила: сейчас все произойдет. И мысленно поблагодарила Сашку Тарасова за ту несбывшуюся полупьяную ночь на сеновале.
И все случилось. Правда, как-то быстро и скомканно, Валюта даже боли не почувствовала. Алик странно торкнулся в нее пару раз и обмяк.
Потом они много смеялись над этим первым своим опытом. Как выяснилось, он был первым для обоих. Алик-то тоже раньше ни с кем и никогда…
Заснули они стремительно и одновременно, будто в яму провалились. А пробудились лишь от грохота в дверь, когда хозяин дачи стал орать как оглашенный, что уже почти вечер, а они все натрахаться не могут. Валюта сильно смутилась и долго не могла рискнуть спуститься к компании вниз, как Алик ни уговаривал. Боялась, что все присутствующие посчитают ее шалавой, которая только за тем и приехала, чтоб с парнем из постели не вылезать. Когда все же спустилась, обнаружилось, что никому до них нет никакого дела.