Скитники

Согревшись, паренек огляделся. Они находились в сухом, теплом гроте. Саженях в семи выход, за которым свирепствовала пурга. Вдоль неровных стен угадывались очертания хозяйственной утвари, вороха сена. Колеблющееся пламя светильника гоняло по шероховатому своду длинные причудливые тени. Очага не было. Озадаченный, Корней поинтересовался:

– Дядя Лука, а отчего у вас так тепло?

– Ишь, пытливый какой... Ноги-то отошли, что ль? Пойдем, покажу...

Лука запалил от светильника факел, и они перешли в другой, еще более теплый зал. То, что увидел там Корней, на некоторое время лишило его дара речи. С верху, с края арочного выступа, ниспадал волнистый, с молочными переливами, каменный занавес. Перед ним с потолка свисали перламутровые сосульки, а с пола, навстречу им, тянулись остроконечные шпили. По шероховатому своду высыпала "изморозь" из хрупких кремовых и розовых игл. Стены в извилистых, напоминающих щупальца невиданных животных, влажных наплывах, обрамлённых букетиками из искрящихся кристалликов. Пожалуй, в воображении даже самого гениального художника не могла родиться картина такой красоты.

Справа, из трещины в плитняке, с напором била струя парящей воды. Под ней образовался водоем, на дне которого лежали гладко отполированные, с янтарным свечением шарики разной величины: от ячменного зерна до перепелиного яйца.

– Боже, а это что?

– Пещерный жемчуг! Нравится? То-то!.. Мне тоже... Каждодневно созерцаю их...

Вернувшись в жилой грот, Лешак нарезал ломтиками мороженное мясо куропатки и зачерпнул из выдолбленного в каменном полу "котла" полную чашу мочёной брусники. Ели молча: за трапезой говорить не можно...Грех...

И только после того как всё было съедено и убрано, Корней поведал Горбуну обо всех значимых событиях, произошедших в скиту за последние годы. Закончив рассказ, и сам полюбопытствовал:

– Дядя Лука, а как вы отыскали меня в такую метель? Ведь не видно было ни зги!

– Трудно объяснить... На все воля Божья... Мне иное удивительно: как я тебя, такого детину, дотащил сюда...

– Храни вас Бог, дядя Лука! Всю жизнь буду молиться за здоровье и спасение души вашей. Отвели от смерти.

По слегка побледневшему выходу пещеры собеседники поняли, что снаружи светает, но пурга не утихала.

– Экий ветрина. Еще дня два покрутит, - определил Лука.

– Не уж-то так долго!
– расстроился Корней.

– Нашёл с чего горевать... Поживешь пока у меня в тепле и сытости...

– Не можно мне. Деда изведётся.

Корней подробно рассказал Горбуну о своих недавних злоключениях на озерке и о чудесном спасении. Когда черёд дошёл до привидевшейся отцу лестницы, Лука загадочно заулыбался:

– Путь твой к вершине многотруден неспроста... Господь тебя испытует... Слабый человек давно бы отрекся от этой затеи, а ты не отступаешь, сызнова пошёл. Молодец!.. Ну что ж, ежели нельзя задерживаться - собирайся... Провожу ...

– Вы же сказали, что еще дня два покрутит. Как мы в непогодь пойдём?

По лицу Горбуна вновь скользнула загадочная улыбка:

– Там где пойдем - пурги не бывает.

Вконец растерявшийся скитник надел котомку. Горбун запалил факел, три запасных передал Корнею и направился... в глубь пещеры.

За поблескивающим от света пламени скальным выступом, открылась полого уходящая вниз, галерея. Её стены покрывали натечные складки, трещины, бугры. Шли по ней довольно долго, сворачивая то влево, то вправо, то поднимались, то опускались. Потом галерея разделилась. Более широкий рукав сворачивал вправо, но Горбун повёл прямо.

– Дядя Лука, а куда правый ход?

– Тебе-то что? Иди куда ведут, - недовольно промычал тот.

И хотя Корней не получил вразумительного ответа, он не сомневался, что это ответвление ведёт в пещерный скит.

Свод галереи опускался все ниже и ниже. Рослому парню теперь приходилось идти согнувшись, и он, из-за света факела, не сразу заметил, что тьма понемногу отступает. Лишь когда Лука загасил пламя и устало присел на корточки подле лежащей на каменном полу лестницы из жердей, молодой скитник сообразил, что они достигли цели.

Корней подошел к выходу. Нестерпимо яркий свет резал глаза. Паренёк невольно зажмурился.

– Смотри, еще раз не утопни, - засмеялся Лука.

Осторожно выглянув из лаза, Корней обомлел: под ним лежало памятное озерко. В прозрачной глубине, среди камней, шевелили плавниками старые знакомцы - темноспинные рыбины.

"Так вот откуда чело в стене, - сообразил парень, - и лестница отцу, стало быть, не привиделась. Теперь понятно отчего вытоптана трава на берегу и кто положил цветы у креста".

Лука закинул Г-образную лестницу на край обрыва. Выбравшись на плато, они молча подошли к часовенке. Помолились, каждый о своем: удивительно, но здесь, несмотря на облачность, ни ветра, ни снега не было.

– Дядя Лука, может, вместе в скит? Вот радости будет!

– Не могу... Обет Господу дал на полное отречение от мира, ради милости Его к вам каждодневной. Да и привык уж к уединению. Здесь в горах особая мыслеродительная среда...Думается хорошо, на душе благодать неизбывная... Своему многомудрому деду передай от меня вот это, - Лука протянул довольно увесистый комок горной смолы, - Сгодится ему для лекарственных снадобий. Скажи, что молюсь за многие лета нашего благочестивого скита денно и нощно. Моя обитель намного ближе к Божьей сфере и стало быть мне сподручнее с Создателем нашим милостивым и непогрешимым общаться... Обо мне более никому не сказывайте. Коли надумаешь проведать - приходи, порадуй старика.

– Великое спасибо вам, дядя Лука, за доброту и участливость. Бог даст, наведаюсь.

Травянистая поляна, уступами спускавшаяся во Впадину, вывела Корнея к знакомой тропке, ведущей к хижине деда. Справа, по склону чернели сотами лазы таинственного пещерного скита...

КОСОЙ

Заяц наступление непогодицы почуял загодя. "Надо бы до снегопада перекусить", - решил он.

Робко привстав на широко опушенных задних лапах, беляк пошевелил ушами, покосил по сторонам глазами. Все покойно. Выпрыгнув из снежной ямки, мягкими скачками, потешно вскидывая зад, он поскакал по натоптанной тропке в осинник лакомиться сочной горьковатой корой.

Там уже столовалось немало окрестных приятелей. Обглодав с веток недавно поваленного ветром дерева осиновую кору, повеселевшие зайцы принялись играть в догонялки, а под утро разбежались кто куда. Наш косой направился к укрытому снегом многоярусному бурелому.

Пробежав по нему несколько раз туда и обратно, он сделал скидку, петлю, затем снова скидку и вдруг громадным прыжком сиганул в сторону, целиком погрузившись в снег между валежин. В это время сбоку звонко щелкнул промороженный ствол. Заяц хоть и привычен был к таким прострелам, всё же трусливо вздрогнул, но быстро успокоился и даже задремал, невзирая на крепкий мороз. От горячего дыхания снежинки перед носом и длинными белыми усами быстро растаяли и не мешали дышать.

Надеясь вновь повстречаться с приглянувшейся ему в прошлом году кокетливой рысью, Лютый частенько посещал эти места и ещё издали приметил предательски торчащие из снега кончики ушей. Услышав легкое похрустывание снежинок, сминающихся под лапами крадущейся рыси, заяц выскочил из убежища и так припустил вниз по склону, что за ним потянулся белый шлейф. Кот был сыт, но, повинуясь инстинкту, бросился следом.

Косой домчался до обрыва и кубарем покатился вниз. Внезапно, пронзительно вереща, он вытянулся на снегу.