Скользящие души, или Сказки Шварцвальда

Что-то изменилось в нем. Он выглядел по-другому. Волосы потемнели, черты лица стали мягче и соблазнительнее, губы пухлее. Острый кончик языка призывно скользил по ним, приглашая присоединиться к его плавным движениям.

Но самое главное отличие было в глазах.

Они горели вожделением, удивительным мерцающим огнем, призывали меня продолжить ласку, они ждали.

Подобно завороженному кролику, я наклонилась над его новым прекрасным лицом и погрузилась в пламень очей. На задворках осталась последняя разумная мысль: «Они изменили цвет».

Дрожа от возбуждения, с намерением идти в мир боли, я слилась в жадном поцелуе с незнакомым существом, обжигающим антрацитовыми очами, без единого следа уродливой белой пленки.

Рядом со мной был не Гай. Но это новое нечто стало смертельно желанным для меня. Раз и навсегда.

В ту ночь я получила приглашение в его персональный ад, оставивший на душе и теле клеймо, не проходящий след от раны, прочерченной ледяным когтем.

Вернувшись, я ищу любую возможность упасть в бездну… Лед и Пламень… Свет и Тьма…

Маша нахмурила брови: рассказ пациентки превратился в бессвязный бред. Она уже собиралась прервать его и вызвать дежурную, как Виктория вскочила с дивана. Ее голос задрожал от волнения:

— Умоляю, дослушайте меня! Не надо аминазина. Скоро конец затянувшейся истории, так напугавшей вас и лишившей разума меня.

…Звуком, вернувшим меня из приторного лабиринта страстей, был шум пылесоса. Монотонный гул развеял темные иллюзии, страхи, надежды, неосуществленные желания, продолжавшие терзать меня в тяжелом забытьи, в которое я погрузилась к утру, обессиленная, обескровленная, полуживая.

В первые мгновения пробуждения я не могла понять, что происходит, где я нахожусь, а когда память услужливо вернулась, с тихим стоном поднялась с давно остывшей постели.

Одиночество ледяными пальцами сжало сердце.

Надеясь на чудо, я позвала его по имени. Но лишь безразличная тишина стала мне ответом.

Звук пылесоса в соседней комнате смолк, и в спальню заглянула горничная в белоснежном переднике. Ее лицо вытянулось и посерело. Девушка перекрестилась и, продолжая творить молитву, исчезла.

Что происходит?

Я постаралась подняться с кровати, но тело не слушалось, а голова плыла.

Сон или явь? Что это было?

Обрывки кошмара, из которого не хотелось возвращаться, оставили в душе невыносимое чувство тоски и желания падать все глубже и глубже.

Что напугало прислугу? Где Гай?

Постепенно головокружение утихло, я смогла встать и, шатаясь словно пьяная, сделать несколько шагов.

Осознание реальности не наступало, я продолжала пребывать в полудреме, которая исчезла без следа лишь перед зеркалом в ванной комнате. Там отражалась обнаженная и бледная как смерть незнакомка, сплошь покрытая кровоподтеками и ссадинами.

Чтобы не потерять сознание, я схватилась за край раковины, открыла холодную воду и опустила обе руки по локоть. Обжигающий холод вернул рассудок.

Лицо мое пострадало меньше. Над верхней распухшей губой отчетливо проступал кровавый засос. Смазанная тушь, образовав змеиные следы на щеках, превратила меня в Пьеро, проплакавшего всю ночь от счастья и от боли. Тело было изувечено сильнее: на ключицах остались багровые ссадины, соски были разодраны и саднили, по животу и спине шли раскаленные полосы от ногтей… или… скорее, когтей того существа, которое наслаждалось моей плотью. Демона, проснувшегося в человеке.

Смертельная тоска и боль скрутили в клубок, лишив сил. Я беспомощно опустилась на прохладный мраморный пол ванной и открыла рот в беззвучном истошном крике. Впервые я молила о смерти как об избавлении от будущей муки по ушедшему, исчезнувшему из моей жизни Гаю.

Я знала, чувствовала, что его нет нигде — ни в этом номере, ни в этом городе, ни в этой стране, нигде более в моем мире…

Я почти не осознавала, что происходило дальше. Помню, несколько женщин, появившихся в ванной комнате, подняли меня с пола, поспешно одели и вывели из номера.

Помню странное, виноватое выражение лица господина за стойкой отеля и его нелепые слова:

— Синьора, нашему отелю не нужна нежелательная огласка, мы уважаем приватность постоянных клиентов. Увы, синьора, господин Лэндол покинул отель до завтрака и не оставил записки, мне очень жаль. Позвольте Джузеппе проводить вас к катеру и доставить куда потребуется. Если более ничего не желаете…

Я почти не помню, как симпатичный высокий консьерж довез меня до пристани на площади Святого Марка, помню лишь его последние слова, когда он помогал мне сойти с катера на землю. «Уезжайте из Венеции. Поторопитесь», — шепнул он и дотронулся рукой до моего плеча. Этот дружеский жест на некоторое время придал сил и помог мне, полубезумной, до смерти испуганной, пересечь площадь, шарахаясь от навязчивых, неугомонных Арлекинов и Пульчинелл, праздно шатающихся зевак с фотоаппаратами, от беснующейся, взрывающей мозг музыки, оглушительного смеха, от визгливых криков веселой толпы.

На исходе сил я добралась до отеля и забылась во сне, не принесшем успокоения.

Меня вновь окружила Пустота, притаившаяся за окнами и за дверьми. Напуганная появлением Гая и моментально вернувшаяся после его исчезновения. Она навалилась на меня надгробной плитой, не давая дышать, не оставляя сил жить. Она пожирала тепло подобно щупальцам жуткого спрута, проникающим через малейшие щели и намертво присасывающимся к телу.

Я подошла к окну номера и, отдернув тяжелую занавесь, осторожно выглянула на улицу. На что я надеялась? Одна сияющая безжизненной белизной маска — страшный посланец, закутавшийся в плотный черный плащ, — маячила на мосту, ведущему ко входу в отель. Другая стояла на корме гондолы, качавшейся на водах канала. Плоские непроницаемые лица не сводили с меня пустых глазниц.

В голове зазвучал забытый Голос, точнее Голоса. Маски шипели дуэтом:

«Выйди к нам… закончим начатое… продолжим веселье… ведь ты этого хочешь… И мы тоже… Иди к нам…»

Завороженная, предвкушая последнее наслаждение и мечтая о смерти — жизнь без Гая все равно теряла всяческий смысл, — я протянула руку к пальто и торопливо, путаясь в рукавах, начала его надевать.

«Я иду… Подождите…»

«Мы ждем тебя…»

Внезапно острая боль пронзила палец, вернув на мгновение разум. В недоумении я смотрела на каплю крови, скапливающуюся около ранки. Поспешно сунув другую руку в карман, достала предмет, послуживший причиной увечья. Отломанное крылышко маленькой птички на костяном гребне острым краем впилось в палец и… спасло…

От чего? Не знаю. До сих пор не знаю, что ждало меня тогда на пороге отеля…

Возможно, лучший удел, избавление. Выйди я к маскам-фантомам… Но тогда вид крови и боль отвлекли меня. Вернулась Анна, ее мысли, занявшие голову, вытеснили зов с улицы.

Из номера я более не выходила. Прилетевший через два дня муж вытащил меня из кромешного ада, ожидающего за порогом отеля «Де Конти».

Возвращения домой я почти не помню…

Вот, пожалуй, и все, Мария Сергеевна. Извините, что мой грустный рассказ занял столь долгое время.