Скопец, сын Неба

С башен крепости Антония давно заметили процессию и доложили трибуну Лисию. Он идет к парадному входу и там дожидается делегацию. Лисий - грек по происхождению. Он живет в Иерусалиме круглый год, хорошо знает город и местные обычаи. Его агенты и доносчики шныряют по всему городу, выявляя заговоры зелотов и настроения фарисеев. С саддукейской верхушкой он давно нашел общий язык. Ему помогает даже то, что он не римлянин, а как бы подневольный служащий, который с сожалением исполняет жестокие приказы оккупантов. Он охотно играет эту роль. Некоторые иудеи ему даже верят.

Пилат, как и Лисий, плебейского происхождения, но его дед - самнит за воинскую доблесть был переведен во всадническое сословие. Такие, как Пилат, начинают играть все большую роль в империи. После гражданских войн Мария, Суллы, Помпея, Юлия и Августа в ней почти не осталось родовитых римлян. И все же боевых заслуг Пилата было недостаточно, чтобы получить такую высокую должность. В этом ему помогла его жена Клавдия Прокула.

Прокула - чистокровная римлянка из сенаторского сословия, а ее первый муж, от которого она имеет двух сыновей, ведет свою родословную чуть ли ни со времен Нумы Помпилия. Этот патриций умер при темных обстоятельствах. Его прирезали в злачном месте на Авентинском холме в Риме, но это скрывалось. Официально он погиб за родину от рук заговорщиков. Прокула, вышедшая вторым браком за Пилата, обеспечила ему аристократические связи среди людей, которые привыкли рождаться с властью. Но у него сразу не сложились отношения с ее юными сыновьями. Он терпеть не мог этих тощих, прыщавых вырожденцев. Аристократические отпрыски презирали отчима-плебея. Получив назначение в Иудею, Пилат попросил жену оставить их в Риме. Мальчики и сами не желали находиться под его опекой. Юные снобы считали повторный брак их матери ужасным мезальянсом. Но Прокула жила теперь, по крайней мере, с полноценным мужчиной, который не пил, не лгал и не распускал руки.

Необходимость несколько раз в году посещать Иерусалим была для Пилата самой неприятной должностной обязанностью. На этот раз с ним поехала Прокула, желая поучаствовать в иудейской Пасхе, которая представлялась ей народными гуляниями на празднике весны. Он вынужден был ей объяснить, что для женщины - иноземки это невозможно.

– Это не римские луперкалии,- подытожил он.
– Даже я, прокуратор Иудеи, не могу участвовать в их празднике.

– Тогда я буду смотреть со стен крепости. Они делают там что-то ужасное?

– Насколько я знаю: режут ягненка и сжигают на алтаре.

– Только!
– эта римлянка была разочарована.
– Тогда почему такая таинственность? Ты уверен, что они не приносят в жертву младенцев?

– Абсолютно.

– Но ведь они что-то делают с новорожденными?

– Они обрезают им крайнюю плоть.

– Это увеличивает их мужскую силу?

– Не думаю. Это их племенное клеймо, по которому они узнают друг друга. Ведь другие народы не хотят подвергаться этому.

– Ну, если бы в этом была польза…

– Для евреев есть польза.

– И поэтому они скрывают своего бога?

– Так точно. Этот бог только для них. Присутствие постороннего оскорбляет его.

– Какой недружелюбный бог!- была разочарованна Прокула.- Но я вовсе не хочу оскорблять их бога! Быть может, я приму их веру?

– Это вряд ли, дорогая, - скептически заметил Пилат расшалившейся жене.

– Они тебе не нравятся.

Пилата это замечание позабавило.

– Было бы странно, если бы они мне нравились. Еврей может нравиться только еврею. Хотя женщины у них бывают красивые.

– Значит, ты не против их женщин? - усмехнулась она.

– Я думаю, у женщин вообще нет нации. Это им внушают мужчины.

– Но я - римлянка!

– Ты - своенравная женщина.

– Я - женщина Рима!

– Вот именно! Рим тебя сделал такой. А еврейские жены полностью покорны своим мужьям. Пожалуй, это единственное, что мне нравиться в их религии.

– Конечно! Ты хотел бы усадить меня за прялку.

– Самнитские женщины только этим и занимаются.

Прокула захлопала в ладоши.

– Ага, вот ты и попался на противоречии! Какие самнитские женщины, если у них нет нации?

– Ничего я не попался, - возразил он,- самнитские женщины - это жены самнитов.

– Где они, твои самниты? Все они теперь граждане Рима.

– Это так. Но кое-что мы еще помним, - помрачнел на мгновение прокуратор.

Ему не удалось отговорить Прокулу от турне по Палестине. К преторской центурии присоединились летняя губернаторская коляска и повозка, в которой ехали старая нянька Прокулы и евнух - камергер. Паломники на дорогах с любопытством и неодобрением взирали на эту кавалькаду, видя в роскошной коляске полуобнаженную, с непокрытой головой язычницу, будто царица Савская ехала совращать царя Соломона с пути праведного. И опять станет Израиль кадить чужим богам, которые не сохраняют народы от времени.

По прибытии в Иерусалим Прокула тут же взошла на юго-восточную башню крепости Антония, которая возвышалась даже над золотой крышей Святилища. Выше ее была только башня Фазаила на Сионе.

– Иерусалим - красивый город, - заключила она, вернувшись в дворцовые апартаменты крепости. - Почему тебе он не нравится?

– Здесь даже мухи мрут от скуки.

– Я видела амфитеатр и ипподром.

– Заросшие травой. Здесь все под запретом, - ворчит Пилат, изучая отчеты местного квестора, который почтительно стоит тут же, рядом с трибуном Лисием, начальником иерусалимского гарнизона.

– Все городские налоги выплачены своевременно, господин, - уточняет квестор, видя, что бумаги только раздражают прокуратора.

– Хорошо, - Пилат отталкивает от себя муниципальные свитки, и они катятся со стола.

Квестор суетливо бросается их подбирать.

Прокула тоже замечает плохое настроение своего мужа и обращается к трибуну, который невозмутимо ждет распоряжений.

– Вам тоже не нравится этот город?

– Я привык, госпожа, - вежливо отвечает Лисий.

– Я заметила какой-то беспорядок в Храме.

– Беспорядок был, госпожа, - подтверждает он. - Ранним утром. Но он был устранен. Вы видели лишь его последствия. Вам ничто не угрожает, госпожа.

Прокула удивленно поднимает брови. Она даже не предполагала, что ей может что-то угрожать среди этих людей, которые режут ягнят перед своим богом.

– Надеюсь, что так!
– произносит Пилат. Он уже получил доклад трибуна об утренней операции в Храме и был вполне удовлетворен его решительными мерами. – А теперь, Лисий, прикажите подать нам вина и закусок.

Весь этот день проходит в унылой скуке. Пилат устраивает смотр гарнизону, принимает делегацию городских старейшин, которые что-то от него требуют, но он даже не желает вникать в это вечное недовольство иудеев и выпроваживает их ни с чем. Позже Лисий, накрывший шпионской сетью весь город, докладывает, что Синедрион ищет некоего Иисуса из Назарета, виновника храмовых беспорядков. Пилат и это пропускает мимо ушей. Ночью он плохо спит.

Утренний доклад Лисия не отличается разнообразием. Два солдата в ночном патруле были убиты. В городе полно зелотов, замечено оживление возле резиденции Каифы, но в целом все спокойно. Пилат вяло благодарит его за службу и отпускает. А через час Лисий сообщает ему, что Верховный Жрец просит аудиенции.