Скитники
Шрифт:
Подошел слегка запыхавшийся наставник Григорий. Его голос на фоне всеобщего замешательства прозвучал на удивление спокойно и уверенно:
– Братья, не страшитесь – это землетрясение. Коли толчки не повторятся, Бог даст, начнем службу. А пока, Демьян, возьми ребят и вынесите из избы, от греха подальше, болящую Марфу. Анастасия с Ефимьей уже побежали к ней.
В ожидании – тряхнет, не тряхнет? – мужики нервно трепали бороды, покусывали усы. Прошло с полчаса – толчков не последовало. Успокоившись, осторожно вошли в молельную. То, что они увидели там, повергло людей в ужас – икона Божией Матери в вызолоченном окладе лежала
– Господи помилуй! Господи помилуй! Беда-то какая! – запричитал седой как лунь дед Тихон.
– Худой знак. Похоже, Божья Матерь серчает на нас, – севшим голосом произнес тоже не на шутку встревожившийся наставник. – Кабы беда не грянула. Надобно большой умирительный молебен провести. Да поможет нам пречестный и животворящий Крест Господень, – добавил он, бережно поднимая образ Богородицы.
*
Ефимия, спустившись к реке за водой, первая заметила, что Глухоманка поднялась. Поначалу значения этому не придали. Заволновался народ, лишь когда затопило мостки, на которых бабы стирали белье.
– Похоже, от землетряски где-то реку запрудило, – продребезжал сквозь завесу усов престарелый Тихон. – Надо бы поискать да ослобонить проток.
Наставник согласился с ним и велел мужикам взять топоры, пилу и обследовать речку.
Спускаясь вдоль русла, скитники отмечали, что уровень воды становился все выше и выше. Местами деревья стояли уже наполовину затопленные. Но лишь подойдя к «воротам» – скальному разлому, через который Глухоманка убегала к Большой реке, – обнаружили причину затопа: земляную, вперемешку с камнями, высокую плотину, образованную обвалившимся склоном. Здесь вода уже залила почти всю пойму, и к стихийной плотине пришлось пробираться гривкой.
Процесс разрушения «ворот» все еще продолжался. От внутреннего напряжения по оголившемуся сколу, потрескивая, расходились змейки трещин, из которых то и дело сыпалась мелкая крошка. Пока обследовали завал, сверху сорвалось несколько обломков, не причинивших людям вреда по чистой случайности. Один из них упал в воду и обдал мужиков зернистыми брызгами.
– Эка напасть! – сокрушался Корней.
– Кабы еще шибче не закупорило. Пришла беда – отворяй ворота, – с опаской прошептал Матвей, отряхиваясь от воды.
– Да туточки, паря, все наоборот – ворота-то как раз закрыли, – с улыбкой хмыкнул стоявший рядом Демьян, но его шутку никто не поддержал – вода прибывала на глазах. Мужики заторопились обратно.
*
Выслушав сказ Корнея, обеспокоенный наставник отложил лестовку:
– Что делать будем? Может, собор созвать?
– На собор времени нет. Да и сколь ни бей языком о кремень – огня не будет. Вода того и гляди в скит зайдет! Пока не поздно, надо дома разбирать и на верхний уступ переносить либо еще чего измыслить. Вон моя Дарья предложила выйти всем миром да попробовать раскопать тот завал.
– А что, дело говорит! Какой он высоты?
– Саженей пять-шесть с дальнего края. А ближе к склону, пожалуй, все
десять будет.
– Не шутейная работа, да сам знаешь: глаза боятся, руки делают. Сзывай народ, помолимся и не мешкая отправимся.
Вскоре все работоспособное население скита – сорок семь душ – шло к воротам. Становище разбивали уже в сумерках неподалеку от плотины. Тщательно
обследовав завал, установили, что его основу составляет отколовшийся скальный монолит, легший точно поперек русла, не достигнув, к счастью, противоположной стенки. В том месте он состоял из спрессованной мешанины осадочных пород. Было очевидно, что копать траншею возможно только на этом участке.На следующий день, как только солнечный луч поцеловал вершины окружавших Впадину гор и те благодарно просияли, скитники дружно принялись грузить землю в корзины, сплетенные из тальника, выковыривать из грунта камни и переносить их на противоположный от водоема край плотины, где все сбрасывали вниз. Чтобы поменьше докучало комарье и слепни, разложили несколько дымокуров. Наплывавшие волны ветра подбирали сизые клубы и разносили по завалу. Люди кашляли, глаза слезились, но приходилось терпеть.
Поначалу дело шло медленно. Скучившись в беспорядочную толпу, люди больше мешали друг другу. Сметливая Дарья предложила выстроиться в цепочки. Работа сразу заспорилась. Раскоп ширился и углублялся с каждым часом.
За три дня удалось прокопать довольно глубокую канаву – не менее четырех саженей. Углубляться дальше не получалось: нижние камни вмяло в грунт столь плотно, что, как ни старались, не могли их даже пошевелить.
Вода все это время поднималась, и уже наутро после завершения работ она, курчавясь мелкими воронками, хлынула в рукотворный канал.
Затопление остановилось. К этому моменту западная оконечность Впадины почти вся оказалась под водой. Наставник, работавший эти дни наравне с братией, тут же на плотине, радостно целуя землю, воспел псалом благодарения Спасу и матери его Пресвятой Богородице. Люди ликовали. Еще бы – спасли скит!
Корней обнял Дарью:
– Какая ты у меня умница!
Жена просияла и легонько прижалась к мужу. Уже тринадцать лет, как живут они вместе. Дарья с годами хоть слегка и пополнела, но красоты не утратила. Всех поражала ее царственная осанка, изящный поворот головы, а в особенности походка. Ходила Дарья не так, как другие. Она как бы несла себя, несла ровно, с неспешной грацией. При этом никакой надменности или высокомерия. Со всеми была простой и приветливой, никогда не чуралась работы, даже самой грязной и тяжелой.
*
Уже в следующую весну на богатом кормами мелководье, усыпанном множеством островков, остались на гнездование сотни гусей и уток. Воздух звенел от их надсадных криков до тех пор, пока птицы не сели на яйца.
В середине лета, когда у гусей началась смена пера – линька, их брали голыми руками. Тут не зевай – коли успеет гусь выправить перо, он уже не твой. Скитники, двигаясь цепью и крича во всю мочь, загоняли птиц в заранее расставленные сети. Таким способом удавалось заготовить столько гусаков, что их хватало на долгую зиму.
Не сразу, а по прошествии трех лет водоем закишел рыбой.
– Славны дела твои, Господи! – Люди восхваляли Создателя за щедрость и корили себя за умственную скудость, не позволившую сразу оценить, какие достоинства таило в себе рождение «моря».
А через четыре года уровень воды постепенно стал понижаться и за лето упал на полторы сажени. К счастью, это мало повлияло на численность птиц и рыб. Их развелось к тому времени столько, что хватило бы прокормить не один десяток скитов.