Скопец, сын Неба

Иисус смотрит печальным взором на стоящую перед ним толпу: на Петра, на Андрея, на припадочного Иаира, на рыбака с разбитой головой, на простые, грубые лица всех этих тружеников моря, на их озабоченных некрасивых жен, на уродливых стариков и на болезненных подростков, на все это мясо в лохмотьях, и говорит:

– Радуйтесь, вы уже в аду. Худшее с вами случилось, когда вы родились от Духа Святого. Вы пришли в эту долину скорби на муки и труды длиною в жизнь?

– Откуда ты знаешь?

– Сердце об этом говорит. Разве ваше сердце не говорит вам иногда, что этот мир - преисподняя? Разве душа ваша не подсказывает вам, что не должно быть так, как есть? Откуда знать ей о лучшем, если она не бывала в нем? Душа ваша знает, что мир - это ад, а человек в нем - сатана.

– Ты страшному учишь.

– Скажи лучше, я учу бесстрашию. Жизнь пройдет, и смерти не избежать. Не смерть для человека, человек для смерти. Но не скорбите, как скорбел ваш царь Соломон. Радуйтесь, впереди только Царство Небесное! Смерть - врата в рай. И каждого из вас ждет он. Так примите его как благодать, а не как наказание. Но знаю, вы не можете радоваться этому, ибо полюбил человек душу свою превыше всего. И как ему не любить ее, ведь в ней весь он и больше ни в чем его нет? Плачьте, если хотите, но лучше радуйтесь. Вам не избежать Царства Небесного. Всех ждет оно: и добрых, и злых, и праведных, и грешных. Ибо в тот миг, когда войдете в Царство Небесное, не останется от вашей души ни крупицы: ни доброго, ни злого, ни праведного, ни грешного. Говорю вам: голые войдете в Царство Небесное. Но еще говорю, что душа ваша не войдет туда. И разве это не есть справедливость? Справедливость, которая выше человеческого суда!

Оробевшая толпа молчит.

– Знаю я и знаете вы, что для человека есть только один суд - его собственный. У мира нет суда над ним, но есть власть, чтобы совершать насилие над ним. И если собственный суд человека не совпадает с судом мира над ним, то для него этот суд остается только насилием. Много ли раскаявшихся в тюрьмах? Много ли осудивших себя на крестах? Нет и одного. Разве человек лжет, крадет и убивает, не зная, что это плохо? Разве на суде он только об этом узнает? Нет, но делает это, потому что знает, что живет в преисподней среди таких же демонов, как и он, и суд их над ним для него лишь насилие и месть. А значит, и высший суд за грехи его останется для него лишь насилием. Никогда человек не примет Страшный суд как свой собственный. В Царстве Небесном нет ни суда, ни насилия. В Царстве Небесном нет человека. Знаю, что многим из вас оно покажется хуже преисподней, ибо в той преисподней есть человек, и жизнь в муках - все же жизнь, а в Царстве Небесном и этого нет. Но я не продавец мук и блаженства, я продаю свободу! И вам придется ее взять! Так приобретайте Царство Небесное заранее и храните его до своего последнего часа, чтобы умереть вам свободными и радостными. Прощаются вам грехи ваши вместе с вашей душой! Прощается вам то, что вы были человеками! Блаженны алчущие, ибо они насытятся. Блаженны ищущие Духа Святого, ибо их ждет Царство Небесное. Блаженны не судящиеся, ибо нет им суда. Блаженны возлюбившие свободу, ибо обретут ее. Блаженны отвергнувшие человеческое, ибо нарекутся сынами Неба.

Наступает долгая тишина. Иисус дает им время осмыслить его слова, а затем спрашивает:

– Не хочешь ли, Петр, стать одним из сынов Неба?

Этот вопрос застает Петра врасплох.

– Я простой рыбак, - бормочет он.

– Я знаю, кто ты.

Рыбак не готов отвергнуть человеческое. Именно человеческое беспокоит его.

– Что будет с миром, если все станут такими как ты?

– Если все станут такими как я, не останется таких как ты, кто задает эти вопросы, - с улыбкой отвечает Иисус.

На лице Петра проступают признаки внутренней борьбы. Он мнется, смотрит на застывшую в ожидании толпу и, наконец, переводит взгляд на Иисуса с решительным видом, словно говоря: Иисус мне - учитель, но истина дороже.

– Если все станут, как ты… кто будет сеять хлеб, ловить рыбу, строить дома, рожать и растить детей? Если все станут подобны Иисусу, мир погибнет!
– он разводит руками, будто показывая образовавшуюся пустоту на месте мира.

– А тебе что за печаль?
– строго спрашивает Иисус.

– Как?
– он не находит даже слов от возмущения.
– Мир погибнет!

– Что ты - миру? Что мир - тебе? Оставь мир миру, а себе возьми свое. Только что ты был простым рыбаком, но вот уже заботишься о судьбе мира. Так кто ты - рыбак или Бог? Какое тебе дело до мира? Часто ли ты скорбишь о тех тысячах тысяч, что жили до тебя и умерли в муках? Быть может, ты не спишь по ночам, слыша плач всех вдов и сирот этого мира? Кто ты, чтобы заботиться о мире? Не можешь прибавить и одного дня своей жизни, но хочешь прибавить миру столетия. Всякий говорящий о заботах мира - лицемер. Говорю вам, все злодеяния мира от забот о нем. Заботящиеся о мире строят храмы и собирают армии. Заботящиеся о мире чеканят золото и открывают тюрьмы. Заботящиеся о мире месят мясо этого мира! Лучше бы ты заботился о собственном мясе, лицемер! Ибо придет час - и мясо твое пожрут черви. Кто сказал тебе, человек, что ты имеешь право быть пастырем мира? Ты хочешь делать добро? Так делай его там, где встретишь нужду, и попросят тебя о добре. Делай добро, не заботясь о добре. Пусть твоя правая рука не ведает того, что делает левая. И не говори о заботах мира!

После такой нагорной проповеди притихшая толпа расходится.

– А мне что делать?- бормочет рыбак с разбитой головой.

– Иди отсюда,- тихо говорит ему Андрей.- А то я тебе еще добавлю.

Смотритель синагоги больше не защищает рыбака и уходит вместе со всеми.

Когда, спустя несколько дней, Петр рассказал Иоанну об этой проповеди на холме перед горожанами, юноша горько пожалел, что не мог насладиться этими минутами учительской славы. Хотя миссия его в Назарет и была благородной, она его разочаровала. Мария встретила сыновей судьи любезно и даже угодливо. Вдова бедного плотника старалась изо всех сил угодить своим благодетелям. И это было неприятно. Женщина совсем не понимала, что ей пристало играть роль матери Иисуса Христа. Она ужасно не соответствовала роли той девы, которой суждено называться Божьей матерью.

– Ах, гости дорогие, да где мне вас посадить, да чем вас угостить!
– причитала эта мать семерых детей, прожившая всю жизнь в бедности.
– Знала бы заранее, я бы приготовилась.

– Не беспокойтесь, моя госпожа, - просил ее Иоанн.

– Ах, какая я госпожа?
– смущалась она.
– Смеетесь вы надо мною. Сроду ей не была.

– Вы мать нашего Мессии.

Мария не смела возразить, но на лице ее было большое сомнение. С чего бы ей такая честь? Ее первенец был хорошим мальчиком, умным юношей и стал очень странным мужчиной. Мессия? Когда она в первый раз рассказала своим детям об этом, они тоже не поверили, а старший Иамес просто разозлился. Он запретил матери и братьям говорить кому-либо об этом. Мария и не представляла, что стоит за статусом Мессии, пока нашрит Иамес, знающий Закон и храмовые традиции, не объяснил ей, что признание Синедрионом Мессии должно означать признание его власти над Израилем. Эти люди даже слышать не желают о Мессии. Они говорят, что Мессия уже приходил, и это был не плотник, а царь Иезикия. Если Иисус намерен претендовать на это звание, то он, действительно, безумен. На простую женщину повеяло от этих слов миром высокой политики, пугающей и непонятной.

И вот опять к ней явились посланники ее старшего сына и говорили вновь, что он Мессия.

– Здоров ли Иисус? - осторожно спрашивала она.

– Он был не совсем здоров, но уже вполне поправился.

– А что с ним было?

Иоанн с сомнением смотрел в ее пытливое, беспокойное лицо.

– Учителя искушал дьявол.

– Дьявол? Что же он сделал с моим сыном? - упавшим голосом вопрошала она.

– Ничего. Учитель победил дьявола. Он сорок дней провел в пустыне. Не беспокойтесь, госпожа. С ним все хорошо. Скоро мы пойдем в Иерусалим.

– Зачем?

– На Пасху. Но мы не только для этого приехали к вам, госпожа. Учитель поручил нам передать эти деньги вашей семье.

Кошелек, набитый деньгами, произвел на Марию сильное впечатление. Первое, что она осознала, при виде денег, что это знак власти и разумности. Она смотрела на почтительных, благородных юношей, посланцев ее сына. Быть может, Иисус знает, что делает? Быть может, Иамес напрасно ее пугал?

– Какой тяжелый?
– произнесла она, принимая кошель с легким сердцем.

– Здесь тридцать динариев, - пояснил Иаков.

– Спасибо, спасибо, молодые господа, - бормотала расчувствовавшаяся женщина, готовая целовать их руки.

– Что вы, госпожа?
– одернул ее Иоанн.
– Учитель помнит о вас.

– Он не передал мне письма?

– Нет, письма не передал. Но на словах велел сказать, что любит свою мать и не оставит ее без внимания, - на ходу придумал юноша, полагая, что имидж Мессии должен включать в себя образцового сына.

Женщина прослезилась.