Скоро сказка сказывается

— Ой, матушка-царевна! — громко шептала старуха. — Не гляди на него, у иноземцев глаз дурной, чёрный, взглянет раз — и иссохнешь вся!

Я взглянула на царевну и решила, что немного иссохнуть ей не помешает.

— Поди прочь! — капризно велела царевна. — И вы все тоже!

Подождав, пока в камере никого не останется, царевна сняла покрывало. Я в который раз убедилась, что здесь под красотой понималась исключительно упитанность девушки. Ну почему такая несправедливость? Впрочем, если я и дальше буду питаться пирогами, то смогу выиграть поощрительный приз на здешнем конкурсе красоты.

Царевна оказалась рябоватой, краснощёкой, толстый нос был забавно вздёрнут, а маленькие голубые глазки смотрели очень хитро.

— Какой молоденький! — кокетливо воскликнула она, подходя поближе ко мне.

Я решила не вставать, поскольку одной провинностью больше, одной меньше — особой роли уже не играет. И потом, неизвестно, положено ли тут приветствовать августейших особ вставанием. Царевна обошла вокруг меня, поигрывая толстой золотистой косой, поохала, погрызла ноготь и сказала вполне по-деловому:

— Вот что, королевич… ты в живых остаться хочешь?

— Ну, положим, хочу, — осторожно сказала я, понимая, что сейчас окажусь втянутой в какую-то аферу.

— Тогда слушай. завтра, как казнить тебя поведут, ты кричи, что имеешь право на последнее желание, а я подтвержу.

— И чего ж мне желать? — с интересом спросила я. Сколько спасителей на мою бедную голову!

— А ты проси, чтоб царевну Марфу за тебя выдали! Меня, то есть. А я уж постараюсь, чтобы папенька не схитрил как-нибудь! — серьёзно сказала царевна. — Очень уж мне замуж хочется, королевич, да и тебе, поди, жить охота!

Марфа заговорщицки подмигнула мне и скрылась за дверью.

Я перевела дух. Вот это да! Но что ни говори, предложение Никиты мне понравилось куда больше, чем Марфино.

Внезапно снова послышались шаги, в камеру вошли стрельцы и, не говоря ни слова, куда-то меня повели.

— Куда это вы меня тащите? — спросила я, даже не пытаясь вывернуться из сильных рук.

— Государь-батюшка решил сегодня над тобой суд чинить, — хмуро ответил один, — Завтра, говорит, может дождик пойти и всю забаву испортить.

Меня вывели на площадь перед теремом и крепко привязали к столбу. Народу было довольно много, видимо, судебные прения были единственным здешним развлечением, не считая богатырских драк. Сомневаюсь, правда, что наблюдение за последними являлось безопасным времяпрепровождением.

Тут толпа радостно загудела, закричала, и появился сам царь. Если б я не была привязана, то непременно протерла бы глаза: царь ехал в самом настоящем автомобиле, старинном «Мерседесе» с откидным верхом, который тащили шесть лошадей. Рядом с царём сидела Марфа.

Царь ловко выпрыгнул из автомобиля, любовно погладил лаковую поверхность капота и хитро мне подмигнул:

— Что, завидно? Нету, поди, в иноземщине такого дива?

Я сглотнула и потрясла головой, подумав: «Да-а, похоже, не одну меня завела сюда поганая тропинка!» Вот интересно, может, тут и самолеты с вертолетами есть, мало ли их пропадает? Иначе откуда в русских сказках летающие корабли появились?..

Бояре живо подвинули надёже-государю кресло, он удобно разместился в нём, закинув одну ногу на подлокотник, и, поигрывая скипетром и державой, сказал:

— Итак, сегодня, верные мои подданные, я буду судить иноземного королевича. как тебя звать?

— Эрнст Теодор Амадей Гофман Ясер Арафат, — гордо сказала я. — Ибн Хоттаб аль Будур!

— Во! Эрнста Федора… и так далее! Поскольку мною получены неопровержимые доказательства того, что сей юноша злодейски убил моего сына любимого, — тут царь всхлипнул и вытер нос рукавом, — Ивана!

— Царь-батюшка! — встряла Марфа. — Да как же этот королевич мог Ваньку ухайдакать, коли из Ваньки пятерых таких королевичей сделать можно, да ещё останется!

— Не лезь, девка, в государственные дела! — рявкнул царь и запустил в дочь державой. — Может, он колдун!

Бабы взвизгнули и попятились, а мужики начали креститься и что-то бормотать.

— Итак, мой приговор, — изрёк царь. — Казнить. И немедля!

Меня отвязали от столба и споро начали прикручивать сразу к четырём коням явно с намерением разорвать на части. Мне такая перспектива совсем не улыбалась, поэтому я закричала на всю площадь:

— Царь-государь! А последнее желание осуждённого на смерть?

— Какое желание? — удивился царь, почесав голову скипетром, отчего корона съехала на ухо. — Что-то не припомню!

— Папенька! — с укоризной сказала Марфа. — Вы ж сами этот закон придумали!

— Точно! — подтвердили несколько бояр.

— А! Действительно! — обрадовался царь. — Ну, проси чего хочешь, только не вздумай о пощаде молить — всё равно казню!

Марфуша ласково смотрела на меня и потирала руки.

— Царь-государь, — заискивающе сказала я. — Дозволь мне одному полчасика в твоей сокровищнице побыть, поглядеть, правда ли твоя казна так богата, как о ней говорят!

Царь призадумался. Посовещался с боярами. До меня долетали обрывки фраз: «Да не убежит, там стены железные!», «Чего ему за выгода, чего за выгода красть-то, всё одно ведь казним!», «Да пусть полюбуется, рожа заморская, от казны не убудет! Законы же блюсти надо!» Царевна Марфа тем временем горько рыдала.

Наконец царь выпрямился, откашлялся и изрёк:

— Дозволяю!

Меня под усиленной охраной препроводили в сокровищницу. Когда за мной захлопнулась тяжёлая дверь, я, особо не отвлекаясь на сияние золота-бриллиантов (хотя кое-что все-таки попало в мой карман), быстро нашла гусли. Играть на них было несложно, хотя, конечно, с гитарой кота-баюна гусли в сравнение не шли… Освоив систему, я задумалась, что бы такое сыграть. «Снова замерло всё до рассвета»? Но тогда замрут не только враги, но и друзья! Мне что, нужна толпа статуй? Подумав пару минут, я выкопала на задворках памяти Газмановских «Скакунов», и принялась петь, вернее, завывать, подыгрывая себе на гуслях. Только я добралась до слов «но теперь меня не удержать!», как двери сокровищницы распахнулись. На улице творилось что-то невообразимое! По площади носились какие-то странные полупрозрачные кони, бесновался дикий вихрь, народ в панике разбегался в разные стороны. Я бросилась в подвал, подобрав по пути брошенные кем-то ключи, отперла дверь и выпустила страшно заросшего и оборванного Никиту-царевича. Тот благодарственно обнял меня, трижды облобызал и тут же смылся. Я для себя решила, что больше никогда не буду целоваться с бородатыми мужчинами, только что вышедшими из тюрьмы после длительной отсидки.

Тогда я, выйдя на крыльцо, крикнула:

— Сивко-бурко!

И тут же передо мной вырос Воронко. Нет, мне это начинает нравиться! Такой сервис! Запрыгнув в седло и крепко прижав к груди гусли, я пустила коня вскачь…

Примерно через час, остановившись в чистом поле, я исполнила сперва «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься.», а потом «Придёт серенький волчок» Тут же передо мной очутились мои спутники.

— Ну ты даёшь! — крутил головой волк. — Ну и задала ж ты им жару!

— Поехали дальше, — сказала я. — Путь нам предстоит неблизкий.