Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Склероз, рассеянный по жизни
Шрифт:

Сонмища «мух» вились около Гришиного таланта, обаяния, доброты, жалости к человечкам. К сожалению, иногда пользовались огромностью его души и мы, друзья. Каждый из нас должен найти в себе запоздалое мужество и попросить у Гриши прощения.

Прощения за то, что использовали его талант в корыстных целях.

Прощения за то, что пользовались его добротой из меркантильных соображений.

Прощения за то, что отнимали у читателей, зрителей и потомков его драгоценное время, растаскивая Гришу по бесконечным юбилеям, «жюрям», презентациям и прочаям…

Прощения за то, что очень редко по отношению к Грише употреблялось восклицание «НА!» вместо бесконечной мольбы – «ДАЙ!».

Разослать

бы всем анкеты, чтобы каждый, персонально, как в налоговой декларации (только на этот раз честно), написал список Гришиных благодеяний. Монументальный труд мерещится.

Хочу быть пионером в этом проекте и на паре-тройке примеров показать картину своих взаимоотношений с другом.

По разделам.

Без улова

Раздел первый. РЫБАЛКА.

а) Заставлял (в силу своего жаворонковского просыпания) Гришу вставать в 4 часа утра, прекрасно зная, что версия предрассветного клева – утопия, а Гриша мечтает хотя бы о часе лишнего сна.

б) Силой своей алкоголической настырности вливал в Гришу на пленэре намного больше напитков, чем он хотел и мог употребить.

в) Никогда не помогал Грише в добыче наживки (откапывании червей, варении геркулеса и манки, покупке мотыля).

г) Не отказывался от Гришиных предложений занять лучшее и более уловистое место на берегу.

д) Не собирал ветки и не разводил костра вместе с Гришей – только руководил.

е) Во время бури на Озерне не сменил его на веслах.

ж) Никогда не противился разделу улова поровну, хорошо зная, что Гриша меня обловил.

з) Неоднократно на обратном пути с рыбалки засыпал за рулем, прекрасно сознавая, какую общечеловеческую ценность везу.

и) Ни разу в жизни не помог Грише чистить рыбу.

Напрашивается вопрос: зачем вообще я нужен был ему на рыбалке? Напрашивается ответ: он считал меня своим другом. А для друга…

Раздел второй. ТВОРЧЕСТВО.

а) Капустники Дома актера…

Сколько бессонных молодежных ночей провели мы с Гришей под надзором незабвенного Александра Моисеевича Эскина в сгоревшем потом Доме актера, сочиняя «крамолу» застойной эпохи. Сколько аплодисментов заслужили от благодарной «элиты», скрывая за кулисами блистательного и скромного автора Горина (в те «жуткие» времена авторы еще не выходили вместо артистов на сцену).

б) Юбилеи.

Сколько ночного телефонного нытья выслушал от меня Гриша с просьбой довернуть очередную старую шутку. Сколько он зарифмовал скетчей и тостов. Всю жизнь Гриша метался между мечтой оставаться самим собой и необходимостью обслуживать друзей. Часто это было несовместимо.

Только Театр сатиры:

1968 г. – пьеса «Банкет» (с А. Аркановым) для Марка Захарова.

1973 г. – пьеса «Маленькие комедии большого дома» (с А. Аркановым) для А. Миронова и А. Ширвиндта.

1974 г. – «Нам пятьдесят» (с А. Ширвиндтом). Обозрение к юбилею театра под давлением А. Ширвиндта, для А. Ширвиндта.

1976 г. – перевод с литовского пьесы К. Саи «Клеменс» (так как никто в стране, включая Гришу, литовского языка не знал, ему пришлось писать «Клеменс» своими словами).

1979 г. – пьеса «Феномены» для А. Миронова.

1982 г. – «Концерт для театра с оркестром» (с А. Ширвиндтом). Обозрение к юбилею создания Союза Советских Социалистических Республик. В момент написания в Доме творчества «Малеевка» Гриша от ужаса неоднократно выпрыгивал в окно, но я догонял и заставлял писать дальше.

1984 г. – «Прощай, конферансье!» для

А. Миронова.

1997 г. – пьеса «Счастливцев – Несчастливцев» (к 60-летию М. Державина и примкнувшего А. Ширвиндта).

Гриша был человеком сильным, волевым и решительным. Жил и писал по совести и разумению. Труднее ему становилось, когда он натыкался на еще более сконцентрированную фигуру. Так, Марк Захаров заставил его переписать своими словами почти всю мировую классику.

Гриша долго и молодо работал и дружил с Аркадием Аркановым, потом они перешли в одиночный разряд, так как повзрослели, возмужали и переросли стадию коллективного труда. Это официальная и правильная версия, но, взглянув на распад этого удивительного дуэта из глубины дружеских веков, понимаешь, что два таких полюсных индивидуума никогда бы не смогли долго сосуществовать. Когда космонавтов перед полетом мучают проверкой на совместимость, складывается ощущение, что эта проверка носит чисто физиологический характер. Когда два художника плотно и долго сидят друг против друга, очевидно, кроме попытки идентично преодолеть жизненную и творческую невесомость, возникает стихия изначальной разности, а тут уже недалеко и до раздражения. А при раздражении не случается экстаза, а без экстаза ничего крупного не совершишь.

Они были очень разные. Арканов всегда считал, что Григорий фатальный везунец (или везунчик), а он глобальный «неперешник». Примеров этому он приводил тьму. Один, запомнившийся мне, несмотря на временную давность, следующий: «Шура, – говорил Арканов, – вот тебе простой пример… Зима. 30 градусов мороза. Ночь. Улица Воровского, Центральный дом литераторов. Я выхожу из ресторана и ловлю такси. Ловлю его десять минут, двадцать, тридцать, час. Превращаюсь в ледяной столб. Никто не останавливается, а если кто и останавливается, то я ему не по пути. Выходит Гриша, теплый и веселый, поднимает руку, откуда-то сваливается такси, и он уезжает. Так жить нельзя».

Эту фразу сказал писатель Арканов. За двадцать пять лет до кинофильма Говорухина под тем же названием. Не могу упрекнуть Говорухина в плагиате, поскольку при этом душещипательном рассказе он не присутствовал.

Наив и детскость Григория обескураживали всегда. Когда в Театре сатиры выпускался спектакль «Банкет», автором которого являлись Горин и Арканов, ситуация была крайне напряженная. Во-первых, острая пьеса. Во-вторых, спектакль ставит молодой Марк Захаров, а мощный главный режиссер должен это принять, понять степень риска для театра при сдаче МГК партии и степень опасности при варианте большого успеха, когда спектакль ставит не хозяин.

Итак, генеральная! Театр и труппа, как натянутая струна (это для образности), – все службы готовы, артисты на выходах, Плучек в зале, Захаров рядом с ним, на лице его написано, что «все семечки»… Нет автора! Автора нет в и часов (время начала прогона), нет в 11.30, нет в 11.40… Плучек обращается к половине автора в лице Арканова, сидящего с видом человека с улицы, случайно зашедшего перекурить в первое попавшееся на пути помещение, и сдержанно-размеренно спрашивает: «Горин, а где Арканов?» – «Я здесь», – отвечает за Гришу Аркаша, не солгав ни словом. (Валентин Николаевич Плучек, при своей уникальной памяти на лица, события, стихи и даты, никогда не мог и в дальнейшем отличить Арканова от Горина, сначала стеснялся этого и пыхтел, потом сдался и при каждом следующем свидании с данными авторами – а они были представлены в судьбе Театра сатиры предостаточно – всегда якобы незаметно подзывал меня к себе и шепотом спрашивал, где кто.) Через час ожидания появился запыхавшийся Гриша и как ни в чем не бывало стал пробираться к креслу рядом с соавтором.

Поделиться с друзьями: