Скитальцы Гора

Я улыбнулся. Девушка не мешкала ни мгновения. Конечно, она отлично сознавала, что клиент в таком месте, может подвергнуть наказанию любую рабыню в случае малейшего неудовольствия, в том числе и за нерасторопность. Так что не стоит удивляться, что девушки, живущие под постоянной угрозой знакомства с плетью, которую, не задумываясь, пускают в ход, быстро и безжалостно, заинтересованы в том, чтобы мужчин оставались полностью довольны ими.

— Господин? — окликнула меня Темиона, выводя из задумчивости.

Я принял кубок с пагой у неё из рук.

— Что-нибудь ещё, Господин? — робко спросила женщина.

Пригубив пагу, я покачал головой. Горячая.

— На твоей лодыжке нет колокольчиков, — заметил я.

— Но их нет, ни на одной из нас, — растерялась Темиона.

То как она мне ответила, давало понять, что, скорее всего, ей не известно объяснение этого.

— А с колокольчиками твоя ножка смотрелась бы превосходно, — признал я.

— Я ещё ни разу не носила колокольчиков, — сказала она, застенчиво потупив глаза.

— А ещё, тебя было бы очень легко найти в темноте, — добавил я.

— Несомненно, Господин, — понимающе улыбнулась рабыня.

Подобная практика, украшение пага-рабынь колокольчиками, довольно широко распространена, хотя и не обязательна. Звон рабских колокольчиков, сопровождающий каждое движение девушки, оказывает очень возбуждающее воздействие на мужчин. Порой, в городах расположенных в оазисах Тахари, а также и по соседству с великой пустыней, даже свободные женщины надевают на себя колокольчики, и даже цепочки на щиколотки, чтобы ограничить длину шага и сделать походку красивее. А возможно, ещё и затем, чтобы не забывать, что даже притом, что они свободны, но они по-прежнему остаются всего лишь женщинами. В конце концов, кто может знать, когда петля или сеть работорговца упадут на одну из них? Вообще, почти каждой рабыне, в тот или иной момент своей жизни, приходится надеть на себя колокольчики, и не один раз. Наверное, всё дело в том, что колокольчики настолько красиво смотрятся на них, и являются столь ярким и бескомпромиссным символом их статуса домашних животных, того что они — имущество, того что они находятся в неволе. Причём большинство девушек носят свои колокольчики с поднятой головой и расправленными плечами, гордясь исполнением своей женственности. Правда, иногда они боятся, носить колокольчики на улицах, поскольку в этом случае они могут подвергнуться избиению разгневанными и оскорблёнными свободными женщинами, и эти избиения они, будучи рабынями, должны вытерпеть. Однако, в помещениях, невольницы с радостью надевают свои колокольчики, а зачастую сами упрашивают хозяев позволить им это. И, уверяю вас, любая из этих маленьких самок слина прекрасно знает, как следует использовать эти миленькие, привлекательные аксессуары, незаметно и с виду невинно, доводя рабовладельцев до полубезумного состояния от страсти. Иногда, стоит только у рабыни появиться опасениям, что она может потерять расположение своего хозяина, и она сама встанет перед ним на колени и попросит: «Позвольте мне носить колокольчики». Такой нехитрой просьбой, рабыня как бы ставит себя в своё законное место у ног своего господина, подтверждая для него, что она с любовью и трепетом принимает свою неволю, демонстрирует ему своё желание доставить удовольствие, и обещает тому наслаждение захватывающее и интимное, такое, какое возможно лишь в отношениях рабовладельцев и их женщин. Бывает и так, что рабыня, почувствовав, что она, возможно, не смогла доставить ожидаемого от неё удовольствия своему мужчине, сама раздевается и ползёт к нему на четвереньках, опустив голову, держа плеть во рту. Это — один из её способов ясно продемонстрировать хозяину своё желание ублажить его. Обычно, кстати, для рабыни будет намного лучше сделать это самой, чем получить приказ приблизиться к владельцу таким способом. Если ей не посчастливилось услышать такой приказ, то это может означать, что в конце пути её может ожидать порка, и не исключено весьма суровая. Если же рабыня приползёт по своему собственному решению, то она может рассчитывать получить прощение или, возможно, она ограничиться более лёгким, а то и немногим более чем символическим наказанием. Приближаясь к хозяину по его команде, у женщины хватает причин опасаться за свою судьбу, ведь тот может сделать с ней всё, что захочет. Она — принадлежит ему, причём полностью, как вещь. Однако следует заметить, что плеть на Горе, хотя и всегда находится на виду, используется довольно редко. Как это ни парадоксально, возможно, звучит, но то, что она мгновенно будет использована, если того потребуют обстоятельства, и является причиной её редкого использования. Большинство женщин, стремясь быть превосходными рабынями, всеми силами стараются избегать встречи с плетью, и чаще всего им это удаётся. Разумеется, каждая рабыня, в случае провинности, почувствует её на себе. Обычно, этого опыта бывает достаточно, чтобы приложить все усилия и старания, и свести подобные ситуации к минимуму. Само собой, есть некоторое количество женщин, которые не сразу, либо не до конца понимают, что отныне они являются имуществом, но ровно до первого знакомства с плетью.

Калитка загородки внезапно отлетела в сторону и с треском впечаталась в шаткий забор.

— Эй, это же Бортон! — радостно воскликнул один из присутствовавших.

— Да будет праздник! — выкрикнул вновь прибывший, крупный, широкоплечий, бородатый мужчина, швырнув увесистый кошель в живот того, кто по моим прикидкам, должен был быть Филебом, владельцем этого питейного заведения.

Филеб попытался было перехватить кошель, но тот, почти долетев до его рук, вернулся обратно к своему владельцу. Вошедший не выпустил шнурок, за который кошель подвешивают на пояс, и резким рывком вернул тяжёлый мешочек себе. Филеб вскрикнул, изобразив разочарование. Меж тем, товарищ, которого назвали Бортон, уверенно вложил кошелёк в руки торговца пагой.

— Я только что вернулся из долгого полёта, успел только доложиться капитану и сразу сюда, — заявил бородач. — Моя задница болит от седла, и всё чего мне хочется это выпить чего покрепче и поскакать на чём-то мягком!

Его заявление было встречено взрывом смеха и приветственными криками, столпившихся вокруг него мужчин. Прикованные цепями к столбу рабыни испуганно сжались, стараясь сделаться как можно меньше и неприметнее. Похоже, этот парень был своего рода местной достопримечательностью, решил я. К сожалению, и мне не повезло как-то раз свести с ним знакомство.

У Темионы перехватило дыхание. Она тоже его узнала.

Бородач носил униформу и знаки отличия тарнсмэнов Артемидория, известного косианского наёмника.

— Давайте уже начинать пир! — экспансивно махнув рукой, призвал Бортон, тут же поддержанный многоголосым рёвом.

— Это — Бортон! — крикнул один из мужчин.

— Бортон вернулся! — поддержал его другой.

— Бортон! — восхищённо выкрикнул третий.

Многие, до сих пор остававшиеся за оградой, заметив возникший ажиотаж, поспешили войти внутрь. Филеб, или, по крайней мере, тот, кого я принял за хозяина этой походной пага-таверны и владельца Темионы, выкрикнул какие-то команды паре парней, по-видимому, бывших его заместителями или помощникам, скорее всего, относительно напитков и закуски. Один из них первым делом закрыл калитку загородки, однако ещё несколько человек попали внутрь, перескочив через ограду.

— Ты не на моём ли месте расселся? — довольно любезным тоном поинтересовался вновь прибывший у бедолаги, сидящего почти в центре заведения.

Обычно это место рассматривается как наиболее привилегированное, поскольку быстрее обслуживается и отсюда открывается лучший вид на танцующих рабынь. Парень, сидевший там, стремительно вскочил на четвереньки, и поспешно ретировался, освобождая место для нахала. Его поведение вызвало очередную волну смеха среди присутствовавших.

Тот, кого звали Бортон, бросил свой шлем на отвоёванное место, как бы закрепляя его за собой. Я пришёл к выводу, что найдётся немного смельчаков, что решились бы передвинуть этот символ его претензий хотя бы на хорт.

Поставив кубок с пагой на землю, я осторожно, примерно на дюйм вытащил свой клинок, проверив, насколько легко тот выходит из ножен.

— Не стоит, приятель, — шепнул мужчина, сидевший около меня. — Это же Бортон.

— Я догадался, — кивнул я в ответ.

— Это один из лучших мечников в лагере, — предупредил он меня, и я вернул меч в ножны.

— Господин, — сверкнув глазами, прошептала мне Темиона срывающимся голосом. — Это — он.

— Да, — пожал я плечами, не особенно задумываясь о причинах всплеска её эмоций. — Действительно он.

Вновь прибывший, тем временем, направился к столбу. Девушки, находившиеся там и пока не занятые в обслуживании клиентов, вцепились кто в цепи на шеях, кто в столб, как будто это могло каким-то образом гарантировать им безопасность, некую защиту или убежище. Покрутив то одну, то другую рабыню и исследовав их, на некоторое время он сосредоточил своё внимание на одной из них, уложив на землю и, то переворачивая её ногой, то заставляя выгнуть спину, то принять другую позу. У Темионы перехватило дыхание от того с какой небрежностью бородач обращался с женщинами.

— Между прочим, Ты такая же рабыня, как и они, — напомнил я ей, — и с тобой тоже можно обращаться точно также.

— Я знаю, — выдавила из себя женщина.

— А приведи-ка мне тех девок, что сидят у тебя в клетках! — потребовал Бортон, устраиваясь на месте, которое он забронировал для себя.

Не прошло и мгновения, как обе девушки, голые, если не считать их ошейников и дрожащие от ужаса, уже на четвереньках торопливо семенили вслед за Филебом, тащившим их за волосы к месту занятому грозным клиентом. Торговец пихнул одну из рабынь в сторону, так что она неловко завалилась на бок, а вторую девушку, блондинку, толкнул вперёд, и она оказалась на спине поперёк колен, восседавшего со скрещенными ногами бородача.

— Не вздумай сопротивляться или помешать ему, — строго предупредил её хозяин заведения.

— Эй, Бортон! — весело крикнул мужчина, сидевший на другом конце огороженной площадки, — а нам случайно не придётся, снова выкупать тебя, как это было в прошлый раз на постоялом дворе!

— Кажется, я тоже вложился в тот выкуп! — добавил ещё один наёмник, также как и Бортон носивший униформу тарнсмэнов Артемидория.

— Ах Вы слины, не я ли вернул вам впятеро против того, что вы тогда выложили! — прорычал Бортон и захохотал.